Просто есть в обществе расхожее представление о стандартном пути в священство, который якобы проходят все будущие батюшки: растет мальчик в верующей семье (особенно — в священнической), с детства при храме, помогает в алтаре, после школы сразу же по благословению духовника и папеньки с маменькой поступает в семинарию, там пять лет сидит за партой, в конце учебы находит себе жену из регентш или иконописиц, обучающихся тут же, по соседству. Затем его рукополагают и отправляют на приход, где он служит до конца дней своих.
Да, примерно такой усредненный путь и есть, со своими вариациями. Но есть и другой вариант — когда священниками становятся взрослые люди, нередко с высшим образованием, пришедшие из «ниоткуда». Как здесь выглядит процесс и чем подобный священник будет отличаться от выросшего из мальчика-семинариста?
Как известно, в советское время власти жестко препятствовали тому, чтобы священником мог стать человек с высшим образованием — такому практически всегда отказывали при поступлении в семинарию. Зато охотно брали малограмотных юношей из западноукраинских деревень. До сих пор в России служат еще те попы, рукоположенные в середине — конце семидесятых, которые стали маститыми митрофорными (то есть достигшими высших священнических наград) протоиереями. И не просто сами служат, но служат целыми кланами. Можно ради интереса полистать списки клира какой-нибудь российской провинциальной епархии, найдете много одинаковых фамилий: братьев, отцов и детей, племянников, прочей родни. Надо ли уточнять, что в делах проповеди и научения христианской вере многие из этих священников не на высоте, сами бывают полны деревенских суеверий. Зато в вопросах деловой хватки: стройки, нахождения спонсоров, укрепления своего личного благосостояния — с ними мало кто сравнится.
Человек же с высшим образованием в советское время мог пробиться в священство только через отказ от своего статуса: он уходил в кочегары, дворники, в церковные сторожа, а через какое-то время его тихонько рукополагали, порой без семинарии совсем, или он учился заочно, уже будучи священником.
В начале девяностых ситуация изменилась, стали в большом количестве открываться храмы, потребовалось и большое количество новых священников. Тогда рукополагали всех подряд: достаточно было чьей-то рекомендации, человек выучивал 50-й псалом, брал в руки кадило, служебник, требник — и вперед, затыкать духовные дыры. Люди приходили разные: как малообразованные бывшие сантехники, милиционеры, водители, колхозники, так и интеллигенция, порой с научными степенями. Возникло разнообразие среди священства: кто-то недалек умом, но склонен к строительству, кто-то наоборот — не слишком деловой, зато хороший миссионер, проповедник, церковный ученый. И у прихожан появилась возможность, особенно в городе, выбрать батюшку по душе и по уму.
В конце девяностых — начале двухтысячных духовные дыры более-менее были заткнуты, все хлебные места заняты. В это время архиереи стали более разборчивы: уже не рукополагали первого попавшегося с улицы, ставленник (кандидат в священство) должен был иметь хорошую рекомендацию от настоятеля прихода или благочинного (начальника над группой приходов), он должен был тренироваться на приходе: алтарничать, учиться читать на церковнославянском, а также его посылали заочно учиться хотя бы в духовное училище или в семинарию. Но человека с высшим образованием в это время уважали — значит, умный, будет полезен. Таких священников нередко назначали руководить образовательными проектами епархии, миссионерскими, социальными отделами, всегда можно было щегольнуть в прессе, что такой-то батюшка у нас — кандидат таких-то наук.
Но постепенно (и ради этого мы и ведем рассказ) епископат РПЦ понял, что есть существенное отличие между «стандартным» батюшкой семинарской выучки и священником, имеющим в прошлом светское образование и какую-то профессию, навыки самостоятельного выживания. Представители второй группы священства в целом более самостоятельны, склонны иметь свое мнение, порой дерзают возражать начальству и даже в случае чего способны хлопнуть дверью, уйдя на светскую работу.
Когда наступило время патриаршества Кирилла (Гундяева), то выстраиваемая им вертикаль власти не предполагала ничьей самостоятельности, никакой дерзости, возражений или чего-либо подобного. Сначала поголовно всем священникам велели в обязательном порядке получить духовное образование. Уже даже духовное училище (двухгодичное заочное, типа церковного ПТУ) перестало считаться достаточным — всех отправили учиться пять лет в семинарии (церковном колледже). Мне известен анекдотичный случай, когда за парту посадили… декана богословского факультета провинциального православного университета — доктора исторических наук. Знания, ум и умения перестали считаться достаточными — теперь все решали массовость, стандарт и корочка.
А для кандидатов в священники, даже с высшим гуманитарным образованием, халява закончилась: теперь путь к рукоположению лежал только через очную учебу в семинарии, заочка осталась в основном только для тех, кто уже в сане, и для монахов. И многим возрастным людям пришлось бросить работу и семью и сесть за парту, как школярам.
В современной РПЦ, как и во времена власти КГБ, вновь стало очевидно: светски образованные священники не нужны — они опасны, склонны критиковать, могут зарабатывать на стороне, тем самым выходя из-под полного контроля архиерея данной епархии. А вот тому батюшке, который в 18 лет сел за парту в семинарии, а в 22–23 уже стал священником, нарожал кучу детишек и по уши погрузился в приходские заботы, деваться впоследствии от власти епископа некуда. И чем старше священник становится, тем меньше у него возможностей, сил и смелости выступать в чем-либо против абсолютной власти церковного начальства: у него не остается запасных путей, нет навыков, образования, ничего, кроме умения виртуозно махать кадилом, крестить, венчать и совершать прочие благодатные действия, которые кормят его на своем месте, но абсолютно не востребованы в светском равнодушном мире бизнеса и борьбы за существование.
Поэтому сейчас в РПЦ ситуация такова: те из образованных и самостоятельных священников, кто возмущается политикой РПЦ — ее обслуживанием интересов власти, а не народа, порой уходят из служения, «хлопнув дверью». Те же, кому некуда деваться в силу разных причин, продолжают служить, но находят некоторую отдушину, в частности, в соцсетях, анонимно высказывая наболевшее, критикуя сложившуюся ситуацию в РПЦ.
Но выстраиваемая вертикаль власти и тенденция к тотальному подавлению священства со стороны патриархии имеет и обратное действие: в последние годы в семинарии идет все меньше юношей, искренне желающих служить Богу и Церкви. Те же, кто продолжает поступать в семинарии, часто делают это или в силу семейной традиции, или полагая, что у попа всегда будет кусок хлеба. А тех, кто имеет высшее светское образование и профессию, с каждым годом среди священства будет все меньше. Ясно, что это путь к усугубляющейся потере доверия и уважения со стороны общества к РПЦ. Но, как видим, пока патриархию это совершенно не волнует.
Долго ли такое продлится — неизвестно. Всем же искренним верующим юношам, стремящимся послужить Богу в алтаре православного храма, можно пожелать только одно: получите сначала высшее образование и приобретите хорошую профессию. Пригодится в жизни.