Как распадется Советский Союз, весь распущенный по амнистии социалистический лагерь, — с кровью, с очень большой кровью, относительно мирно? Сохранится ли Россия и если сохранится, то какая? Насколько она сможет продвинуться к свободе, насколько захочет измениться? В конце восьмидесятых — первой половине 90-х не было на земле вопросов важнее, чем эти.
Всплеск репортажных фоторабот из России, Восточной Европы, море призов, которые выиграли эти работы, — лишь свидетельство той огромной важности для мира вполне конкретных вопросов из нашей жизни: начнем ли мы воевать с Украиной за Крым, будет ли объявлена Уральская республика, сумеет ли Ельцин задавить гражданскую войну в зародыше, вернутся ли коммунисты после выборов в 96-м… Не зря за пять лет дважды лучшим репортерским снимком, достойным Пулитцеровской премии, становились карточки из России. В 1992-м — это поверженный бронзовый истукан Дзержинского (сам памятник сорвали с постамента во время мирной революции 91-го, просто в 92-м подводили итоги прошедшего года). В 1997-м — танцующий на выборах в Волгограде Борис Ельцин. Оба приза получил фотограф “Ассошиэйтед Пресс” Александр Земляниченко.
Пожалуй, оба снимка не были уникальными. И то, и другое одновременно фотографировали десятки репортеров. Упавший к ногам молодых людей бронзовый “гвоздь” Дзержинского Земляниченко сделал выразительнее других. “Зажигающий” Борис Николаевич был хорош на всех снимках. Но и само количество снимавших эти события, и международные призы говорят прежде всего о том, на каком накале мы существовали и о важности происходящего в России для всей планеты.
Итоги всем хорошо известны: коммунисты не вернулись, Уральская республика вновь не родилась, война в Чечне наконец-то затухла. Чем дальше шло время, тем железобетоннее становилась наша стабильность. Есть от этого и издержки. Скажем, выборы отменили, и возникли регионы, где губернаторы по сути владеют всем краем. Журналистам и остальным гражданам объяснили, что нельзя трогать власть руками, — и свободы почти не осталось, и т.д. Но высокие цены на нефть на какое-то время помогли окончательно залакировать образ государства, вполне традиционного для нашей Родины.
Но вот что интересно: все эти годы “строительства стабильности” фотоинтерес к России падал. Конечно, если что-нибудь происходило — выборы там или, не дай бог, теракт, всплеск внимания был. Но краткосрочный. И просто объяснить это нелюбовью к нам, нашей стране невозможно. “Нерв истории” как-то начал перемещаться в пространстве, и фотографы, естественно, двинулись за ним. Россия начала уходить с авансцены, на которой простояла без малого сто лет.
Для ее граждан это, наверное, благо. Нельзя все время жить на пределе, “закладываясь” на “если завтра война, если завтра в поход”… В свое время с авансцены ушли Англия и Франция, Германия и Япония. Когда-нибудь с нее уйдут США, взошедшие туда только после войны. А Китай вроде, наоборот, только готовится занять премьерские позиции. Эта карусель будет вращаться до конца времен.
Но все-таки очень важно уйти в кулисы не слишком далеко. Иначе мир будет проноситься где-то за занавесом, как это было, например, столетиями с великими Индией и Китаем.
В уже почти прошедшем году — и для меня это один из важнейших его итогов — впервые показалось, что мы все-таки слишком далеко ушли в тень. Стали превращаться в какую-то провинцию. Дело не в том, что даже кризис у нас не национальный, а “мировой”, и виноваты в нем, судя по ТВ, только американцы. Не в том, что “Булава” — этот символ новой державности — опять не летит. А союзников теперь приходится искать на краю света, где-то в Венесуэле, куда отправить-то можно всего лишь пару бомбардировщиков.
Весь год мы вместе со всем миром наблюдали настоящее чудо: никому не известный сенатор Обама двигался к самой — объективно — влиятельной должности в мире. И все, что бы ни происходило, было ему на руку. Казавшиеся Голиафами противники падали один за другим. А тут и бабушка вовремя умерла, и экономический кризис добил республиканцев. За девять месяцев из никому не известного чернокожего сенатора он превратился в самого популярного человека в мире. Когда его избрали, десятки тысяч жителей Европы — от Лиссабона до Берлина — вышли на улицы, чтобы приветствовать это событие. Уровень ожиданий от его будущих действий, надежд на него так высок, что эти надежды сами по себе становятся политическим фактором всемирного значения.
Никто не знает, будет ли Обама хорошим президентом для США. Сделает ли он что-нибудь хорошее для остального мира. Готов ли он к такой ответственности. Но мы не можем не видеть, что мир с невероятной скоростью катится в какую-то воронку. И выйдет из нее совсем другим. Каким — непонятно. Ведь сейчас, пожалуй, возможно все. То, что еще совсем недавно казалось абсолютно нереальным, нынче уже пройденный этап.
И Обаме, очевидно, предстоит сыграть какую-то роль во всепланетном представлении и так или иначе остаться в истории навсегда. Он важный элемент пазла, который собирается на наших глазах.
Так вот — в России это очевидное чудо не только не вывело людей на улицы. (Это понятно и не нуждается в объяснении.) Оно не вызвало даже слишком большого интереса и осмысления. Как будто бы нас не касаются события, становящиеся осью мировых перемен. Как будто бы мир сам по себе, а мы — сами по себе. Как будто бы нас не касается, что “гудит земля, как пустой орех…”
И как бы мы ни относились лично к Обаме, такое равнодушие и непонимание чего-то действительно важного и есть верный признак провинциальности.
Сможет ли Россия отсидеться за кулисами, выиграет ли она от грядущих перемен? Невозможно сказать. Человек не может перемещаться по оси времени. А Кассандрам всегда не верят. Но вот что важно: отойти от авансцены, может, и неплохо, но становиться глухим провинциалом, эдакой Латинской Америкой времен Перона — это беда. Это дорога к вечному полураспаду, загниванию и отставанию.
Будущий год скорее всего окажется непростым. Он может многое прояснить, а может оставить и все втуне. Но все-таки нельзя не присоединиться к просьбе пожилого негра, очень похожего на состарившегося Барака Обаму, которого снял еще в 1949 году великий мастер Эллиот Ирвит. Этот негр — просто как посланник из будущего — стоит в темноте, освещаемый только контрастным светом слева и сверху. В руках он держит табличку: “Пожалуйста, продолжайте движение”. О каком движении печалится “старик Обама”, почему его запечатлел Ирвит, в каком подземелье он стоит — бог весть.
Но если мы не хотим совсем оскотиниться, то, несмотря на все трудности следующего года, все-таки должны помнить о каких-то простых понятиях — доброте, гуманизме, благородстве, сострадании. И как бы ни были эти слова затерты; как бы они ни были немодны в современной прагматичной России, где никто не хочет “жевать сопли”, без “продолжения движения” к этим понятиям, мы — страна, народ, цивилизация — просто бессмысленно сгинем за кулисами истории. Так устроен мир, и вот тут перемен быть не может.