Все началось с открытого письма министру Степашину, которое прислала в редакцию милицейская жена Марина АЛТОИЗ, а мы опубликовали. "Почему нашим мужьям задерживают зарплату? — спрашивала Марина министра. — Разве они ее не заработали? Или министр ждет, когда уставшие от бесконечных унижений милицейские жены встанут пикетом возле стен МВД, защищая права своих мужей?" Дальше пошли телефонные звонки. "Когда заступать в пикет?" — с ходу интересовались другие, не менее решительные дамы. Мы, журналисты, не сторонники экстремизма. Пикеты и забастовки — это последние шаги отчаяния, от которых, как показывает практика, лучше никому не становится. Поэтому мы предложили милым дамам другой вариант. Собраться в редакции и без стеснения высказать нашим диктофонам — а через них и министру — все, что накипело, что требует принятия немедленных решений. Такой своеобразный заочный поединок между "землей" (а в гости к нам пришли не только жены сотрудников, работающих на "земле", но и сами сотрудницы ОВД) и "небом", то есть милицейскими руководителями. Пока мы выслушали только одну, обвиняющую, сторону. И вот что узнали. 1-й раунд. Койко-место Куда уставший милиционер несет свое бренное тело по окончании службы? По нормальной, человеческой логике он, как и все люди, должен стремиться к домашнему очагу. Он и стремится. Только вот с очагом большая неувязка. Главной проблемой большинства сотрудников внутренних дел остается проблема жилищная. И по милицейским семьям она бьет больнее всего. Десятилетиями Москва латала свои прорехи за счет "лимитчиков". Вот и "расплодились" в городе милицейские общежития. С 1994 года "лимит" закрыт, но тысячи рядовых, сержантов и офицеров давным-давно потеряли всякую связь с родными местами, их дети родились в Москве, но полноценными москвичами они себя не чувствуют. Потому что у них до сих пор нет не только собственного жилья, но даже надежды когда-нибудь его получить. Валентина ВОРОНИНА, экономист. Муж — капитан, старший инспектор, 23-й год работает в отделе по охране диппредставительств. В семье двое детей. Живут в семейном общежитии на Алтуфьевском шоссе. — Можно сказать, что наши условия лучше, чем у других, — мы живем в трехкомнатной квартире. Но квартира-то эта не своя! Когда сын паспорт пошел получать, я ему сказала: "Ну вот, Саш, теперь тебе, как и нам, напишут в паспорте: "общежитие". Спасибо паспортисткам, не написали. Хоть у него нет этого позорного клейма. Ну сколько же можно ждать? Хочется ведь что-то оставить детям. А сейчас мне стыдно им в глаза смотреть: их отец всю жизнь на "Доске почета" провисел, а жилья так и не заработал. Наталья МАТИЕЩУК, бухгалтер. Жена сотрудника 4-го полка ППС по охране Красной площади. Трое детей. Муж прослужил 18 лет. Также оба не москвичи, поэтому живут в двухкомнатной квартире общежития на улице Шолохова. — На Петровке муж стоит пятым в льготной очереди на жилье. Уже три года все пятый, пятый и пятый... Я у него спрашиваю: "Скажи, хоть один человек за это время квартиру получил?" Он не знает. И непонятно, где это узнать. Ольга ЛУКАШУК, воспитатель, и Марина КУПЧИК, медсестра. У обеих мужья — прапорщики, работают в транспортной милиции на Савеловском вокзале. Служебный стаж — 14 и 18 лет. В семьях 1 и 2 ребенка. — У нас даже не общежитие, а техническое здание 1899 года постройки, которое давно предназначено на снос. Но когда это будет? Шесть семей ждут не дождутся. Никаких условий там нет: ни горячей воды, ни ванны, поскольку 1-й этаж, где была душевая, сдали в аренду коммерсантам. Все разваливается, дом с деревянными перекрытиями — пожары постоянные. Светлана САРЫЧЕВА, юрист. Муж служит в кавалерийском батальоне 4-го полка ППС. 1 ребенок. Светлана — москвичка, прописана у родителей, а муж как иногородний — на койко-месте в общежитии. — Поскольку условия в общежитии не соответствуют никаким нормам, мы вынуждены жить раздельно. Я с ребенком — у родителей, а муж на своем койко-месте. Мы два года писали письма в ХОЗУ ГУВД. Нам отвечают, что "в связи с нежеланием сотрудников покидать данные комнаты расселение общежития невозможно". С каким нежеланием? Все 18 человек только и мечтают оттуда выбраться! Светлана БУСЕЛ, домохозяйка. Замужем за старшим сержантом, который охраняет банки. Стаж службы — 12 лет. 1 ребенок. Живут в 10-метровой комнате коммуналки. — С 1985 года мы стоим в очереди. Когда раскладываем постели, прохода в комнате вообще не остается. Нам говорят: "Вы неплановые". А мы стояли в льготной очереди, теперь — в первоочередной... В какую еще нужно встать? Нам говорят: "Вы — молодая семья, у вас только один ребенок, вы пожить еще успеете". Но если я рожу еще ребенка, куда я его поселю? И жить-то мы хотим не когда-нибудь, а сегодня. Людмила ПИЛЬКИНА, сотрудник ОВД "Бабушкинский". Приехала из Белоруссии, с 1986 по 1993 г. работала в СИЗО №1 "Матросская тишина". Стаж в органах — 12 лет. Прописана в общежитии на койко-месте, на которое сейчас ей не дают вселиться. Фактически — бомж. — В 1993 году я уволилась из "Матросской тишины". И, по решению суда, меня сразу выписали из общежития. Хотя уже в начале 1994 года я вновь начала оформляться в органы. Но ни вернуть свое койко-место, ни получить нового я не могу. Мне говорят: "Вставайте в очередь на комнату, у нас там 1800 человек". Когда ж мне в ней жить-то? После смерти? s t s Вывод очевиден: МВД — не строительная организация и без московского правительства решить эту почти тупиковую проблему неспособно. Когда катастрофически не хватает не только квадратных метров, но даже всеми уже забытых "койко-мест", плодятся очереди. "Плановая", "льготная", "первоочередная" — это ж надо додуматься! А что же правительство? Неужели Лужков не понимает: терпение тех, кто отвечает за порядок в городе, нельзя испытывать бесконечно. Между тем есть способы если не решить проблему сразу, то хотя бы немного снять напряженность. Как объяснили наши очень "подкованные" гостьи, существуют постановления правительства Москвы 1993 и 1994 годов о передаче общежитий семейного типа в муниципальный фонд, которые не выполняются. А это сразу разгрузило бы очередь на жилье. Возможен и такой вариант: заключение контракта и работа непосредственно "под квартиру". Человек заключает контракт не менее, чем на 10 лет, и сразу вселяется в квартиру. Она в его полном распоряжении, но не в собственности. При этом жесткое условие: если ты увольняешься раньше или совершаешь неблаговидный поступок, ты теряешь все. И само жилье, и право на него. Тогда люди будут опасаться брать взятки, совершать другие преступления — им будет что терять. А сейчас сотрудник чем привязан? Зарплатой в тысячу рублей?.. 2-й раунд. Кормильцы — Вопрос для всех. Кто из вас может сказать, что муж способен прокормить семью? Дружный смех. С.Сарычева. — Мой муж приносит домой 1100 рублей. Это ниже прожиточного минимума. А оклад у него всегда был от 310 до 380. Вот было постановление российского правительства увеличить зарплату в 1,6 раза. Ну, увеличат — и все, больше надеяться не на что. — У вас зарплата больше? — Да, раз в шесть. Но я хочу, чтобы семью содержал муж. Хочу иметь второго ребенка, но позволить себе этого не могу. А подработка им запрещена. Н.Матиещук. — Как можно прожить на 1132 рубля? Если бы я не проработала 12 лет главбухом, мы бы все подохли с голоду. А сейчас я осталась без работы... В.Воронина. — Я — экономист, главная добытчица в семье. А он, капитан, получает 1417 рублей. Я его зарплату даже не считаю — копейки. — Получается, именно вы, женщины, — кормилицы в семьях? Все согласно кивают. С.Бусел. Я не работаю по состоянию здоровья, зато мужу приходится работать не сутки через трое, а сутки через сутки, чтобы хоть как-то обеспечить семью. А отдыхать когда? М.Решняк. — Не должен вообще стоять вопрос о подработке. Нужно, как в таможне или налоговой полиции, чтобы какая-то часть украденного и потом возвращенного сотрудниками милиции шла им на зарплату. Мария РЕШНЯК, кандидат юридических наук, преподаватель Академии управления МВД РФ. Сама — сотрудник, а также брат и отец — сотрудники милиции. В органах 17 лет, прошла весь путь от рядового до майора. Москвичка. 1 ребенок. — Нет ли тут опасной личной заинтересованности в том, чтобы крали побольше? М.Решняк. — Все равно будет лучше, чем сейчас, когда милиционеры вынуждены обращаться к тем же потерпевшим с просьбами об оказании спонсорской помощи. В отделениях нет оргтехники, бумаги, конвертов... У офицеров, кстати, зарплата ненамного выше. Вот я, майор, кандидат наук, у меня выслуги 17 лет, получаю 1600. И я не могу сказать, что это адекватная оценка моего профессионального уровня. s t s Весь парадокс в том, что и сейчас при приеме на службу контракты заключаются. Но сегодняшние контракты юридически необоснованны, поскольку регулируются ведомственными нормативными актами. Это простые бумажки, с которыми нельзя пойти в суд. Изменить их форму легко, но МВД почему-то не спешит это сделать. Или не хочет — к чему склоняются все участницы нашей дискуссии. Почему? В новом контракте условия труда и оплаты, социальные льготы и гарантии должны быть не только указаны, но и материально обеспечены. А где взять деньги, жилье? 3-й раунд. Престиж М.Решняк. — К вопросу о статусе. Вот мы — люди в погонах. Военнослужащие имеют право на безвозмездную субсидию на строительство жилья. Но бюджет МВД в этой графе — нулевой. Хорошо, у военнослужащих есть хотя бы жилищные сертификаты. А у нас нет! Но ведь и мы, и они — государевы слуги. Значит, должны быть обуты и одеты, а то не сможем защитить государство и его граждан. С.Сарычева. — Госслужащим, даже самому низшему звену, платят 800 рублей. У наших мужей оклад — 300—380 рублей, а от него все надбавки. Почему же государство уважает одних госслужащих и не уважает других? Еще пример: по закону моему мужу оплачивается путевка для отдыха по средней стоимости 300 рублей. Где купить такую дешевую путевку? s t s Многие из приглашенных дам жаловались, что начальство относится к их мужьям как к бесправным рабам. Например, из общежития очень легко вытащить сотрудника на работу без всякого графика, в любое время дня и ночи. А при первом же "проколе" стараются уволить задним числом без разбирательства (хотя по закону уволить милиционера до решения суда нельзя). Никаких претензий лучше не высказывать, сразу оборвут: "Насильно здесь никто не держит". Трудно уважать ведомство, которое не ценит собственных сотрудников. И почти невозможно добиться народной любви к нему. s t s — У ваших мужей не возникало желания все бросить и уйти из милиции? О.Лукашук. — А куда идти? С.Бусел. — Наши мужья держатся за работу только из-за жилья. Л.Акимова. — Служба была призванием моего мужа. И я считаю, что быть милицейской женой — тоже призвание. В Кузьминках, где погиб мой муж, теперь стоит мраморная доска. 4-й раунд. Память Людмила АКИМОВА, завуч школы. Вдова. Муж, участковый инспектор, погиб при задержании двоих вооруженных преступников. Дочь умерла от рака за 41 день до гибели мужа. Остался сын. — Девочки, я понимаю все ваши проблемы. Но самое-то главное — ваши мужья живы. Вот вы придете домой — в общежитие ли, в коммуналку — они вас встретят и обнимут. А меня уже никто не встретит, только два портрета — дочки, которой было 5 лет, и мужа, которому было 35. Мой сын как-то спросил: "А почему папе не дали бронежилет?" И добавил: "Если бы я был Президентом России, я собрал бы всех вдов, дал бы им оружие и сказал: "Делайте что хотите с этими преступниками". За что я благодарна Богу — так это за то, что рядом со мной друзья мужа. Он работал в 72-м отделении, сейчас ОВД "Кузьминки". Там удивительные ребята — я их обожаю. И благотворительный фонд "Инесса" — наша маленькая семья. Там мы, все вдовы, всегда можем собраться и поддержать друг друга. А гибнет много сотрудников. Только в прошлом году в фонд пришли 33 семьи погибших при исполнении обязанностей. Нина СВИРИДЕНКО, домохозяйка. Вдова. Муж, капитан, старший участковый инспектор, погиб в октябре 1993 года, защищая штаб ОВС СНГ. Это была первая гибель в те трагические дни. Двое детей, есть внук. — В мой дом позвонили в два часа ночи и сообщили, что моего мужа больше нет. Нельзя было кричать, плакать — дома маленькая собачка, залает, разбудит детей. Я дожила до утра и сказала девочкам: "Я не собираю вас в школу, потому что наш папа больше не вернется". С этого дня мы стали сильными, взрослыми и самостоятельными. Ваши проблемы, девчонки, сложные, но решаемые. И никто из вас не сказал: не защищены наши мужья! Сегодня вы — жены, а завтра, не приведи Господь, станете вдовами. Что же делает с мужчинами наше государство? Почему оно их уничтожает? Почему все законы работают против нас? Неужели наверху не понимают, что озлобленные, голодные жены милиционеров, вдовы, инвалиды для страны опасны! s t s После гибели сотрудника при выполнении им служебных обязанностей государство выплачивает вдове пособие — 10-летнюю зарплату мужа. Это приличная сумма, но выдается она всего один раз. Ежемесячная пенсия положена только детям — 40% оклада (у офицеров это примерно 400 руб.) — и только пока они учатся (максимум до 23 лет). Никаких серьезных льгот вдовам не положено. Разве что 50-процентная скидка при оплате квартиры. Даже бесплатный проезд, хоть и продекларирован, не обеспечен конкретными проездными документами. А уж если вдова выйдет замуж вторично, МВД тут же постарается забыть о ней вовсе. s t s Л.Акимова. — В 1995 году московские госпитали были переполнены сотрудниками, раненными в Чечне. Родственники приехать к ним не могли — билеты дорогие, и все наши вдовы скидывались со своих маленьких пенсий, шли и ухаживали за ранеными. Н.Свириденко. — Однажды мы узнали, что в одном госпитале лежит майор сибирского ОМОНа в крайне тяжелом состоянии. Его жена, посмотрев на него, сказала, что его место занял другой мужчина и что дети уже зовут того "папой". Майор не хотел жить — выдергивал свои капельницы, поэтому рядом с ним постоянно дежурили ребята из московского ОМОНа, РУОПа. Мы стали ухаживать за ним и поставили его на ноги, точнее, на костыли. Отправили домой, но жена не пустила его даже на порог. Он поскитался по вокзалам и был вынужден вернуться в Москву, к своим друзьям. Этот инвалид стал моим вторым мужем. — Простите за нескромный вопрос: вы вышли замуж из жалости или по любви? — Ему некуда было деться. Но прошло уже два года, и теперь у нас полное взаимопонимание. Но я хочу сказать о другом. Он получает пенсию со своего майорского оклада. Но 33% из нее вычитают как алименты. И еще берут за то, что пересылают эти деньги. А ему нужны дорогие лекарства, ортопедическая обувь. За 22 года выслуги у него никогда не было своей квартиры: служил в Германии, на Дальнем Востоке — все бараки, бараки... Теперь он, изувеченный в Чечне россиянин, оказался в Москве. И в этом городе у него нет ни каких-либо прав, ни льгот. Устроиться на работу он уже не может. У него нет жилья, прописки, и если со мной что-то случится, он опять окажется на улице. Мы ходили на прием к министру. Нам сказали, что в виде исключения, с учетом его заслуг, министерство готово забрать его единовременное пособие по ранению — 88 миллионов — и взамен выдать ему однокомнатную квартиру. Но вся эта бодяга тянется уже три года. Деньги давно обесценились, и теперь ни на какую квартиру их не хватит. Я-то сильная. Я выдержу. А другие? 5-й раунд. Разное — Читатели, далекие от милицейских проблем, обычно говорят так. Вот вы, дескать, все жалуетесь на тяжелую жизнь, а у каждого отделения стоят ряды иномарок. Что вы им ответите? Кстати, у кого из вас есть иномарка? Дружно качают головами. Н.Свириденко. — Моему мужу-инвалиду подарили "Оку". Конечно, мы были счастливы, но теперь нам нужно заплатить три тысячи рублей налога. Л.Акимова. — Ко мне на улице как-то подъехал на дорогой машине бывший сослуживец моего мужа и сказал: "А ведь муж твой, хоть и хорошим человеком был, а жить не умел". Я и ответила: "Жить-то он умел — он воровать не умел". А этот человек шикарно живет, хоть и простой сотрудник МВД. Вот она, коррупция. С.Сарычева. — Есть, конечно, и такие, кто обирает пьяных. Потому и идет о милиции такая слава, потому и отношение к ней негативное. М.Решняк. — Изменилась мотивация поступления на службу в милицию. Раньше шли за романтикой, а сейчас с конкретной задачей что-то от власти получить. Если так будет и дальше, общество окажется в очень трудном положении. — Как сотрудники милиции относятся к своему профсоюзу? М.Решняк. — По-разному. Те, кому он помог, относятся с уважением. Кто не слышал про него — с иронией. Когда он создавался в 1991—1992 годах, он был популярен, он участвовал в судебных разбирательствах на стороне сотрудников, чьи права были нарушены администрацией. И выигрывал эти иски. С тех пор из него ушло много профессионалов, а те, кто пришел, пока до народных защитников "не дотягивают". Да и руководству его активность невыгодна. Л.Пилькина. — А мне отказали во вступлении в профсоюз. Сказали, что нужно привести еще двоих... Н.Матиещук. — А все отчего происходит? Оттого, что в руководстве МВД совсем нет женщин. Оживление в зале. Реплики: "Мария Генриховна Решняк была бы отличным министром!" М.Решняк. — Ну, если так ставить вопрос, на должность министра я не претендую. А вот его заместителем по работе с личным составом — да, смогла бы. Другое дело, что мужчины в органах совершенно не терпят женщин-конкурентов. На этой "радостной" ноте и закончилась наша беседа. Хотя нет, не закончилась. Диктофоны мы уже выключили, а нашим гостьям совсем не хотелось расставаться друг с другом. За прошедшие три часа они вдруг отчетливо поняли очень важную вещь: поодиночке они — всего лишь доведенные до отчаяния женщины, зато вместе — реальная сила, готовая к серьезной дискуссии с властями. В общем, итогом нашей встречи стал проект создания новой общественной организации — Ассоциации милицейских жен и сотрудниц МВД. Кто захочет присоединиться — пишите нам письма с пометкой на конверте "Милицейская жена". Мы их обязательно передадим в надежные руки. А следующим этапом нашего поединка будут ответы МВД РФ, ГУВД Москвы и московского правительства на вопросы, заданные сегодня женщинами. Ждем-с! В подразделениях ГУВД Москвы работают 7700 женщин, из них 5020 — офицеры. В московской милиции служат: 1 женщина-генерал, 12 полковников, 100 подполковников и 93 майора. Женщины занимают следующие руководящие посты: 1 замначальника ГУВД, 1 начальник управления, 4 замначальника управлений, 52 начальника отделов.
