Никогда не думала, что можно вскочить по стойке смирно от одного только звука мужского голоса. И уж тем более — от голоса столь негрозного на вид капитана “Спартака” Егора Титова. Я и не подозревала, каким жестким и строгим он может быть с женщиной. А все потому, что любит... Вот тут-то мне и пришла в голову мысль посмотреть на Егора глазами его жены. Вероники.
— Раньше, когда Егор уезжал, я так рыдала — ужас! — призналась она. — И подружки меня все подзуживали: мол, что ж ты все одна да одна... Теперь-то я уж привыкла. И все равно, каждый раз так хочется его удержать, сказать: “Не уезжай, пожалуйста, не уезжай!” Только к чему это? Ведь знаешь, что все равно уедет. Вот и сейчас на сердце тоскливо. И настроение какое-то не новогоднее вовсе. Да и что это за зима — без сугробов да без метели. Мы даже елку только второго января поставили. И то лишь потому, что я настояла: хочу — и все тут!
— А раньше — никак не получалось?
— Да все как-то времени не было. Постоянно всякие предпраздничные хлопоты отвлекали.
— Хоть не зря — удачно Миллениум встретили?
— Неплохо — сняли на три дня загородный коттедж. Правда, без обещанного отопления. Ну ничего, зато компания была веселая — 11 человек старых егоровских друзей. В общем, душевно согрелись у камина.
— Готовили сами?
— Конечно! Всякие там салатики и вкуснейшую курицу с сыром и майонезом.
— А как насчет тостов?
— Знаешь, у нас каждый сам произносил пожелания в собственный адрес. Не помню, кто это придумал, но, по-моему, идея неплохая.
БЕЛЫЙ СНЕГ И ШОКОЛАДНЫЙ РОБСОН
Егор тоже посетовал на отсутствие снега, снеговиков, снежков и прочих новогодних радостей.
— Ну ничего: нет белого снега, зато есть шоколадный Робсон. Знаете, раньше-то он вообще жуть какой темный был. Прямо шоколадный. Правда, в России заметно посветлел. Но все равно его иной раз в темноте бывает и вовсе не видно. Случается, зовем его, кричим: “Эй, Робсон, Робсон, где ты?” А в ответ только белые зубы во мраке сверкают.
БЕДНЫЙ КАБАНЧИК
Сидим мы, беседуем, но чувствую — чего-то, вернее, кого-то не хватает...
— А любимый пес Паджеро с вами Новый год встречал?
— Наш бедный кабанчик погиб... — немного замялся Егор.
Случилось несчастье этим летом. Титовы тогда жили на даче и однажды собрались за шашлыками ехать, а Пашку дома оставили. Как вдруг он сорвался и выбежал на дорогу — хотел, видно, хозяев догнать. И попал прямо под машину...
— Егор подарил мне Пашку три года назад, — рассказывает Вероника. — Лишь бы я была к дому привязана и в колледж не ходила!
— Нам тогда пятерых щенков на выбор предлагали, — говорит Егор. — Но этот оказался самым красивым — у него одного был белый галстучек. И самым сильным. Стоило бросить косточку, как он всех распихивал и вцеплялся в нее железной хваткой. Но вообще он был очень добродушным. Любили мы его ужасно. И вот — его нет...
Вероника:
— Самое интересное, что Пашка всегда к гостям доброжелательно относился, а когда Анютка родилась, вдруг вообще перестал посторонних в дом пускать... Я его нашим первым ребенком считаю и больше никаких собак заводить не хочу.
Егор:
— А я говорю, заведем! Хочу, чтобы щенок вместе с Анюткой рос и охранял ее.
Вероника:
— Ну если только года через два, не раньше. Сейчас я себе другую собаку в доме просто не представляю.
ВЕК СВОБОДЫ НЕ ВИДАТЬ
— Знаете, никакой свободы Егор мне не дает... — жалуется Вероника. — Учиться запрещает, работать тоже. Когда я заканчивала торгово-экономический колледж, Егор срывал меня с экзаменов: был страшно недоволен, когда возвращался домой, а меня там не было. Он даже все будильники из дома повыбрасывал и маму мою просил по утрам не звонить, лишь бы никуда меня не отпускать.
Егор:
— Ну и что тут такого? Я считаю, учеба не должна идти в ущерб семье. Я ведь и так дома редко бываю, а тут придешь — жены нет. Неприятно. В конце концов, я устаю, скучаю, есть хочется. Естественно, я надеюсь, что любимая ждет меня с готовым ужином. Какие там экзамены могут быть!
Вероника:
— И все-таки мне не нравится, когда из меня делают какую-то рохлю, которая только и знает, что сидеть на диване да ждать, когда любимый вернется, будто я сама ни на что полезное не способна. А я, между прочим, этим летом решила снова в институт поступать. Даже подыскала его втайне от Егора и поехала с отцом документы подавать. Так что ты думаешь — звонит в этот момент муж и интересуется, где я. Пришлось признаться. Тут-то он меня и завернул: никакого, мол, тебе института. Езжай домой!
— Тяжело, когда держат в ежовых рукавицах?
— Конечно. Боюсь стать эдакой закоренелой мамашей-домохозяйкой. Вот иногда, например, смотрю, как няня дочку все по кругу водит и водит — и аж голова кружится. Иной раз даже спрашиваю ее: нельзя ли хоть траекторию ради разнообразия изменить?
— Егор, где же справедливость? У тебя такая жизнь интересная, а Веронике, бедной, так грустно одной, когда ты уезжаешь...
— Ничего, ей дочку растить надо. Хочет работать — пожалуйста, только пусть и Анечку с собой берет. И потом, почему это ей должно быть грустно? Недавно, например, я ее в кино с подружками отпускал...
— Великодушно, ничего не скажешь. А что же, помимо кино у женщины собственных интересов быть не может?
— Почему же, могут. Салоны красоты, парикмахерские, фитнесс-центры, например... Ведь женщина должна постоянно за собой ухаживать, чтобы здорово выглядеть и радовать мужчину. Разве не в этом смысл ее жизни?
НЕЖНЫЙ БРАТ
— Ты и брат такой же суровый, как муж? Небось сестренке и с мальчиками дружить не разрешаешь?
— Она у меня умная, сама понимает, с кем стоит водиться, с кем — нет. Так что я за нее спокоен. И потом, все же знают, чья она сестра.
— А ты не боишься, что кто-то захочет с ней дружить именно потому, что она твоя сестра?
— Не боюсь. Думаю, она уже научилась отшивать подобных типов. И вообще, она просто молодец, учится здорово. Закончила курсы скорочтения и теперь по 2000 знаков в минуту одолевает. Так что у меня тоже есть основания гордиться Ксюшей. Между прочим я сам ей имя придумал. Родители-то собирались сестренку Полиной назвать. Так я тогда им сразу сказал: только попробуйте — моментом из семьи убегу. Мне тогда 9 лет было...
— Сколько вы уже с Вероникой вместе?
— Года четыре. Хотя знакомы лет с тринадцати или четырнадцати. Правда, так сложилось, что мы долгое время не виделись. Но зато уж как встретились снова, так сразу и решили, что будем вместе.
— А по-твоему, законный брак — хорошее дело?
— Для меня женитьба — не более чем печать в паспорте. Никакой разницы не чувствую. Мы ведь и так вместе были.
— Вероника ревнивая?
— Очень.
— Тебе это льстит?
— Так ведь она никогда своих чувств не показывает, — признался Егор с легкой досадой. — Зубы сожмет, щеки надует и ходит так целый день. Того и гляди — со своих 45 килограммов до 55 надуется!
Вероника:
— А Егор, между прочим, тоже ревнив. Причем он целый месяц может в себе обиду держать, а потом, в самый неожиданный момент — возьми да и вылей все разом, как ушат с водой на голову!
— Может, поэтому он тебе и не разрешает в люди выходить? Боится, что ты кем-то заинтересуешься?
— Именно так я и думаю. И потому понимаю его. Но от этого мне не легче. Если честно, я скоро с ума сойду, если не найду себе какое-нибудь занятие.
ПЫЛКИЕ ПОКЛОННИЦЫ
— Егор, Веронику нервируют твои поклонницы?
— Если честно, я их не воспринимаю хотя бы по той причине, что ни одна из них обычного человека во мне не видит. Все они только и говорят: “Ты такой великий, такой замечательный!” — и автографы просят. Причем около Тарасовки таких болельщиц человек по 20 каждый день собирается и по нескольку раз на дню умоляют где-нибудь расписаться. Я уже их даже узнаю всех — к тому же у меня вообще на лица память хорошая. Иногда спрашиваю: мол, на что вам столько автографов, на рынке вы ими, что ли, торгуете? А они отвечают серьезно так — даже смешно: “Нет, мы их коллекционируем!”
— А разве плохо, когда болельщицы так пылко относятся к футболу?
— Да они не к футболу пылко относятся, а к отдельным игрокам. Вот они, к примеру, знают, что Димка Парфенов холостой — да еще и красавчик к тому же. Вот они за ним толпой и носятся. И когда он не выступает, на матчи попросту не приходят. Зато разыскивают его телефон и названивают, когда он травмированный дома сидит.
— Вот оно — тяжкое бремя славы!
— Если б ты знала, — вздыхает Егор, — как она иногда раздражает! Хочешь иной раз спокойно, как все нормальные люди, прийти в ресторан, поесть и заплатить за себя по счету. Так нет же! Обязательно скажут: “Что вы, что вы, ничего не надо. Все за счет заведения!” Аж противно делается...
“Я НЕ СЕСТРА, Я — МАМА!”
Вероника Титова до того тонюсенькая и хрупкая, что выглядит лет на шестнадцать. И потому неудивительно, что, когда она приезжает куда-нибудь с дочуркой-крепышом, ее принимают исключительно за старшую сестру маленькой Анюты.
— В какой-то момент я не выдерживаю и начинаю кричать на всех этих квохчущих сердобольных тетушек: “Да никакая я ей не сестра, я — мама!”
— Ты такая худенькая, тяжело было рожать?
— Ничуть. Как кошка выплюнула. Шутка.
КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА
Что символично, родилась Анюта Титова в день влюбленных — 14 февраля. Егор очень хотел быть рядом с женой во время родов и даже собирался лично перерезать пуповину. Однако поставил Веронике условие: мол, рожай до начала сборов. Но не сложилось... Так что Егор впервые увидел малышку, когда ей было 4 дня.
Что и говорить, Анна Егоровна Титова — девушка с характером. Причем исключительно отцовским. У них с папой даже взгляды одинаковые — внимательные буравчики. И походочка у девочки истинно капитанская. Как, впрочем, капитанской дочке и положено.
ОТЕЦ И ДЕТИ
В сущности, футболисты и сами как дети. А тренер, соответственно, папа.
— Вот к тебе, Егор, Олег Иванович душевно относится?
— Он многим игрокам как отец. Я тоже очень привязан и к нему, и к “Спартаку” вообще. В конце концов, я с семи лет в этом клубе. Так что менять майку особого желания нет.
ЕСЛИ ДРУГ УЕЗЖАЕТ ВДРУГ
— Егор, вы с Андреем Тихоновым — близкие друзья. Каково тебе было, когда он ушел из “Спартака”?
— Как будто руку отрубили. Долго в себя прийти не мог. Сейчас привыкаю постепенно. Но мы часто общаемся. Он постоянно звонил из Израиля. Вообще, если объективно подходить, то все понимали — и он сам тоже, что команду его игра не устраивала.
— Как думаешь, Олег Иванович переживал, что пришлось с ним расстаться?
— Конечно. Но, хоть это и больно, Романцев всегда решительно в таких случаях поступает.
— Не боишься так же, как Цымбаларь и Тихонов, слишком уж в России засидеться?
— Мне это не грозит хотя бы потому, что в “Спартаке” я заиграл гораздо раньше, чем они. И лет мне сейчас значительно меньше, чем им. Кроме того, кто ж знал, что у Андрюхи сезон таким неудачным и тяжелым окажется. Не повезло ему, что и говорить...
— Что ты чувствовал, когда тихоновская капитанская повязка к тебе перешла?
— Ну это вполне закономерно было: в конце концов среди нынешних игроков я в “Спартаке” чуть ли не дольше всех.
— Легко ли быть капитаном?
— Сама попробуй, тогда поймешь! Непростое это дело — буфером служить: ведь приходится многие вопросы решать с руководством. Было время, когда я просил капитана защитить мои интересы. Теперь другие просят меня.
...Думаю, в надежности Егора одноклубникам сомневаться не приходится. Стержень ведь в человеке с детства закладывается, а, судя по рассказу мамы, Титов даже ребенком никогда никого не закладывал: “Один раз в школе какой-то мальчишка нарочно толкнул его спиной прямо на гвоздь. Егор тогда сильно поранился. Но когда мы стали допытываться, что произошло, сын упорно твердил, что упал сам”.
