Этой зимой не только Москва, но и вся Россия были завалены разномастными фарфоровыми змеями и чашками а-ля гжель ценой в 20—30 рублей. Бледноликие уродцы в канун змеиного года раскупались бойко — никто особо и не задумывался, насколько не похожи они на родных “детей” объединения “Гжель”.
А где же гжель истинная, натуральная, услаждающая глаз своей изысканной синевой, за которой гонялись советские домохозяйки и которую, между прочим, высоко ценили коллекционеры всего мира? Неужто иссякли краски, истончали кисти? Или не пользуются больше спросом изделия уникального народного промысла?
Спрос есть — есть и предложение. Да такое, что выловить эксклюзивную ручную вещицу в мутном потоке штампованного ширпотреба скоро станет невозможно.
Гжель упорно вытесняют с прилавков халтурные подделки. Потери, которые несет объединение по вине разросшегося рынка нелегального фарфора, составляют ежегодно не менее пяти миллионов долларов. В 30 деревнях, где исторически развивался этот промысел, знаменитый фарфор сейчас подделывают на шести заводах и в нескольких десятках кооперативах. Именно нагло подделывают, поскольку без зазрения совести ставят на свою продукцию клеймо объединения “Гжель” (или свое, но очень похожее), используют его рисунки и формы. Правда, долгой жизни своим чашкам, самоварам, зверям не гарантируют, так как отработанной десятилетиями технологии не соблюдают.
С местными умельцами соперничают “мастера” из Ростова-на-Дону, Сибири, Тулы... А сколько родной гжельской продукции просто воруют с завода!
Сынок, слышишь,
пишет, а я продаю
40-й километр Ярославского направления. Электричка подъезжает к деревне Игнатьево. Напротив меня сидит женщина — как выясняется, художник. Когда-то она расписывала гжельские чашки и игрушки. Теперь ездит на заработки в Москву.
— Ну а что гжель? На заводе зарплаты маленькие. Вот мастера по вечерам и пашут на кооперативы. Вначале-то с завода просто выносились заготовки с клеймом. Его ставили на еще не расписанную вещь, перед первым обжигом, а дома расписывали, обжигали и продавали всем желающим на базарчике. Потом кооперативы так развернулись, что чуть ли не само объединение захватить хотели. А что — печи у всех есть, мастеров найти не проблема, оборудования недостающего докупили, и — вперед. Покупателям ведь что надо? Белый фарфор да синий рисунок — в нюансах никто разбираться не станет.
На Егорьевском шоссе толпа клубится вокруг столиков, на которых выставлены сотни образцов посуды и скульптуры. В глазах рябит от синевы.
— Откуда? — спрашиваю у продавца, чьи изделия бледностью похожи на вампиров из сериалов.
— На заводе люди выписывают и мне отдают на продажу, — ничуть не смущаясь, отвечает он. И правда, на дне чашки четкое клеймо “Гжель”. Я провожу рукой по краю посудины и чувствую зазубрину. Такой продукт с завода ни за что не выпустят! Да и с расцветочкой изделие явно подкачало.
Рядом столик с речицким фарфором — изготовленным на конкурирующем заводе в деревне Речицы. На дне огромной вазы снова стоит клеймо “Гжель”. И хоть внутри проглядывают еще три буквы “ГФЗ” (“Гжельский фарфоровый завод”), редкий покупатель обратит на них внимание. Индивидуальный почерк речицкого завода, который раньше специализировался на технической посуде — грубоватость стиля, — сохранился на всех его изделиях. Рисунок прост и четок — речицкие мастера воспроизводят его по трафареткам, цвет какой-то сероватенький, вещи облиты эмалью не слишком аккуратно, все в пупырышках... Явный брак!
Среди покупателей большинство оптовики, которые и забирают основную часть товара. Понятно, что в каждый пупырышек они не вглядываются.
Следующий столик разительно отличается от соседей: все-таки ручная работа. Продавец — мужчина в годах, с лукавинкой в глазах — предлагает даме чайные ложечки:
— Вот эти, легкие, я сам делал, они стоят 30 рублей. А те, маленькие, тяжелые — сын, они по 15.
— Почему же вы сына-то так недооцениваете? — не выдержала я.
— Здесь секрет надо знать. А он пока еще не умеет всего, что я могу, — как-никак 40 лет мастером на “Гжели” проработал.
— А где вы глину берете, кобальт?
— За глиной для тонких чашек и ложек в Питер езжу. А кобальт и остальное прямо тут, на объединении, купить можно.
— А клеймо?
Красноречиво разводит руками.
Одни покупают, другие — воруют. “Если все покупать, то в трубу вылететь можно”, — разоткровенничался один из “кооператоров”.
Детки! Гоните бабки!
Производство гжельских подделок поставил на поток... ЦК КПСС. Еще в 1986 году он обязал своим решением все предприятия выпускать товары народного потребления.
Первым сине-белый фарфор под маркой “Гжель” начал производить в промышленных масштабах “Гжельский фарфоровый завод” из деревни Речицы — тот самый, что до 1991 года специализировался на посуде для химлабораторий. А с окончательным развалом СССР, когда заказчики технической посуды напрочь исчезли, навязанный поначалу “несерьезный” товар оказался и для остальных заводов единственной возможностью выжить.
— Откуда у “гжели” взялось столько производителей? Это случайно не филиалы вашего объединения?
— Нет, — голос генерального директора ЗАО “Объединение “Гжель” Виктора Логинова тверд и скучен от бесконечных повторов. — После дефолта 1998 года многие эти заводы вообще закрылись бы, если бы не производили посуду под нашей маркой. И мы были не против: делайте на здоровье! Но вначале будьте добры денежки нам заплатить за технологию росписи, за формы, за рисунки, наименование местности. Ведь мы все это разработали, средства вложили, а они теперь этим пользуются задарма. Не просто копируют — воруют. Выносят в грелках с производства литейный шликер, кобальт, тащат под одеждой формы — их невозможно сделать дома...
И это не одиночки — работает целая сеть, у которой есть свое руководство, своя охрана. Мы как-то отчаялись, наняли юридическую фирму для защиты наших патентов. Так сотрудников этой фирмы во время рейда просто избили.
— Как это — избили?
— Да элементарно. Они только подошли к киоску, спросили: “Почему торгуете подделкой?” Так киоскер глазами сигнал кому-то дал — появились амбалы и та-ак наших людей отметелили!
— Говорят, что завод “Электроизолятор” хочет прикупить и ваше ЗАО? Вообще вокруг вашего объединения все время идет какая-то конкурентная возня...
— Хотят — пусть покупают, я не буду против. Но мне никаких предложений не поступало. У них работает несколько цехов по производству фарфора, которые используют нашу технологию, формы. Они взяли наших бывших мастеров, платят им по 8-10 тысяч рублей...
— А вы не пытались по-доброму договориться с директорами “Электроизолятора”, ГФЗ и других заводов?
— Кто это добровольно платить будет? Скажут, что они делают все по-своему. Вот мы имеем патенты на использование наименования местности, на наши фирменные знаки, технологию росписи кобальтовой краской. Теперь будем подавать в суд, проводить экспертизы, доказывать, что они незаконно используют наш состав шлихта (смесь для фарфора).
Что русскому копейки,
немцу — эксклюзив
Изделия из глины в этих местах делают уже 660 лет — еще Иван Калита, собиратель российских земель, выделил Гжель в своем завещании отдельной строкой. Кстати, само слово “гжель” означает “обжигать”. Но настоящее фарфоровое производство появилось здесь только в XVIII веке. “Гжель” сразу прославилась на всю Россию. И сразу же ее стали подделывать.
В XIX веке знаменитый Кузнецов чуть было не загубил гжельское производство: всех своих конкурентов он пытался разорить массовым выпуском тонкого фарфора с переводными картинками и, соответственно, низкими ценами. Его годовой оборот составлял 2 млн. рублей, а весь гжельский промысел едва зарабатывал 200—300 тыс. руб. Но выстояли...
ХХ век поддержал революцию кичем: фигурками дам в тужурках, красными матросами и пр. И в Гжели рисунок стали выполнять красками на глазури. Старинное мастерство постепенно умирало — рисовальщики теряли навык широкого, свободного мазка кисти, когда синий цвет перемежался десятком оттенков, а каждый цветочек отличался своим сочетанием переходов от синего к бледно-голубому. Чтобы выжить, несколько артелей объединились в предприятие, которое сейчас (после многочисленных переименований) носит имя ЗАО “Объединение “Гжель”.
Постепенно промысел стал приносить стране валюту. Причем цену на товар можно было назначать любую: то, что в России стоило 2 рубля, немец охотно покупал и за 30 марок. Естественно, гжель быстро пропала из советской торговли: любителям приходилось вылавливать ее по комиссионкам, дежурить у заводских ворот. А воры выносили гжельскую посуду из квартир наравне с хрусталем и золотом.
Теперь же ни один вор не станет обременяться сине-белыми вещицами сомнительного достоинства. Поскольку прекрасно знает: на 5 гжельских изделий приходится 95 подделок. Таково соотношение в ассортименте любого российского магазина от Москвы до Норильска.
Подспорье для бюджета
Очевидно, что со всем этим безобразием надо что-то делать. Не ожидая особых милостей от государства, объединение “Гжель” начало собственную войну с подпольщиками. Та, нанятая и “побитая” вначале юридическая фирма деятельности своей не прекратила. Сейчас готовятся многочисленные судебные иски к нарушителям авторских прав. Если же кто-то добровольно купит права на использование торговой марки и технологии, “Гжель” готова взять на себя контроль качества продукции, предоставление законному партнеру новых рисунков и форм, помощь в реализации.
Злые языки поговаривают, что альтернативному производству сине-белого фарфора покровительствует администрация Раменского района. Логинов упорно хочет объединить 30 деревень, где издавна расписывают гжель, объявить регион заповедной зоной — как место традиционного промысла — и развить туризм. Тогда все налоги будут оставаться там же, и эти деньги можно потратить на развитие производства и благоустройство окрестностей. Естественно, администрация Раменского района отпускать доходную отрасль не хочет.
Но ведь существует налоговая полиция, УБЭП. Они-то должны понимать, сколько теряет на всем этом беспределе государство? Не только на “гжели” — ведь есть еще Кубачи, Жостово, Федоскино, Хохлома... Несколько десятков миллионов долларов в год! Вот где зарыто отличное подспорье для российского бюджета.
Борьбу с подделками нужно вести не только в Подмосковье — по всей стране и за рубежом. И только наведя в этой области порядок, можно рассчитывать на устойчивый экспорт и иностранные инвестиции. 15—20% ежегодной прибыли от производства, да еще в валюте — это ведь очень неплохой показатель, а?
КОММЕНТАРИЙ СПЕЦИАЛИСТА
Генеральный директор
АО “Художественные
промыслы Московской
области” Евгений Плещеев:
— С гжелью сложная проблема: ведь любое предприятие, зарегистрированное на территории этого региона, имеет право называть свою продукцию “гжель”. Но рядом обязательно должна стоять расшифровка названия производителя: ГФЗ, “Электроизолятор”, “Галактика”. Но, конечно, формы и рисунки должны быть у каждого свои.
В Жостове получше — кооперативы, поначалу активно взявшиеся производить псевдожостовские подносы, сейчас разоряются, у них падает сбыт.
Тяжелая ситуация с федоскинской лаковой миниатюрой. Кооператоры закупают коробочки под шкатулки, а фабричные художники вечерами их дома расписывают. Получается вроде бы не подделка, а оригинал. Но технология-то полностью не соблюдается! 7—9 раз, как на фабрике, роспись лаком не покрывают и не сушат. И вместо столетней службы шкатулки трескаются через 3—4 года. За последние 10 лет их легальное производство сократилось в 5 раз, поскольку треть прежнего рынка заняли “левые” производители.
