Последнее время мечты Владимира Ивановича Киреева стали сбываться. В этом году у него наконец появился сын. Высокий, стройный, двадцатидвухлетний, можно сказать, долгожданный. Появился он в селе Сялибо близ Бобруйска в дни отпуска Владимира Ивановича.
Почему сразу двадцатидвухлетний? Сам Киреев немного удивился. Но потом что-то прикинул, подсчитал и всей душой полюбил Андрюшу. Хотел сразу же привезти его к себе в Дмитров, познакомить с женой, дочерью, зятем, внуком, но не смог: Андрюшу еще не выпустили из тюрьмы.
Жена, Любовь Александровна, конечно, несколько занервничала, услышав новость. Несколько неожиданно для нее это прозвучало. Но Кирееву с женой повезло: умная, спокойная женщина, всегда рассуждает здраво. И на этот раз должна понять: дело-то житейское. А случилось давным-давно, еще до их свадьбы. Съездил к родителям на побывку — ведь родители в тех местах, — чего-то как-то не подумал... Зато парень какой вымахал — загляденье! Воспитание, правда, упущено. Но это исправимо. Когда поймет, что ему здесь рады, его любят, что есть отец, который позаботится, — должен перемениться. Так рассуждал Владимир Иванович, принимая ответственное решение. Сына надо одеть, устроить на работу и главное — зарегистрировать по новому месту жительства.
А зарегистрировать Андрея очень даже было где: Киреевы жили в двухэтажном коттедже из красного кирпича. Красный дом на горе, сиреневые дали, розовые взгляды на будущее... Семья переживала красную полосу удачи.
* * *
Еще недавно время тягостно тянулось. Серо и уныло. Глава семейства с серым лицом каждое утро тащился в домостроительный комбинат, где работал то жестянщиком, то сантехником. Комбинат прерывисто дышал на ладан. Зарплату временно не платили. Зимние вечера — в двухкомнатной хрущобе, летние отпуска — на садовом шестисоточном участке. Все как у людей: безработица, безденежье, безысходность. И вдруг — чпок! — какой-то винтик попал в нужную гайку, и жизнь покатилась по другим рельсам. Киреев сделался краснокожим: от зари до зари, оседлав конек собственного коттеджа, гортанно покрикивал вниз на домочадцев.
Хрущоба, садовый домик, участок — все в одночасье было продано. На вырученные деньги приобретен особняк. Точнее — стены будущего особняка. Потому что ни крыши, ни окон, ни дверей пока не было. Пять лет назад семья переехала из-под крыши в поле. Правда, поле было элитарное. У самой опушки кедрового и соснового леса. В генеральном плане развития города Дмитрова оно называлось экспериментальным микрорайоном “Молодежный”.
В отличие от начальников сантехникам да жестянщикам нанимать рабочих не нужно. Все могут сделать сами. А на стройматериалы исходный капитал есть у каждого: продавай, кто смелый, свою квартиру, селись под открытым небом.
* * *
— Может, назовем наш поселок Киреевский? — пошутил Владимир Иванович, когда в паспортном столе спросили о названии места жительства.
Любовь Александровна скромно ответила:
— Пусть остается “Молодежным”.
Пионеров было трое: муж, жена и пятнадцатилетняя дочь Катюша.
Сегодня Киреев, обозревая окрестности с застекленной лоджии, вспоминает:
— Нелегко было поначалу. Понадрывали пупки. Вон Михалыч, — указывает на соседа, — сам за год весь дом сложил. Кирпичик к кирпичику. По веревочке. Все — по книге. Жена ему месила раствор, подавала снизу... А Борис?
Борис, оказывается, продал в Москве две квартиры и купил такой же недострой. Переехал с двумя детьми. Да попал впросак: воды не оказалось поблизости. Три года, пока скважину в поселке не пробурили, не поставили водокачку, цистернами покупал воду.
А дед Иван за оврагом — это же целая история!.. В общем, такие титаны живут в “Молодежном”. Все — на своем горбу...
* * *
В коттедже семья Киреевых увеличилась. Появился зять, а недавно — внук. Семья многонациональная: отец белорус, мать русская, зять немец. Свой немец, из Томской области. Тоже Володя. Его родителей в свое время сослали. Потомок трудармейцев. Они и сейчас — на лесоповале, в одном строю с бывшими зеками. А куда подашься?
Володе-то повезло. Служить направили под Москву. Здесь встретил Катюшу. И только ради любви сменял на коттеджное Подмосковье избяную глубинку. А недавно опять — тук, тук, кто в тереме живет? Это Андрей — тот самый, из заключения. Уже смог приехать. Скоро Владимир Иванович и его поведет в паспортный стол. Уже купил отец вновь обретенному сыну шапку, куртку, словом, все необходимое. Уже ходил с ним осматривать фронт работ на соседскую стройку. Однако бледнолицый Андрей принял решение отдохнуть некоторое время от тяжелого сиротского детства, осмотреться, обвыкнуться. Тем более что ему не приходилось до этого держать в руках ничего тяжелее казенной алюминиевой ложки.
— А как похож! — восклицал Владимир Иванович, потрясая новенькой фотографией, где он запечатлен в обнимку с сыном.
Радостная улыбка Киреева сияет под мышкой плечистого богатыря.
— Разве похож? — вопрос в устах жены Любови Александровны звучал риторически.
— Да как две капли воды! — горячился муж.
Рассудив здраво, хозяйка дома пришла к выводу: с таким трудом отлаженный быт — под угрозой!
* * *
Все проблемы и мечты Владимира Ивановича его супруга привыкла рассматривать со своей точки зрения. В решающие моменты умела перевести жизнь на нужные рельсы. Пять лет назад именно она нашла дом, в который следовало переехать. А ежесекундная реклама нового образа жизни по телевизору окончательно ее убедила: вы этого достойны! Достоинства еще дороже стали цениться после пережитых недостатков. Сейчас, разметая снег со ступенек высокого крыльца, она говорит:
— До сих пор не могу отвыкнуть оглядываться на трубу. Посмотрю, сердце так и захолонет: нет дыма! Потом опомнюсь, у нас же газ! А ведь три года не отходила от котла — каждые полчаса подавай угля! Оттого и покинула швейный цех. Все равно первую зиму — лишь восемь градусов! Цветы мои все померзли.
Дом летел вперед, как паровоз. Жизнь завихривалась следом. Стройка, свадьба дочери, зять, внук... И вдруг то неожиданное письмо буквально оглушило: “Любимый папа!..” А вместо обратного адреса — номер колонии. А сегодня — вот он, уже сидит на диване. Втолковывает зятю, как нужно набивать поддельные сигареты и всучивать их бабкам для продажи на рынке.
Нет, упущенное воспитание здесь ни при чем, — приступила Киреева к аналитическому расследованию, — налицо генетическая несовместимость! Действительно, трудолюбие в их семье — черта наследственная. Взять Владимира Ивановича: ведь он инвалид, в результате несчастного случая был сломан позвоночник, раздроблена нога, несколько лет лежал почти недвижимый, до сих пор мучается — а вот поднял дом! Практически один. Пятнадцатилетняя Катюша была помощницей. Вдвоем вырыли семнадцатиметровый колодец. По всему участку искали воду, нашли в подвале. Кольца лили прямо на месте. Как их иначе закатишь в подпол? Потом отец работал лопатой, дочь таскала ведра с землей. Несколько месяцев у нее заживали кровавые мозоли. Вот она где — наследственность!
Зато Андрей... Две недели живет и ни разу не спросил: “Чем, любимый папа, тебе помочь?” Мать семейства не спала ночами. Цепь ее логических рассуждений можно было измерять километрами. Догадки складывались в уверенность: не похож! Ну ничего нет общего у отца с так называемым сыном. Наконец было выдвинуто несколько практических решений скользкого вопроса. Во-первых, нужно позвонить и выяснить у матери Андрея группу крови. Во-вторых, сосчитать точнее количество недель с того самого момента — про момент вообще хорошо бы поговорить отдельно — и до рождения мальчика. В-третьих, самое верное, самое надежное — устроить экспертизу ДНК.
Любовь Александровна взялась за дело. Телефонные звонки в село Сялибо ясности в расследование не внесли. Ответы нехорошими словами застряли в ушах. Оставалось последнее средство: экспертиза ДНК. Договоренность была достигнута, день назначен. Все вместе должны съездить в Москву, заплатить медицинскому учреждению 800 рублей, сдать необходимые анализы. И все. Все станет на свои места. “Мы решим ваши проблемы!” — убеждал хозяйку телевизор на кухне.
* * *
За сутки до поездки молодому человеку запретили употреблять алкоголь: он, как без особого восторга узнали Киреевы, буквально жить без него не мог.
Накануне вечером просмотр нескольких сериалов подряд не навеял сонного состояния. Свет погасили. Никто не спал.
Но сон — гость коварный. В шесть утра будильник поставил вопрос ребром: кто последний видел Андрея?
Он сбежал, возместив себе моральный ущерб за разлуку с отцом деньгами и ценными вещами из дома.
Владимир Иванович после этого выпил. Несколько дней не работал. Задавал всем один и тот же вопрос: почему?
Любовь Александровна решила, что такой поворот событий лучше всякой экспертизы. После нее три процента остается на колебания, здесь же ответ получен со стопроцентной ясностью.
— Вот когда мы жили в квартире, — рассуждает Киреева, — отчего-то никто нам делать зла не стремился, сейчас же... — Она задумалась. — Чувствуется совсем другое отношение.
И рассказала, как встретила в городе знакомого, с которым долгое время не виделась. Разговор зашел о безработице, безденежье, безысходности. Хотя на последнее у Любови Александровны была своя точка зрения. Знакомый не разделил ее взгляда:
— Конечно, вон этим, на горе, — он мотнул головой в сторону микрорайона “Молодежный”, — не о чем беспокоиться. Всех бы их поставил к стенке и — та-та-та-та-та!
Собеседница ахнула:
— Да что ты! Ведь там и мой дом. Я тоже там живу.
Он с удивлением посмотрел и поспешил распрощаться. С тех пор почему-то не здоровается при встрече.
Дмитровский р-н.
