Специалисты предупреждали: во время общения с террористами надо забыть слово “нет”. Однако у властей свои резоны. “Идти на уступки бандитам — унизительно”, — говорят они. По этой причине родственники заложников вчера днем так и не получили разрешения собраться на Красной площади. Но разве людей, у которых в опасности дети, удержишь?..
— А что мы должны были делать? — говорит Марина, жена режиссера Лобанкова, который вместе с детьми, участвующими в спектакле, находится сейчас в зрительном зале “Норд-Оста”. — Конечно, мы нарисовали плакаты и приехали сюда. Причем, когда мы здесь появились, рядом не было ни одного журналиста.
— Мы ехали и всю дорогу тряслись: вдруг опоздаем?! Ведь бандиты поставили условие: собраться до 12 часов, — рассказывают преподаватели лицея, чьи ученики сейчас находятся в руках террористов. — И еще мы очень боимся, что они решат, будто народу на митинг вышло мало. Они потребовали, чтобы было не меньше тысячи человек...
Тысяча — не тысяча, но сотни две примерно в половине первого все же собралось на углу улицы Варварки. Народ старательно кучковался на тротуаре, как бы опасаясь ступить на “несанкционированную” брусчатку Васильевского спуска. Митинг разделился на две части. Одна — это действительно родственники и друзья тех, кто находится сейчас в зале. Артисты театра Розовского во главе с самим Марком Григорьевичем, у которого в заложницах — дочь Саша. Актеры, занятые в “Норд-Осте”, которым по счастливой случайности удалось избежать участи заложников или удалось в первый день бежать через окна. Сейчас они пришли к Васильевскому спуску, чтобы хоть как-то помочь своим друзьям и поддержать их, если это возможно...
Другая часть собравшихся явно пришла, чтобы “помитинговать”. Они то и дело выкрикивали яростные фразы в адрес Кремля и лично президента, как будто нарочно стараясь завести толпу. Но их утихомиривали сами родственники. “Я вас прошу, не надо. Не надо...” — уговаривала неистовых ораторов критик Ирина Паперная. У нее в заложниках были знакомые.
Близкие выступали кратко. По возможности, без эмоций. Они как будто шли “по проволоке”, тщательно взвешивая все сказанное. “Во имя людей, которые находятся сейчас в зале, президент должен выступить и сказать одну фразу: “Война в Чечне закончена. Я вывожу войска”, — это слова Розовского. Сценарист Александр Гельман обратился с призывом к террористам: “Я вас прошу. Вы уже много чего добились. Весь мир услышал ваши требования. Но вы должны осознать, что есть грань, которую нельзя переступать. Сейчас — та самая точка, после которой может случиться непоправимое. Если вам дадут возможность уйти в третьи страны, во имя спасения жизней людей вы должны ею воспользоваться”.
Лично к президенту обращался актер театра Розовского Владимир Долинский, у которого в зале находятся близкие люди: “Владимир Владимирович, я прошу вас! Спасите нас, спасите наших детей! Выведите войска из Чечни!” Резко высказался поэт Юрий Ряшенцев: “Некоторые патриоты утверждают, что выполнить требования террористов — унизительно. Но государство, которое не может уберечь своих детей, должно наступить на горло собственным амбициям...”
Однако государство пока ни на что наступать не захотело. В самый разгар митинга к толпе приблизился крупный человек в камуфляжной куртке и сообщил, что родственники должны немедленно разойтись, потому что “собрание несанкционированное, и если люди не разойдутся, к ним будут применены меры, предусмотренные законодательством”. Телевизионные камеры тут же были направлены на бравого служителя закона, который просил называть его “просто подполковником милиции”. Журналисты с интересом стали выпытывать: что за меры имеются в виду? Будут ли несчастных родственников бить по голове дубинками, запихивать в “УАЗики” и развозить по “обезьянникам”? Подполковник ситуацию не прояснил и ретировался к барьерам, преграждающим вход на Красную площадь. Чуть погодя на митинг приехал начальник УВД Центрального округа Мельников и спокойно попросил родственников разойтись: “Информация по телеканалам уже прошла. Все что могли вы сделали. Требование выполнено. Но мы не должны идти на поводу у террористов. Это унизительно”, — повторил он официальную государственную версию.
Плакаты были свернуты. Родственники заложников собрались ехать обратно в штаб — на Дубровку, туда, где их близкие ожидают новых требований террористов. “Вы не думаете, что террористы просто глумятся над родственниками заложников? “Пойдите туда, встаньте с плакатами, тогда отпустим...” Завтра они пошлют вас еще куда-нибудь...” — спросила я у Марины Лобанковой. “Нет, они не издеваются. Они просто хотят, чтобы их требования услышали”. “Но разве их требования не были услышаны, когда они захватили зал в заложники?” — “Они хотят, чтобы войну в Чечне осудили русские люди. Чтобы это прозвучало из наших уст. Эту войну и в самом деле давно пора заканчивать”. “А что, на ваш взгляд, должны сделать сейчас правительство и президент?” — “Они должны заявить, что война в Чечне закончена, и начать выводить оттуда войска. И они должны объяснить людям, как они собираются это делать”.
Какие-то люди ходили и собирали подписи. “Это подписи под чем?” — спросила я. “Просто против войны в Чечне”. — “И кому вы собираетесь их отдать?” — “Не знаю. Придумаем что-нибудь”, — улыбнулась милая пожилая дама. Ближе к стене здания какой-то товарищ призывал всех москвичей в субботу выйти на несанкционированный митинг. “У вас есть родственники в зале?” — поинтересовалась я у окружающих его людей. “Нет. Мы просто пришли протестовать против войны. Мы всегда ходим...”
