Почему профессор Преображенский не читал советских газет, в общем-то понятно. Не понятно, стал бы он сейчас читать газеты постсоветские, то есть российские. Потому что свобода слова, конечно же, главное завоевание последних лет российской демократии, но средства массовой информации от этого лучше не становятся. И читать их до обеда по-прежнему не рекомендуется. Все это можно посчитать сеансом мизантропии отдельно взятого журналиста, если бы не материальное подтверждение самых мрачных прогнозов. Подтверждение падением тиражей и рейтингов телеканалов. Можно кивать на тяжелое материальное положение населения, не позволяющее подписываться или покупать газеты. А можно "начать перестройку с себя" и признать, что народ просто устал от агитации и пропаганды, которая со времен статьи Ленина "Партийная организация и партийная литература" так и осталась родовым признаком нашей журналистики. Что люди уже давно хотят просто правдивой и честной информации, что "стране советов" уже не интересны советы, как жить стране. Когда арестовали Гусинского, все думали, что Путин просто не любит прессу. Может быть, в силу прошлой профессии, может быть, из-за каких-то чисто личных негативных ассоциаций. Что ж, бывает: не любит же прессу Примаков. Этого же не скроешь... Оказалось, что это не так. В интервью вчерашним "Известиям" Путин дал политологическое обоснование своей "нелюбви". На вопрос: "Воспринимаете ли вы СМИ как четвертую власть?" — он ответил: "Как власть в ее классическом понимании — нет. Как важнейший элемент демократического общества — да". Заявление по крайней мере очень рискованное. Так недолго и надеть усердно навязываемый Путину колпак "гонителя гражданских свобод" и "русского Пиночета". А это для президента, который дорожит своим международным имиджем, смерти подобно. Но Путин рискует. И нападает на священную еще год назад корову. Точнее, просто ставит ее на место. Корпоративные интересы вроде бы требуют от меня грудью встать на защиту "свободы слова" и не отдать "врагу" ни пяди отвоеванной за последние годы "территории". Но трезвый взгляд на вещи заставляет признать, что защищать-то и нечего. Уже давно нет никакой свободы. Есть только мания величия. Уверовав в свою непогрешимость, в свою всевластность и всемогущество, пресса обменяла на них свою свободу. Потоки "компры" и "сливов" можно считать чем угодно, только не "свободой выражения собственного мнения". Ведь чей-то инструмент по определению не может быть свободен. Его свободу ограничивает держащая его рука. И так будет всегда, пока СМИ не станут самоокупаемы и экономически независимы. Судя по интервью в "Известиях", Путин это, слава богу, понимает. Тогда бизнесом будет не состояние в оппозиции к власти, как говорили на "Гласе народа" в день ареста Гусинского, а само издание и распространение средств массовой информации. Тогда на рынке останутся не "газеты влияния" с самыми мощными спонсорами, а на самом деле популярные и авторитетные издания. Путин не раз говорил, что одна из его основных задач — "отделить бизнес от власти"; лишая прессу громких титулов, он это последовательно делает. Потому что в своем нынешнем состоянии российская пресса является лишь бесправным придатком бизнеса. Так что грустить по поводу того, что мы уже не четвертая власть, не стоит. Нам это только мешало. Слово "власть" вообще очень странное слово: из шести букв в нем только одна гласная. Хорошую вещь таким словом не назовут. Это и "четвертой власти" касается.
