По данным фонда «Общественное мнение», принять участие в политических митингах «против власти» в августе были готовы лишь 3% населения. А перечисляя проблемы, с которым могут быть связаны акции протеста, граждане говорят в основном об экономике: высокие цены, рост тарифов ЖКХ, низкие доходы, безработица.
«Несистемная оппозиция» попыталась сыграть на повышении спроса на социальную повестку, организовывая антикризисный марш «Весна». Идея и тогда казалась сомнительной. Во-первых, экономический протест носит локальный характер и чаще всего привязан к конкретным предприятиям или моногородам (об этом в частности упоминает экономист Михаил Дмитриев в докладе «Между Крымом и кризисом: социальные установки россиян». — Авт.). Такими были протесты после дефолта в 1998 году: возьмем хотя бы «рельсовую войну»: все началось с того, что шахтерам Кузбасса подолгу не выплачивали зарплату, их забастовку поддержали бюджетники и пенсионеры, на которых в первую очередь отражались экономические проблемы государства. Политический же протест, апеллирующий больше к моральным категориям, таким как «честные выборы», «против жуликов и воров», «мир с Украиной», «гражданское достоинство», — история скорее столичная.
Во-вторых, экономический и политический протест поддерживают разные люди. В первом случае это рабочий класс — те же самые шахтеры Кузбасса и пенсионеры, выступавшие против монетизации льгот в 2005 году. Во втором — те, кого журналисты окрестили «креативным классом». Вряд ли идейным сторонникам оппозиции, которая последние четыре года выступала за ту самую «сменяемость власти», близки требования шахтеров Кузбасса.
Быть может, повестка, которую сейчас выдвигают оппозиционеры, слишком размыта? Президент Центра политических технологий Борис Макаренко с такой гипотезой не согласен. «Сменяемость власти» — требование конкретное», — возражает эксперт. Не случайно этот митинг проходит в годовщину съезда «Единой России», на которой объявили о том, что Владимир Путин снова будет баллотироваться в президенты. «Многие люди тогда восприняли это объявление как то, что Путин приходит надолго», — говорит Макаренко. Митинги в 2011–2013 годах, по мнению политолога, были многочисленными, потому что срабатывал мобилизационный фактор — «взрывная эмоция». Действительно, люди заполняли площади после массовых фальсификаций на выборах в 2011 году, 6 мая 2012 года после инаугурации Владимира Путина, после принятия «закона Димы Яковлева», после убийства Бориса Немцова. На митинге 1 марта люди говорили «я вышел, потому что меня это затронуло лично».
Выходит, что дело вовсе не в повестке. «Требование «сменяемости власти» по-прежнему актуально, — говорит Макаренко. — Но сейчас, когда мы имеем дело только с годовщиной, без этой эмоциональной составляющей численность митинга будет сравнительно небольшой».
Подробный репортаж с митинга читайте здесь