Искать Татьяну Павловну в ее питерской квартире на Брюсовской улице до первого снега бесполезно. Все теплое время года она с мужем живет в глубинке — деревне Самша Тверской области. В том самом доме, где в 1950 году появилась на свет.
Но и в родовой усадьбе застать ее не удается. “Отправилась в паломническую поездку”, — говорят в поселковом сельсовете.
Я встречалась с Татьяной не раз и знала о ее истовой вере.
Миловидная, хрупкая, с глазами той самой озорной восточной лани — она хотела говорить только о Боге: “Господь однажды допустил, чтобы я снялась в кино, но он же и хранил меня от скоротечной славы человеческой, я не стала актрисой, я не стала классической балериной, меня избрал Бог, чтобы я выполняла волю его и служила ему”.
Татьяне не нравилось, что ее сравнивают с младшей женой в гареме Абдуллы и бросают вслед фразу: “Покажи личико…”
От некогда природно сросшихся бровей не осталось и следа. “Я однажды их выщипала — они больше не выросли”, — разоткровенничалась, выглянула наконец-то из-под “паранджи” Татьяна.
О том, как попала на культовую роль, хозяйка обмолвилась мельком: “Прогуливала урок в балетном училище и попалась на глаза киношникам. Помню, испугалась, подумала, что поведут к директору за провинность”.
Удивительно, но первые 4 месяца в роли юной жены снималась другая Татьяна — Денисова. Цирковой артистке предложили выгодный контракт с собственным номером. Пришлось срочно искать замену.
“Я тщетно ходил по вузам и школам Ленинграда, — делился со мной ассистент режиссера, вездесущий Николай Конюшев, — а как-то вечером пошел встречать из хореографического училища знакомую девушку, там, на лестнице, случайно и увидел Таню Федотову. Темноглазая, легкая, небольшого роста — она точно подходила по типажу. Я пошел к директору Вагановского училища, он очень удивился, что мой выбор пал именно на Федотову, она у них считалась этакой “серой мышкой”.
Татьяна была еще более откровенной: “Чувствовала себя в хореографическом училище “гадким утенком”. Попала туда “по разнарядке” из танцевального кружка интерната”.
В казенном доме вместе с ней жили и учились ее многочисленные сестры и братья. Родители просто не в состоянии были прокормить большое семейство. Худышка из крестьянской семьи никак не вписывалась в балетное окружение. Бывало, что и занятия прогуливала, и болезни придумывала, и даже дома в шкафу отсиживалась, лишь бы не появляться в училище.
Она чувствовала себя не в своей тарелке и на съемках фильма. Юная Таня попала в пустыню в уже сложившийся коллектив, когда добрая половина картины была уже отснята.
* * *
С пустыней возникли проблемы. В Каракумах выпало так много дождей, что пески скрылись под высокими травами. По просьбе режиссера Владимира Мотыля солдаты Среднеазиатского военного округа за пару недель пропололи десятки квадратных километров возле туркменского города Байрам-Али.
Гарем был подобран из девушек и женщин разного типа. По задумке режиссера Владимира Мотыля, одна должна была быть красивой, другая — высокой, третья — юной… Восток должен был быть художественный, романтизированный.
Лишь двое из дочерей ислама были профессиональными актрисами — Галина Умпелева и Татьяна Кричевская. Причем лица Галины, ставшей позже ведущей актрисой Екатеринбургского драматического театра, зрители так и не увидели. Питерскую актрису Татьяну Кричевскую зрители запомнили по фразе: “Когда я была любимой женой, мы видели нашего господина каждую ночь…” Все остальные “гаремные девочки” были непрофессиональными актрисами. В их составе была и баскетболистка из Латвии — Велта Деглав.
“Высокорослую “жену Абдуллы” я привез из Риги, — вспоминал Николай Конюшев. — Нужные нам типажи я искал везде. Например, часть бандитов для шайки Абдуллы я присмотрел в пивном баре “Пльзень” в парке имени Горького. Старшую жену, Аллу Лименес, нашел на проходной завода. “Пленительную восточную газель” Лиду Смирнову я увидел за прилавком магазина “Синтетика”.
Исключительно из любви к кино приехала в жгучие пески Туркмении, чтобы сняться в роли одной из жен гарема, научный сотрудник, знающая несколько языков Светлана Сливинская. Она была самая “представительная” в гареме.
“Самое сложное для срочников было освоить мелкий, семенящий шаг, — рассказывал режиссер Мотыль. — Они все время сбивались на строевой. Так и снимали — старшина командовал “шагом марш!”, я кричал “отставить!”
Однажды из одного из кратковременных “отпусков” не вернулась на съемки колоритная Зина Ахматова. Режиссеру же позарез нужно было доснять крупный план с ее участием. На поиски Зины в Ленинград был откомандирован Николай Конюшев. Зина как в воду канула! Со снимаемой квартиры съехала, а куда — неизвестно.
Помощник режиссера сделал невозможное. Обходя методично один за другим питерские рестораны, он обнаружил “восточную красавицу” в “Астории”. Зина занимала клиента и, по всей видимости, была на хорошем заработке. Гаремная девочка оказалась валютной проституткой! Она ни за что не хотела возвращаться в пустыню. Но Конюшев ее все-таки привез.
“Восточная красавица” была весьма неравнодушна к мужскому полу. Из-за гибкой газели в съемочной группе возникали всевозможные эксцессы, вплоть до потасовок.
Но однажды в местном парке не за Зину Ахматову, а именно за Татьяну Федотову туркменские кочевники предлагали Николаю Годовикову, по фильму — Петрухе, большие деньги. Завязалась драка. Красавица чуть не оказалась в настоящем гареме. К счастью, юному актеру вместе с подоспевшим другом удалось отстоять Гюльчатай.
* * *
Режиссером-постановщиком был задуман необычный финал. По прошествии лет Сухов должен был встретить своих подопечных, каждая из которых “свободно трудилась” — рыла землю в респираторе под оросительный канал. И вновь бы зазвучала забавная “поверка-перекличка”: “Зарина, Джамиля, Гюзель…” Но эта концовка не понравилась сценаристу Валентину Ежову. Жизнь написала свое продолжение “советского вестерна”.
Гюльчатай в фильме — дочь своего народа, неграмотна, застенчива, но очень любознательна. Татьяна Федотова во многом повторила ее судьбу.
Закончив хореографическое училище, она не попала на большую сцену, осела в танцевальном ансамбле в “Ленконцерте”.
“Я как-то остановился в гостинице “Ленинград”, — делился с нами Николай Конюшев, — пошел в ресторан поужинать, смотрю — Таня танцует в кордебалете. Я не стал подходить, чтобы не смущать ее”.
В коллектив пришел работать композитор Геннадий Кузьмин, который вскоре и назвал Татьяну “своей любимой женой”. С разницей в семь лет в семье родились сын Сережа и дочь Мария. Карьере профессиональной танцовщицы Татьяна предпочла роль жены и матери. Оказалась истинной “женщиной Востока”.
Рано выйдя на творческую пенсию, она устроилась работать уборщицей в Русский музей.
“Все знали, что я актриса, что я Гюльчатай, а я ходила с тряпкой в руках и не стеснялась этого. Славила Господа и благословляла всех людей, которые там работали, — откровенничала Татьяна Федотова-Кузьмина. — Копни любого человека, который живет без Бога, — у всех какие-то тупики, трудности, безобразия в жизни. И у меня то же самое было, пока я жила без Господа. Я, можно сказать, на дне была: и курила, и пила, и чуть по рукам не пошла, пока Господь меня не остановил”.
Живой интерес к православию Татьяна пыталась вызвать в каждом, с кем общалась, даже Николай Годовиков — Петруха — с женой под ее духовным руководством прошли водное крещение. Но вскоре бывший партнер по съемкам признавался: “Татьяна — глубоко верующий человек. Не хочу ее обижать, но, мне кажется, она стала сектанткой. К христианской церкви эти люди не имеют никакого отношения: что-то непонятное поют, пляшут, снимают помещения в различных кинотеатрах”.
На вопрос, как же домашние воспринимают ее православный радикализм, Татьяна замечала: “Я за них за всех молюсь”.
Ее дети давно обзавелись семьями. Сын Сережа работает строителем, дочь Мария — косметологом. Придя к вере, Татьяна все чаще стала бывать в селе, где родилась. С мужем они выкупили часть родительского дома, где теперь и живут все лето и осень, с огорода и кормятся.
Часто Татьяну видят в евангельской церкви Христа Воскресшего в Твери. Свежий ли воздух деревни, физический труд или незлобивость характера повлияли на то, что она удивительно молодо выглядит.
Но на комплименты Татьяна не реагирует. “Гюльчатай” живет в своем мире, не смотрит телевизор, не читает газет. Лицо она приоткрывает только Богу.
Нам стало ясно, что спрашивать о том, был ли шанс у юной Гюльчатай в фильме соблазнить своего господина — Сухова, бессмысленно.
“Ведь что в этом мире? — удивлялась хозяйка. — Похоть очей, похоть плоти и гордость житейская. Я избрала жизнь вечную”.
Мы перевели это по-своему: “Хороший дом, хорошая жена — что еще нужно человеку, чтобы встретить старость?”
