Забой не ради славы

Здесь есть все, что должно быть в столице: от своего Белого дома до бутиков известных марок. Нет только гамбургеров. Вместо них — кафешки “Подорожник”, аналог нашего “Русского бистро”, где аншлага, как и в Москве, не наблюдается.  

Еще нет 33-этажных высоток из стекла и бетона, суеты, беготни, душного метро… Кемеровцы могут себе позволить то, что обыкновенные москвичи (не олигархи) не могут: жить в отдельных домах. В Москве для таких капризов горожан свободной земли нет. А в Кемерове частные угодья разбросаны по всему городу. Особенно их много в долине реки Томь.  

Кстати, о реке. С ней у местных жителей связано свое поверье: чтобы супружеская жизнь была крепкой, говорят, новобрачные в день свадьбы должны обязательно проехать либо 7 раз под одним мостом, либо один раз, но под семью мостами (здесь мнения местных разнятся).  

Правда, сами шахтеры в столице области не живут — на работу не наездишься. Поэтому после непродолжительного знакомства с Кемеровом выезжаю из города. Водитель неторопливо давит на газ. Еще 70 км, и мы в Ленинске-Кузнецком — в настоящем шахтерском городе, одном из ближайших к Кемерову.


История гласит: когда-то на месте города было село Кольчугино, названное так по фамилии русского переселенца, который в 1880-х годах обнаружил здесь каменный уголь и заложил Кольчугинские копи. После революции село Кольчугино превратилось в крупный рабочий поселок Ленино, а позднее — в город Ленинск-Кузнецкий (определение “Кузнецкий” добавили, чтобы город отличался от многочисленных других Ленинсков, разбросанных тогда по всей стране).  

Первая шахта с названием “Успех” открылась в 1883 году. У нее был деревянный копер, уголь на поверхность доставляли вручную (позже — на лошадях). Добывали 150 тысяч пудов. Вторая шахта появилась в 1895 году: на руднике уже имелась одна паровая машина мощностью 5 лошадиных сил, среднее число рабочих составляло около 600, из них в забое работали 310 человек. Рабочий день — 11 часов. Поденная зарплата — от 30 коп. до 1 руб. 30 коп. В составе рудничного надзора имелось 3 инженера, окончивших горный институт.  

…Ленинск-Кузнецкий встречал меня новостройками, которые настойчиво вытесняют старые постройки. Здесь живут более 100 тысяч человек. Большинство из них работают на 4 шахтах: имени С.М.Кирова, “Красноярская”, “7 ноября”, “Октябрьская”.  

В городе есть ДК, Дворец спортивной гимнастики, Аллея шахтерской славы и медицинский центр реабилитации шахтеров, супермаркеты, так что он считается достаточно благополучным и продвинутым, комфортным для жизни.


— Только не ко мне, — неожиданно уперся начальник шахты “Котинская”.  Оказалось, у него примета есть, как у моряка: женщина в шахте — к неприятностям.  

— Чепуха! Нет такой! — в один голос говорили мне шахтеры. Причем все, кому бы я об этой “примете” ни рассказывала.  

Горняки народ несуеверный. Но некоторые “заповеди” и у них есть.  

Первая: план не выполнил — денег не будет.  

Вторая: родственникам в одну смену не работать. Например, двум братьям или отцу с сыном. Нельзя. Почему? Случись что, семья без мужчин не должна остаться.  

— А моя примета — вот, — говорит бригадир со стажем Виктор Титаев и протягивает мне каску. С внутренней стороны к козырьку аккуратно припаян православный крестик. — В одной каске я 30 лет. Пять лет назад на шахте серьезно переломался. Думал, не выживу. Очнулся в больнице, весь на растяжках, рядом супруга со святой водой — и этот крестик у меня на руках.  

С тех пор Виктор Иванович с “талисманом” не расстается.  

…В забой я спускалась на шахте “Красноярская” с бригадой Олега Кукушкина, одной из первых в стране добывшей в этом году уже более 1 млн. тонн угля. Слава об этих ребятах летит на весь Кузбасс. Газеты пишут: рекордсмен, современный Стаханов.  

— Как там, в шахте? — спрашиваю.  

— На ближайшие сто лет прогноз погоды один: плюс 18, сыро, темно, местами проливные дожди, — отвечает он.


Дежурная по женской раздевалке Тоня хлопотала вокруг меня. Один за другим она выкладывала на банкетку белую рубашку, серую куртку и штаны, подбирая наметанным глазом нужный размер. Косынка, ремень, резиновые сапоги — вот и весь прикид шахтера.  

Женщина заботливо замотала мои ноги в портянки, достала из шкафа кофту (в шахте-то сегодня холодно, заметила она), вручила ремень и, негромко сказав “с Богом”, показала дорогу в “свет”.  

У ламповой горняков проверяют на алкоголь. Здесь правило такое: пока медику не дунешь, светильник не зарядят. А на шахту без светильника нельзя.  

Первый шахтерский инструктаж прост: не бежать, не суетиться, смотреть на то, что делает наставник. И — работать, работать, работать.  

До шахты едем на автобусе. Затем идем пешком к трубе огромного диаметра. Оказалось: эта труба и есть вход в шахту.  

Вагонетки — деревянные скамейки с железными дугообразными спинками, установленные на рельсах, с грохотом спускают нас на глубину 300 метров.


Мы спускаемся в шахту под резкие сигналы, похожие на клич птицы. Два сигнала — “даешь разрешение на спуск”, три сигнала — “вас понял, спускайтесь”.  

Вагонетки едут, то и дело останавливаясь, чтобы открыть и закрыть большие тяжелые двери, регулирующие подачу воздуха.  

— Работает система шлюзов, — поясняет Олег. — Это делается для того, чтобы воздух поступал равномерно и регулировать уровень метана.  

— Самое опасное в шахте — угольная пыль и газ метан. Метан как спичка, а угольная пыль как динамит, — продолжает меня просвещать бригадир. — Видишь, кругом все белое. Это специальное напыление, его наносят, чтобы в шахте ничего не воспламенялось и не взрывалось.  

Под потолком (если так можно выразиться) замечаю емкости с водой.  

— Это водяные заслоны. При взрыве они опрокидываются и сбивают пламя, — поясняет Кукушкин.  

Свод шахты укрепляется по новой облегченной технологии с помощью решетки и анкеров. Анкера — это железные штыри длиной около 2—3 метров с отверстиями, куда загоняется ампула с химическим составом. Когда анкер крепится, ампулу разбивают, клей растекается, и он плотно “схватывает” конструкцию.  

— Те, кто придумал такую штуку, просто молодцы, — говорят ребята.  

Вагонетки тормозят. Приехали.


Кто бы мог подумать, что под землей может разместиться такая гигантская машина! Кто бы мог подумать, что собрать и разобрать ее можно всего за несколько недель!  

— Это энергопоезд. Он питает энергией главный конвейер — гигантскую машину, которая добывает уголь. Все это одна машина. Ее длина 175 метров, — просвещает меня коллега-журналист Игорь Чикуров. — Комбайн сам отбивает уголь, сам грузит его на главный привод, по нему уголь поднимают на-гора на угольный склад.  

В машине — 102 секции. Каждая управляется от пульта. Чтобы выполнить план, человек должен сделать 6 циклов (читай, шесть раз пройти по выработке вверх-вниз), а чтобы нажать на пульт — 612 раз присесть.  

Сложно это или нет? Попробуйте сами.  

— Впереди уголь — грудь забоя, сзади нас — завал, — говорит Игорь.  

На моих глазах мощная 26-тонная громада из 102 секций приходит в движение. Скребки начинают цеплять уголь, мощные домкраты подтягиваются. Постепенно, один за другим. Сверху — козырек. Всякий раз перед тем, как махина начинает работать, он задвигается и защищает людей от породы.  

— Это еще пласт средней мощности, а бывают совсем тощие. Там ребята вообще полусогнувшись передвигаются. Всю смену работают гуськом, — к беседе подключается бригадир.  

Перерыва как такового в забое нет. Выдалась свободная минутка — перекусил. А такого, чтобы по общему свистку, как в столовой, все дружно сели, “тормозки” разложили, — нет. Ребятам надо выполнить большой объем работы. Иначе не та производительность.


На глубине я сделала сразу несколько открытий и выводов.  

Первое. Оказалось, что лава — это не совсем то, что многие из нас думают. Так могут называть то уголь, то оборудование, на котором он добывается.  

Второе. Шахтеры оказались не совсем шахтерами. По-научному их следует называть ГРОЗами (горнорабочими очистного забоя).  

Третье. Страха или опасности под землей не чувствуется. От людей, находящихся рядом, веет уверенностью и надежностью.  

Четвертое. Здоровье нужно железное. Работа физически невероятно тяжелая! Профессиональные заболевания шахтеров: тромбоз, остеохондроз, ревматизм.  

Пятое. Все ГРОЗы — фанаты своего дела. По закону после 25 лет рабочего стажа они могут идти на пенсию. Ан нет. Работают, пока силы есть. Дома сидеть на печи им неинтересно (кстати, топят печи в частных домах все тем же углем).  

Шестое. О любви шахтеров к работе слагают… анекдоты. Например: “Умер шахтер. Вышел из шахты. Три дня отдохнул и снова спустился под землю”. А вот другой: “Всем людям детей приносят аисты, а шахтерам — кроты”…  

Седьмое. Мечта шахтера — получить хорошую технику и дать план. Потому что чем больше перевыполнен план, тем больше можно получить денег. Средняя зарплата на шахтах — 30 тысяч рублей, у самых производительных может доходить до 70 тысяч. План — 220—250 тысяч тонн угля на человека в месяц.  

Восьмое. Горняцких специальностей множество. Проходчики, очистники, маркшейдеры, взрывники, экскаваторщики... Множество самых различных специалистов, работающих на земле и под землей.  

Девятое. Всех подряд и без подготовки в шахтеры не берут — оборудование сегодня слишком сложное и процессы добычи технологичные. Претендентов в возрасте обяжут как минимум пройти 3-месячные курсы подготовки. Школьникам надо закончить училище.  

Десятое. Шахтеры любят свою профессию и искренне гордятся ею. Хотя никогда не проронят ни слова об этом — такая шахтерская гордость. Настоящие мужчины!  

Честно говоря, после того как я увидела — откуда же берется тепло в батареях и свет в квартире, каким тяжелым трудом добывается уголь, дающие эти свет и тепло, я прониклась глубочайшим уважением к замечательным, мужественным и скромным людям, добывающим “черное золото” из недр земли.  

Остается добавить. Шахты в России работают круглосуточно, в 4 смены. Первая начинается в 8 утра, вторая — в 14.00, третья — в 8 вечера, четвертая — в 2 ночи. Цикл непрерывный. Только в новогоднюю ночь шахты работают в 3 смены. Исключение не делается даже для Дня шахтера. В этот день все горняки по выходе из забоя традиционно поднимают рюмку “за хлебную лаву” и “за уголь без крови”.  

С праздником вас, шахтеры!