Сцена ярмарки, которую снимали в Переславль-Залесском, — одна из последних в картине. И очень важна для режиссера Маргариты Тереховой.
Съемки на натуре — всегда дело непростое. А уж если на площадке под палящим солнцем огромная массовка, большая часть которой — местные жители, обряженные в костюмы чеховских времен, артисты цирка со своим реквизитом, да еще целый “зоопарк” самых разных животных...
Красотища вокруг — глаз не оторвать. Синее небо с легкими облачками отражается в глади озера Плещеево, белеют стены древнего Горецкого монастыря... В ожидании команды “мотор!” живописно разбрелись по зеленому полю дамы под ажурными зонтиками и мужики в красных рубахах и лихо заломленных картузах. Пока еще просто так, для души, сидя среди ромашек, распевает фольклорный ансамбль семьи Кабаевых. Ржут привязанные “для продажи на ярмарке” деревенские кони. Мирно пощипывает травку большеглазая лама. На плече у хозяина грызет орешки попугай Карлуша, лениво дожевывает банан обезьяна Гаврила. Медведица Маша, снявшаяся не в одном фильме, вольготно развалилась в тени грузового “Мерседеса” с надписью “Цирк Артемон”, который и доставил дрессированную компанию из Москвы.
Маргарита Терехова — босоногая, в широкополой соломенной шляпе, коротких брюках и безразмерной синей майке с приколотым на груди букетиком полевых цветов, — словно “летает” по площадке. То она что-то обсуждает с оператором фильма Григорием Яблочниковым, то окидывает глазом, хорошо ли расположены “товары” на прилавках. И тут же обращается к костюмерам:
— Девочки, по-моему, у нашей канатной плясуньи штанишки слишком белые — нельзя ли с этим что-нибудь сделать?..
Пока гримеры причесывают девушку, костюмеры, только что ушившие “вусмерть” ее платье, закрашивают крепким чаем ткань до желаемого оттенка прямо на танцовщице...
— Для меня это очень важная сцена, — говорит Маргарита Борисовна, — она должна “расслабить” Треплева. Мальчик увидит циркачей и словно попадет в другой мир, поймет, что есть еще иная жизнь, и немножко отойдет от своих трагедий. Мы хотим показать, что душа его меняется. Да, конечно, у него роковая любовь — однолюбы тоже бывают. Но в театре невозможно доказать ничего — чем был, что с ним случилось, почему именно так происходит: Треплев там приходит и уходит. Мальчика просто убирают из жизни — и расцветают при этом. У Нины Заречной тоже роковая любовь, но она встала на ножки, как это у женщин бывает.
Вот так гениальный Антон Павлович писал свою пьесу. У меня совершенно точное досье, что он сам был влюблен, причем совершенно неожиданно для самого себя. И носил в кармане револьвер. Меня это так поразило, что я, может быть, попробую поставить спектакль в театре по его письмам про эту внезапную любовь...
Когда я писала сценарий “Чайки”, просто выявила линию Треплева. Для меня было главным проследить за его судьбой и показать, что нельзя, чтобы такие люди исчезали. Без них в жизни плохо...
...И дубль за дублем, до самого заката, гудела ярмарка, бойко раскупались хомуты и ситцы, пели подгулявшие селяне, дети смеялись и хлопали бродячим циркачам, медведица боролась с Виктором Бендой и целовала в губы Людмилу Благодареву. Плясала босиком на горячей от солнца проволоке Аня Дикуль (которая специально для этой съемки вырвалась на один день с гастролей), а печальный Треплев — Саша Терехов — посылал ей в ответ свою улыбку.
