Наркотики и порно от киберзлодея
Для начала - о состоянии информационной преступности в нашей стране.
- На протяжении последних пяти лет мы видим стремительный рост преступлений, совершенных с использованием информационных и электронных технологий, - поясняет начальник организационно-правового управления Генеральной прокуратуры РФ Сергей Плохов. - За прошлый год в общей структуре преступности России - а это порядка 1 миллиона 900 тысяч преступлений — их 40 процентов. Это очень большой процент. И, к сожалению, мы видим, что с каждым годом он увеличивается. Вся преступность переходит в «цифру».
Сергей Владимирович однако делает ремарку про уходящий 2025 год — по статистике за 11 месяцев доля киберпреступлений как будто снизилась на 10 %. Но не всех. Число злодеяний, совершенных с помощью Интернета в отношении несовершеннолетних, выросло. Статистика говорит и о росте преступлений в отношении инвалидов всех возрастных групп.
Что касается видов преступлений — то здесь помимо мошенничеств лидируют порнография и распространение наркотиков. К сведению, сегодня для того, чтобы приобрести «отраву», не нужно никакого личного общения. Чат-бот просит потребителя перевести деньги и сбрасывает фото с тайником, где лежит закладка. Участие человека в этой части наркоторговли — минимальное.
- Раскрывается, к сожалению, только порядка 25% преступлений, совершенных с использованием информационных технологий, - продолжает Плохов. - А процент возмещения ущерба от них по состоянию на 11 месяцев текущего года составляет 8. Можете себе представить, насколько это серьёзная угроза?! Неужели это потому, что наши правоохранители так и не научились бороться с киберпреступностью? Мы глубоко изучили этот вопрос. И выяснили, что подавляющее большинство преступлений против граждан Российской Федерации в информационной сфере совершаются из-за рубежа. Если говорить про мошенничества — в основном с территории Украины. Начиная с 2022 года мы регулярно сталкиваемся с отказами оказании нам правовой помощи в поимке преступников. Из базы данных Интерпола удаляются файлы якобы из-за политизированности запросов, исходящих от российской стороны.
Меж тем без взаимодействия между странами с киберпреступностью бороться сложно, в каких-то случаях даже невозможно. Российские эксперты это поняли давно. Еще в 2019 году они инициировали разработку Конвенции ООН. С учётом того, что основная часть переговорного процесса со странами-членами ООН проходила уже после 2022 года, можете себе представить, в каких условиях работала российская делегация. Тот документ, который приняли, — результат невероятного искусства дипломатии.
- Переговоры были сложнейшие. И практически столкнулись два подхода, - говорит Плохов. - Первый - прагматичный, правоохранительный, который был ориентирован на реальную криминализацию опасных деяний. А другой - политизированный, который пытался ограничить использование инструментов расследования киберпреступлений. Мы отстаивали позицию, что Конвенция — это прежде всего правовой, а не политический инструмент. И со временем мы достигли того, что к нашей позиции стала присоединять всё больше государств — в Африке, Азии, Латинской Америке. В конечном итоге мы пришли к тому, что сегодня ее уже подписало более 70 стран, в том числе члены Европейского союза.
Итак, что главного можно сказать о Конвенции?
Это первый универсальный договор в сфере борьбы с киберпреступностью. Он предусматривает создание сети контактных пунктов, которые в режиме 24 на 7 будут взаимодействовать, собирать, хранить и оперативно предоставлять доказательства совершения преступлений.
По словам экспертов, в документ вошли в основном те составы, которые в УК РФ содержит глава «компьютерные преступления». Не попали туда ряд преступлений общеуголовной направленности, которые, как считала Россия, важно было бы включить. Но! Конвенция предусматривает принятие дополнительного протокола, и уже есть проект, подготовленный Генеральной прокуратуры РФ. Он предусматривает криминализацию Конвенцией таких деяний, как терроризм и его финансирование, реабилитация нацизма, незаконный оборот оружия и торговлю наркотиками, вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. В связи с этим Плохов отдельно упомянул последний трагический инцидент, который произошел в школе в Московской области.
Цифровой контроль над педофилом
- Как общество относится к тому, что государство ограничивает ему доступ к Интернету? - Этот вопрос профессор МГИМО Элина Сидоренко задала автору этих строк. После чего развернулась горячая дискуссия.
Если говорить откровенно - общество это не одобрят. Что греха таить, это ведь своего рода акт насилия. Но, как утверждал философ Петр Кропоткин, государство по самой своей сути есть генератор насилия. Однако только оно - гарант безопасности и выживаемости общества в том числе в новых цифровых условиях.
Возьмем к примеру ребенка. Совершают ли по отношению к нему насилие родители, запрещая ему брать острые предметы, совать пальцы в розетку, брать в рот все подряд и т. д. и т. п.? Да. Но делают они это из любви. Может государство выступить в роли взрослого, который запрещает пользоваться опасными сайтами, блокирует определенный контент? Наверное, да. Но почему дети прощают родителей и слушаются их? Не только ведь и не столько из-за страха наказания . Они чувствуют, что все ограничения вызваны искренней любовью к ним и заботой о них. «Ты для меня главная ценность — я хочу оградить тебя от боли», - как бы говорит мама ребенку, отбирая у него горячий утюг. А что говорит государство взрослому гражданину, блокируя доступ к ряду соцсетей? Из любви ли оно это делает? Из признания его жизни — высшей ценностью для государства?
Если так, то это очевидное благо. Если нет, то возникнет непонимание между обществом и властью, обыватели будут обходить запреты и т. д.
Но если взрослые в мире цифры могут «выплывать», то дети рискуют утонуть (что и происходит). Жесткий, жестокий контент, развратные видео, чаты, где говорят на языке вражды и ненависти... Со всем этим наши дети сейчас рискуют столкнуться каждый раз, когда заходят в интернет. Должны ли только родители за это отвечать? Способны ли они? В некоторых семьях родители установили жесткое правило — мобильные телефоны детям до 7-8 класса не дают, интернетом разрешают пользоваться только во время подготовки школьных заданий. Но ведь не везде и всегда так. В абсолютном большинстве семей детям чуть ли не с пеленок дарят телефон — чтобы заняться своими делами. А в Сети не спокойно, там ужас и жесть... И все претензии тут у родителей к государству, почему-де не запретило, не заблокировало.
В своем докладе я привела в пример ограничения в Московском суворовском военном училище. Там дети могут пользоваться только кнопочным телефоном раз в день, чтобы позвонить маме или папе и сказать, что с ними все хорошо. Результат — они много общаются друг с другом, по-настоящему дружат (отсюда — «суворовское братство»), у них по-другому работает мозг. И если вначале обучения суворовцы считали ограничение едва ли не наказанием, то в конце — благословением.
«Все думают, что в Интернете свобода, а он на самом деле ее лишает», - сказала после моего выступления сотрудница Института философии. Она имела в виду, что поведение и даже мысли человека, который проводит много времени в Сети, можно предсказать и даже запрограммировать. Так что ограничения для детей, выходит, оправданы, если мы хотим их уберечь. А вот для взрослых... Очень спорно. Но в ряде ситуаций «цифра» могла бы помочь с надзором за некоторыми нездоровыми категориями граждан. Можно было бы подумать над таким цифровым надзором за педофилами (педофилия не лечиться), другими психически нездоровыми гражданами, которые совершают преступления на фоне болезни и после освобождения не становятся менее опасными.
С тех пор, как повсюду появились камеры, преступность снизилась. Но совершают ли люди меньше преступлений, потому что стали совестливее? Или из-за страха быть пойманными? Как заметила профессор МГИМО Элина Сидоренко, путь к «обществу всеобщего благоденствия» не в цифровом контроле как таковом, а в том, чтобы цифра служила человеку, а не заменяла его совесть. Но важна трансформация прав человека в условиях новой реальности. И Россия готова разрабатывать Международные стандарты для цифрового пространства.