Алексей Герман подобных статей никогда не писал, но уходит на первых страницах – как гениальный художник, подаривший нам счастье быть его современниками. И все же не покидает чувство, что, продли Господь его дни, в стране, поделенной на «партию Интернета и партию телевизора», даже его могли бы вскорости изъять из официозного обращения. Однажды он разбудил меня звонком в восемь часов утра и в стиле своих любимых розыгрышей чужим протокольным голосом объявил: «Всем евреям и диссидентам приказано собраться у Лобного места и ждать дальнейших указаний». На дворе было 19 августа 91-го. «Что будем делать?», - спросил он меня уже серьезно. «Бежать из Арканара», - попробовал отшутиться я. Хотя на самом деле было не до шуток. Мало кто из наших знакомых не вспоминал в тот день другую цитату из «Трудно быть богом» Стругацких: «Когда в стране торжествует серость, к власти приходят черные». И хотя лет семь-восемь спустя многим казалось, что все вокруг переменилось безвозвратно, Герман именно тогда взялся за фильм по этому роману. Опасность реинкарнации «совка» витала в воздухе – главным образом потому, что «совок» не выветрился из наших же голов. По первоначальному замыслу Румата должен был быть рыжим: надежды на радикальные перемены у мыслящих людей в тот период олицетворял Чубайс. Как только не иронизировали над режиссером, годами снимающем свое кино. А вышло так, что практически законченный наконец фильм Алексей оставляет нам именно сейчас, когда снова и на кухнях, и в сети обсуждаются на удивление те же грозно нарастающие симптомы.
Алексей Герман был, безусловно, страстным пассионарием. Все, что он делал, делалось истово. Однажды мы поссорились и он целый год дулся на меня за то, что я ему сказал: «На кой черт ты тратишь нервы, силы и время на борьбу со всякими михалковыми и володарскими? Имя им легион, племя неистребимо!» Я считал, что великий режиссер должен не отвлекаясь снимать свое великое кино. А он – что каждый человек, независимо от статуса, должен всеми силами противостоять наползающей с разных сторон плесени. Даже без надежды на победу.
О том, что Герман был потрясающим рассказчиком, человеком редкостного остроумия и в то же время самоиронии, о том, что он вместе с женой Светланой в годы, когда его фильмы «лежали на полке» создал целую плеяду великолепных сценариев, многие из которых не реализованы по сию пору, еще об очень многом будут теперь долго писать и писать – в книгах, воспоминаниях и диссертациях. О том, что он был человеком чрезвычайно тонким и ранимым, наверное, забудется быстрее – с уходом близко знавших его людей. В памяти останется кино. И еще, конечно, то, что он сделал для мирового кинематографа, создав новый киноязык, сделав достойный гения прорыв в этом самом синтетическом из искусств.
Ушел от нас еще один человек-эпоха. Трудно быть гением среди торжествующей серости. Ни дон Румата, ни Алексей Герман не смогли с ней смириться. Прости, Лешенька, за все, что мы тебе недодали. А недодали наверняка. Мы всегда недодаем.
