Мне показывают два снимка.
С одного смотрит красивая девушка: открыто и радостно улыбаясь, она обнимает большую овчарку. На другом — худенькое тело, залитое кровью и вжавшееся в угол дивана. Здесь лица не видно. Марина закрывалась от убийцы иконой. Пуля насквозь пробила изображение Богоматери с младенцем, а потом — шею жертвы...
“Именем Российской Федерации” убийца проведет еще один год в колонии-поселении. Ведь его осудили на три года, два из которых уже прошли. А потом он выйдет и будет воспитывать дочку Марины Машу. Потому что он — ее отец.
В деле об убийстве Марины Мельниковой много писем. От соседей, друзей, знакомых. Свидетельства о том, что убийца, Михаил Медведев, постоянно избивал жену, угрожал ей, обещал расправиться с ее родными, заверены всеми необходимыми подписями и печатями. Но хотя суд признал Медведева виновным в умышленном убийстве, прокурор, пользуясь данным ему правом, опротестовал приговор и потребовал квалифицировать действия обвиняемого как “убийство по неосторожности”. Реальные заявления и показания были проигнорированы. Может, служители закона прислушаются к другим свидетельствам? Тем, которых никто не писал, но которые читаются в материалах дела, слезах Марининой мамы, в фотографиях 29-летней жертвы?..
Это письма, которых не было.
“Помнишь, мама, как он первый раз появился в нашем доме? Я помню — так хорошо, как будто это было вчера. Они с папой познакомились во дворе, когда гуляли с собаками, и Медведев предложил отцу работу. Ему почему-то нельзя было садиться за руль. Тебе он даже понравился сначала, ты считала его умным и основательным. Мне-то было не до него: я работала, готовилась поступать в медицинский, встречалась с Виталиком. Виталик был женат, и ты сказала мне, что чужую семью разрушать нельзя. Мы расстались. И мне стало все равно. Медведев приходил чаще, стал дарить мне цветы, приезжал на работу. “Он тебя просто преследует!” — говорила ты. Не знаю, может, так и было. Я, наверное, сама виновата: нельзя встречаться с мужчиной, которого совсем не любишь. Но ведь потом я привязалась к нему. А когда я сказала тебе, что жду ребенка, ты спросила: “Доченька, ты хоть любишь его?” А я ответила: “Если бы не любила, не стала бы рожать”. Я очень хотела ребенка. А ему было наплевать. Он так и сказал мне. И совсем перестал меня замечать. Я помню, родная, сколько вы с папой сделали для меня и Машеньки — и во время беременности, и потом. Я помню, что только вы и еще мои друзья навещали меня в роддоме, помню, как вы забирали нас с Машей. Мне было так тяжело, мама, я тогда уже знала, что у Медведева есть любовница. Он пришел к нам, только когда Машеньке исполнился месяц, — и пришел только за тем, чтобы сказать, что любит другую женщину и жить со мной не собирается. Ну и ладно, сказала ты, мы и без него ребенка воспитаем. Да, так было бы лучше. Но через полгода или несколько месяцев — я не вспомню — он пришел снова. Просил прощения, сказал, что все понимает, осознает, будет жить со мной и Машей. И я его простила.
Тебе, я знаю, не нравилось, что даже после этого он так и не стал заботливым отцом. Что он ничего не покупал Маше, что жил у нас, хотя через подъезд пустовала его собственная квартира. Мне тоже это не нравилось, но ведь он был моим мужем. Во всяком случае, я считала его мужем, хотя мы не были расписаны. А еще через некоторое время мы переехали к нему, и все было хорошо. Он неплохо зарабатывал, мы ездили отдыхать — вдвоем и вместе с Машей, он даже оформил одну из своих квартир на мое и Машенькино имя. Да, почти все это время Маша жила у вас, но ты говорила, что для нее так лучше. И это действительно было лучше, потому что очень неспокойной была его работа. Однажды он влез в долги, и какие-то бандиты приходили к вам в дом, требовали сказать его адрес. Медведев прятался, снимал разные квартиры, я была вместе с ним.
Знаешь, мама, я думаю, все изменилось, потому что я закончила институт — ведь у него не было высшего образования. Наверное, его это раздражало. А еще крупные проблемы с его бизнесом. Медведев начал пить. А выпив, мог сорваться, накричать на меня, ударить. Я не хочу вспоминать ни свой день рождения, когда ты плакала вместе со мной и говорила: уходи от него; ни тот жуткий случай, когда он навел ружье на меня, ничего. Но я не могу забыть даже на минуту, как он кричал, что убьет меня, если я уйду от него, как угрожал тебе, потому что я каждый день приходила к вам. Однажды ты позвонила часов в двенадцать вечера, тебе стало плохо, ты просила: “Марина, приходи, пожалуйста”. Я бросилась к дверям, не переобуваясь, в тапочках, а он ударил меня и заорал: “Не смей туда ходить!” Я плакала, говорила: “Ведь это моя мама, ведь ей же плохо!” А он вдруг успокоился и сказал: “Пойдешь к ней — убью”. Угрозы повторялись так часто, что стали частью моей жизни. Он совсем меня запугал.
Я так боялась, мама! Я боялась за тебя, за себя, за Машу. Ведь Медведев — охотник-медалист, у него в сейфе лежало пять ружей. Но я все-таки решила от него уйти. У нас были друзья, мы разговаривали на общие темы, а Медведев вдруг заявил, что вступил в сатанинскую секту и на Пасху даже посещал какую-то “черную мессу”. Может, он врал, не знаю, но это было последней каплей. И я ушла от него к вам. Ты говорила: хорошо, что у вас с Машенькой есть квартира; давай начнем делать ремонт, а потом переедешь туда и будешь жить вдвоем с ребенком.
А потом он позвонил. Предложил встретиться и переговорить. Сказал, что не обидит, что просто надо обсудить кое-что, касающееся Маши. И вечером я пошла к нему. Он был пьяный и страшно злой. Я не помню, почему я осталась там. Угрожал он мне или я поддалась на уговоры “попытаться еще раз все наладить”? Он ударил меня в лицо и начал душить. Я вырвалась, хотела убежать, он догнал меня, ударил по колену. Мне было так больно! А потом он толкнул меня на диван и принес икону. (Ты мне подарила эту икону со словами: “Она защитит тебе, Марина, она недорогая, но старинная”.) Я видела, как он снова вышел, потом подошел ко мне, в руках у него было большое ружье...
Прости меня, мама...”
“Она часто приходила в церковь. Ставила свечки к иконам, тихо молилась. Иногда она приходила с дочкой — красивой молодой женщиной с удивительно доброй улыбкой. Потом почти полгода ее никто не видел. Иногда во время службы я вспоминал о ней. Много позже я узнал, какая страшная трагедия случилась с ее дочерью. Полгода Любовь Николаевна не могла ходить — после трагедии у нее отнялись ноги, а потом вновь появилась в нашей церкви. Мы долго с ней говорили. Любовь Николаевна плакала, вспоминала Марину. Рассказывала, как дочь тайком от убийцы бегала к родителям, как Маша, ее внучка, не хотела идти в гости к своему отцу, обнимала Марину за ноги и кричала: “Мамочка, не води меня туда и сама не ходи!” Вспоминала, какой одаренной, но скромной была ее дочь, как тепло относилась к своим пациентам. Марина была врачом-гастроэнтерологом, работала в поликлинике МВД. А я слушал ее, а когда она уходила, молился за нее. Что еще может сделать священник?
Потом начались суды. Я видел, что в душе у нее нет ненависти к убийце. Она не желала ему смерти, она добивалась справедливости. Один Бог знает, как больно было этой женщине, когда она видела, что защитники закона выгораживают ее обидчика. Потом ей стали звонить незнакомые люди, она рассказывала, как в трубку кричали: “Собралась в Верховный суд подавать? Да ты не доживешь до него!” Жаловалась, как адвокат убийцы обзывал ее “нищенкой”, а ее собственный адвокат сказал: “Медведев все равно так или иначе выйдет через три года. Требуйте 40 тысяч долларов, я вам помогу; разумеется, о процентах мы договоримся”. Ей не нужны были деньги, она отказалась от этой мерзкой сделки. Больше всего Любовь Николаевна боялась за внучку. Она рассказала, что убийцу не лишили родительских прав, что он пообещал забрать ребенка, как только освободится. Однажды она пришла в церковь вместе с Машей — 10-летней девочкой-сиротой, не по возрасту молчаливой и грустной. Я обещал Любови Николаевне, что буду молиться за них. Знаю, что она снова обратилась в суд и к уполномоченному по правам ребенка, пытаясь защитить Машу от убийцы. Надеюсь, что им помогут”.
“Сегодня мы с девочками гуляли у школы. Я вынесла куклу, и у Насти тоже была такая же. К нам подошел какой-то дядька — я его видела раньше — и сказал: “А я твоего папу знаю”. Мне стало очень страшно, и я убежала домой. У меня нет папы. Мне говорили, что убийца из 53-й квартиры — это и есть мой папа. Но я не верю. У него раньше была собака — бультерьер Гоша. Гоша мне нравился. Он один раз меня укусил, а убийца смотрел и смеялся. Но Гоша все-таки был хороший. А он его убил. Потому что Гоша сидел в кресле и не хотел уходить. Тогда он достал огромное ружье и выстрелил в Гошу. Я была в комнате и все видела. И мама тоже. Мы с мамой стали плакать, а он завернул убитого Гошу в тряпку и вынес в коридор. Потом мы с мамой и бабушкой похоронили Гошу. А потом у мамы был день рождения. На ней было красивое платье, и она была похожа на принцессу. Этот убийца начал ее ругать, а потом повалил на пол и хватал за шею. Я хотела, чтобы он перестал, а он мне крикнул: “А ну пошла в свою комнату!” Я испугалась и убежала в комнату. Но оттуда мне все равно было видно, как он бьет маму. Сначала он ее ударил кулаком по лицу, а потом достал плетку, которой раньше бил Гошу, и начал хлестать мою маму. Потом мы с мамой прибежали к бабушке, мама плакала, и бабушка тоже, и все время говорила: “Мариночка, он ведь тебе зубы выбил”. И у мамы на шее остались следы. А в другой раз, когда он опять ударил маму, она попросила меня ничего не рассказывать бабушке. И я не рассказала. А потом он убил мою маму. И я долго-долго не могла говорить. Бабушка меня водила ко всяким врачам, только они не делали уколов, а просто показывали картинки, разрешали порисовать.
Я думаю, он все равно придет нас убивать. Он ведь убил Гошу, убил маму, и я теперь боюсь. Я видела его на улице, он шел прямо за мной. Я прибежала домой, спряталась под кроватью и говорила бабушке, что надо прятаться. А она мне сказала, что я ошиблась, что убийца сидит в тюрьме и я просто с кем-то его перепутала. Но я думаю, что это был на самом деле он, потому что его, наверное, отпустили. А еще иногда я слышу, как бабушка говорит с кем-то по телефону и жалуется, что убийца скоро выйдет и может забрать меня. И тогда мне делается очень страшно”.
“Я служил Фемиде больше двадцати лет. Сегодня я решил уйти со своей должности. Я знаю, что творится в наших судах, адвокатурах, прокуратурах. Именно поэтому я был против новшеств в Уголовно-процессуальном кодексе. Согласно одному из нововведений статья 246 УПК РФ дает право прокурору отказаться от обвинения. В этом случае обвиняемый должен быть освобожден. Что это значит? Только одно: система взяточничества в судебной системе страны максимально упрощена. Теперь убийце не надо совать деньги следователю, “договариваться” с судьей, искать “выходы” на экспертов. Теперь достаточно всего лишь подкупить прокурора — того, кто по сути своей должен быть неподкупен. Для меня совершенно ясно, что в судебном разбирательстве об убийстве Марины Мельниковой так и произошло. И еще очевидно, что этот прецедент недолго будет “первой ласточкой”.
Нет, я не принимал участия в суде по иску Любови Мельниковой об убийстве ее дочери. Но с материалами дела ознакомился. Здесь не было и не могло быть сомнений: статья 105, часть 1-я Уголовного кодекса, умышленное убийство. Все свидетели со стороны истицы показывали на допросах, что обвиняемый угрожал Марине Мельниковой убийством. Эпизоды совместной жизни убийцы и жертвы не поддаются двойному толкованию: однажды Медведев направил ружье на Мельникову в присутствии знакомых, в другой раз — тоже при свидетелях — избивал ее и угрожал убить.
Судебно-медицинская экспертиза зафиксировала “прижизненные кровоподтеки на шее и в области коленного сустава”. Это значит, что Медведев избил жену, а потом достал из сейфа карабин. Психолого-психиатрическая экспертиза признала убийцу вменяемым и отметила “желание уйти от ответственности”.
Версия защиты обвиняемого не выдерживает никакой критики. По словам адвокатов убийцы, он достал охотничий карабин “Вепрь”, только чтобы “попугать” женщину. На курок нажал случайно, считая, что карабин не заряжен. А ружье оказалось заряженным только потому, что некоторое время назад отец обвиняемого почистил и зарядил его. Показания свидетелей о том, что незадолго до убийства карабин был в рабочем состоянии, а отец подсудимого ни разу не приезжал к нему в квартиру, были проигнорированы. Ни судья, ни прокурор не задали элементарного вопроса: зачем было чистить ружье вне сезона охоты? Дипломированные юристы наивно поверили, что Медведев случайно схватил именно тот карабин, который случайно был заряжен. Охотник-медалист “не заметил”, что оружие заряжено, когда передергивал затвор и снимал с предохранителя. Человек, желающий “только попугать”, бросил обезумевшей от страха женщине икону...
Я видел материалы дела. 13 ноября 2002 года суд признал подсудимого виновным в умышленном убийстве. Наказание было определено в виде 6 лет лишения свободы с отбыванием в исправительной колонии строгого режима. Но возражал прокурор, мой коллега. Используя право, данное ему 246-й статьей УПК, он потребовал переквалифицировать действия обвиняемого на “убийство по неосторожности”. Учитывая протест прокуратуры, коллегия Мосгорсуда переквалифицировала обвинение на неосторожное убийство и изменила наказание. Медведев осужден на 3 года с отбыванием в колонии-поселении. Два года из этих трех уже прошли (с учетом СИЗО). Значит, через 12 месяцев Медведев выйдет на свободу и будет иметь полное право забрать у Любови Николаевны Мельниковой внучку Машу. Убийцу защитил тот, кто должен был обвинять, кто от имени государства должен был требовать максимального наказания.
Когда-то я радовался мораторию на смертную казнь. Вместе со всеми повторял, что наказание должно пугать не жестокостью, а неотвратимостью. Теперь могу только предполагать, чем закончится нынешний правовой беспредел. Мой ответ: самосудом. Все меньше граждан верят в то, что “самый гуманный суд” защитит их интересы, накажет виновного по всей строгости закона. Значит, все больше униженных и оскорбленных будут решать свои проблемы самостоятельно. Я не хочу в этом участвовать. Поэтому я написал заявление об уходе с должности прокурора”.
Дело об убийстве Марины Мельниковой будет рассматриваться в Верховном суде. Надзорная жалоба о лишении убийцы Михаила Медведева родительских прав из аппарата уполномоченного по правам ребенка в Москве передана в прокуратуру.
Письма, которых не было, основаны на материалах дела и показаниях свидетелей. Все факты соответствуют действительности. Имена и фамилии оставлены без изменений.
