"Стоишь вот на пороге, думаешь, плакать или радоваться разлуке, и тут из прежнего мирка доносится вот это", - написал Кураев в своем блоге после последнего заседания епархиального суда. "Вот это" - приведенные им слова митрополита Красноярского и Ачинского Пантелеимона. И впрямь, мягко говоря, неординарные. Не всякий большевистский комиссар подписался бы под такой речью. А тут - православной архиерей, призванный, по идее, сеять доброе и вечное, проповедовать христианскую любовь и всепрощение. Впрочем, судите сами.
"Наши милые подростки, иначе не скажешь, настроены антигосударственно, антиисторически, штрейкбрехерски и, более того, скажу по-русски, предательски, - сетует владыка Пантелеимон. - 14–15 лет человеку, милое дитя. Я недавно услышал рассказ, как в одной школе прошла встреча с генералом, дети начали задавать вопросы не о том, как и почему что-то случилось, а в духе осуждения всего в стране...
Лучше смерть, чем сапог американский и страх. Полуголод, а то и голод - но чтобы правда. Они не видят ничего опасного, а видят опасность в том, что государство само себя защищает в лице законов, президента, губернатора и специальных силовых структур".
Кураев называет высказывание, обогатившее церковную риторику термином "дети-предатели", "обезболивающим" - для себя: "Хочу ли я быть в рядах "смиренных послушников" вот у этого? Хочу ли я, подобно Худиеву, апологетировать любые издаваемые ими звуки? Нет, не хочу... И понимаешь: слава Богу за всё! А вот это цитированное - не от моего имени, пожалуйста. И хорошо бы - не от имени Христа".
Кураев ясно дает понять, что с "прежним мирком", священнической корпорацией, расстается без особого сожаления. И, зная его биографию, это вряд ли можно назвать позой, хорошей миной при плохой, проигранной игре. Вставая перед выбором - чинопочитание или свобода мысли и слова - он всегда выбирал последнее.
Вот, к примеру, что говорил отец Андрей автору этих строк о причинах своего ухода из патриархии в 1990-х - с должности референта Алексия II: "Понял, что это все-таки не мое... Я искренне любил патриарха и защищал его. Но получалось, что я должен профессионально врать. Такая ситуация меня по определению не устраивала. Были и другие аргументы. Накопилось много своих мыслей, текстов... Мне стало просто тесно в рамках официальной должности".
Та наша беседа состоялась девять лет назад, в 2012 году, когда Андрей Кураев кардинально разошелся с начальством во взглядах на известную акцию "Пусси Райот" в Храме Христа Спасителя. И незадолго до его увольнения из Московской православной духовной академии - "за эпатажные высказывания в Интернете и масс-медиа".
Послушнее за эти годы Кураев, как видим, не стал. В другом нашем интервью он так объяснял свою неугомонность:
"Что такое церковь? Мы раз за разом видим, как это понятие отождествляется с узким кругом высших церковных чиновников... Отождествлять мнение церкви и мнение патриарха – это, простите, больше, чем папизм... Как говорит один мой знакомый католик, "опасайтесь несертифицированного папизма!". А у нас сегодня этот несертифицированный папизм цветет и пахнет. И я считаю, что это мое церковное послушание, послушание Церкви Христовой - пищать, что я с этим не согласен. На такую мутацию моей родной церкви я не подписывался, принимая в ней крещение".
О том, в какой мере слова и поступки Кураева соответствуют православным канонам, судить "снаружи" трудно. Это их, как говорится, внутренние, церковные "разборки". От государства церковь сто лет с лишним как отделена.
Заместитель председателя московского епархиального суда протоиерей Владислав Цыпин сравнивает церковную юстицию со служебной проверкой в мирской организации: "Она распространяется на отношения, которые возникают только в связи с добровольным занятием человеком должности в той или иной организации и его согласия на подобную проверку. Альтернатива всегда существует: разорвать связь с этой организацией и ни в каких проверках не участвовать".
Что тут скажешь? Все верно: церковь - дело добровольное. Никто не заставляет тебя надевать рясу, но уж коли надел, коли вступил в корпорацию, то будь добр, подчиняйся ее законам и правилам, сколь бы нелепыми и несправедливыми они тебе не казались. Или уходи.
Но есть одно "но". Многое, слишком многое указывает на то, что, вопреки официальным декларациям, церковь и государство не так уж далеки сегодня друг от друга. Более того, складывается отчетливое ощущение, что РПЦ - часть одной общей "вертикали". Ее духовно-идеологическая ветвь.
Об этом говорят и заявления иерархов РПЦ, касающиеся текущей политической ситуации. Не все они столь зажигательны, как процитированные слова митрополита Пантелеимона, но многие - да, пожалуй, не будет преувеличением сказать, что большинство, - выдержаны в том же духе. В духе полной солидарности с властью.
Об этом говорит и сам суд над Кураевым, до боли напоминающий светские суды по политическим делам. Инаковерующих в России судят по той же модели, что инакомыслящих.
"Был очевидный контраст между вполне доброжелательным ходом общения, составлением протокола суда - и итоговым приговором, - рассказывает Кураев о рассмотрении его апелляции. - Это, плюс очень маленький зазор времени между подписанием протокола и объявлением приговора, показывает, что решение было принято не судом и заранее. И любые мои слова ничего не значили. Суд - не место для дискуссий".
Для сравнения: московские суды рассмотрели 2,2 тысячи административных дел в отношении участников недавних протестов и не вынесли ни одного оправдательного приговора. Ни одного!
Такое сходство "епархий" заставляет видеть в действиях Кураева больше, чем бунт против патриарха и патриархии. А в его беспощадной характеристике церковного аппарата, - не только церковный аппарат: "Тут диагноз требует латыни: ohuentus banalis. Упоение властью, деньгами, безнаказанностью, подмена реальности риторикой и отчетами...
Еще несколько лет назад я спрашивал людей, близких к патриарху: "Скажите, а остался еще в его окружении человек, который может сказать три страшных слова: нет, Ваше Святейшество?" Мне ответили: "Нет, таких людей уже не осталось". Но система без дискуссии и без обратной связи - это, мягко говоря, рискованный проект".
Болезнь у обеих "систем" одна и та же. Один из главных ее симптомов - абсолютная непереносимость тех, кто смеет перечить "святейшествам".