Гастроли театра “Ромэн”, Воронеж, 1983 год. Туда ехали так весело, что паспорт нашел уже на следующее утро, в соседнем купе. Про ящик с красками судорожно вспомнил только за пару часов до начала спектакля. Воскресенье — все магазины были закрыты... Никакой возможности купить краску с романтическим названием “охра землистая” не было. Зато режиссером пьесы “Цыган” был Олег Тимофеевич Хабалов — человек очень темпераментный и знающий много громких слов. Короче, неумолимо близилась “раздача”.
В отчаянии вышел во внутренний двор оперного театра, под ленивый дождик, обреченно плюхнулся на какое-то перевернутое корыто... Спектакль, ободранные донельзя декорации которого с укоризной маячили перед взором, был практически обречен.
Сижу, курю... Под ногами густая грязь. И тут — словно птичий “привет” на темя — рухнуло озарение: так вот же она, охра землистая!!!
Сломавшись в поясном поклоне перед землей-матерью, мигом наполняю корыто воронежской жижей и несусь на сцену... Через несколько минут бережки, мостики и домик выглядят настолько реальными, что хочется спалить их к чертовой матери. Осветители опускают софиты — вся красота сохнет быстро, восторг переполняет меня, вальяжно заказываю в открывшемся актерском буфете чаю...
Во втором акте, когда нехороший человек гоняется в сотый раз по этим мосткам за председателем колхоза с топором, высохшая землица с хрустом аппетитно трескается, отваливается кусочками и с веселым дымком шлепается на сцену. Под сапогами актеров вьется реальная пыль. А в зале… о, в зале слышны приглушенные восхищения, что-то типа: да-а-а, Таганка просто отдыхает!
Знай наших!
* * *
В году этак 1982-м, будучи бутафором театра “Ромэн”, я получил ответственнейшее задание — наваять к субботнику плакат: “Коммунистическому субботнику — наивысшую производительность труда!” Осуществлять роспись надлежало строго “партийным шрифтом номер два”. Трафарет вырезали всем дружным бутафорским цехом целые сутки, получилось — загляденье! Сам Яков Яковлевич, парторг, зашел и пожал руку. Висел плакат аж где-то с месяц — всё как у взрослых.
Зашел ко мне как-то старый приятель. На моей работе была возможность купить пиво в зрительском буфете в любой день и, спустившись за кулисы, неторопливо попить. Такова богемная жизнь. Сидим, тянем пенный напиток. Тут-то он и говорит мне:
— Лёш! Ну и антисоветчики у вас тут окопались!
— Где? Кто?! Откуда им тут быть? Николай Алексеевич Сличенко, тот вообще — народный депутат.
— А глянь на плакат-то! Ишь, как тонко “натянуть” коммуняк сумели!
Гляжу и нехорошо потею...
По красному полотнищу правильными белыми буквами идет задорный призыв: “Коммунистическому субботнику — наивысшую производительность ТУДА!”
* * *
Время, проведенное в театре “Ромэн”, — отдельная песня. Мне сразу четко сказали рабочие сцены: “Тут храм искусства, бубёныть”, — и накачали портвейном до состояния полного изумления. Начиная с третьего дня гастролей большой популярностью пользовались гримерши — именно у них были хоть еще какие-то спиртсодержащие жидкости. Какие-то дикие игры в “жмурки” в гостиничных ночных холлах, посиделки до утра, поездки на вокзалы за добавкой… Несчастный Сличенко ездил, вынимал “узников совести”, давал автографы, периодически освобождая своих подчиненных из лап “охранки”.
Как-то мне вызвали “скорую” в Магнитогорске. Очень эротическая история. Сделали два болезненных укола и посоветовали держать теплый чайник над попой. Держала инструмент моя подружка-костюмерша. Естественно, в этот момент кому-то понадобились сигареты. Света, добровольная помощница, радушно встретила вошедшего словами: “Ужинать будешь? Мы тут как раз чаёк кипятим”. Гость исчез как в кино, когда кадры вырезают. Потом на нас долго подозрительно смотрели некоторые работники храма Мельпомены.
В 1985 году мне вручили государственную награду — медаль “За трудовое отличие”. За постановку в качестве художника спектакля, где наши цыгане гоняли немецких фашистов по всей сцене. Вручал сам Петр Демичев — министр культуры СССР. Потом, налив по полстакана минералки с газом, нам объяснили: “И не надо п...ть, что не было банкета, всё — свободны, сынки”. Медаль, к сожалению, оплавилась на пожаре в “МК”, потому как накануне я в редакцию явился в мундире адмирала (подарок костюмерш театра), на который рядом со значком “Юный птицевод” она и была прикреплена.
Прошло уже черт знает сколько времени, а не отпускает то время. Кстати, единственный раз на меня не ругались соседи за громкую музыку — это когда к нам в гости приехало несколько артистов “Ромэна”. И полночи они пели. Да как! Какой там “Яр” — все пиршество состоялось на нашей маленькой кухоньке. Соседи потом долго ходили за мной, спрашивая: когда второе отделение-то будет? Обязательно предупредите! Так что “Ромэн” — это навсегда!
