Жаль, что террористы убиты. Говорят, будто один захвачен живым. Это мало. Может, он тупой исполнитель и ничего не знает. А очень хочется, чтобы следователи наконец вычислили заказчиков; очень хочется, чтобы спецслужбы наконец захватили их живьем.
Но сожаление о смерти убийц испытываю не из-за пропавшей информации, не из-за того, что оборвалась цепь, которая могла бы привести к центру.
Сожаление об их смерти — не умственное, а душевное. Они погибли в бою — легкая и почетная смерть. По их ваххабитским понятиям — прямо в рай.
А такие существа должны умирать очень долго, очень мучительно и очень позорно.
Хорошо, что смертная казнь отменена, ибо расстрел для них — награда. Их, живых, надо приговорить к пожизненному и отправить в самые наши жестокие зоны. И авторитетным зэкам сказать: “Смотрите, он не должен быстро умереть, но каждый день, каждый час он должен мечтать о смерти”.
Зэки знают способы, как этого достичь.
...Жуткая история, которую прочел в “МК”, — один из спасшихся мальчиков целый день сидел запершись в своей комнате, а потом залез на дерево и кричал оттуда, с дерева:
— Папа! Папа! Я мочу не пил! Все пили, а я — нет!
Бедный мальчик; он скорее всего пил, как все. Но теперь, спасшись от верной смерти, он пытается спасти свою честь в глазах отца. Он умирает, продолжает умирать от перенесенных в спортзале моральных пыток.
Если мне (относительно цивилизованному жителю Москвы) хочется, чтобы убийцы были наказаны страшно, долго и мучительно, — то что же чувствуют отцы в Беслане? Скорее всего — желание убивать, убивать без пощады.
Это правильное чувство.
Вот только — кого убивать?
Мужику из Башкирии было просто. Он знал, что в гибели его жены и детей, летевших в самолете, виновен именно этот швейцарский диспетчер. Подготовился, получил визу, поехал, нашел и зарезал. И теперь, если получит двадцать лет, то все двадцать лет душа его будет спокойна: он выполнил свой долг.
А тысячи, десятки тысяч осетин — кого им резать?
Если бы банда была чеченская — тогда гнев осетин мог бы выплеснуться на чеченцев вообще. Это очень понятное чувство.
Такое чувство испытывали 200 миллионов советских людей по отношению к немцам; и самое популярное стихотворение времен Великой Отечественной было не “Жди меня, и я вернусь”, а “Убей немца”:
Где увидишь его —
Там его и убей!
Это чувство помогло победить, но и долгое время после войны слово “немец” означало “смертельный враг”.
...Но банда была интернациональной: чеченцы, арабы, ингуши, русские, даже вроде бы негр, даже вроде бы осетин. И ясно, что русские не виноваты, и негры не виноваты, и никакие народы не виноваты, что среди нас вырастают ублюдки.
Террорист, как и вор, не имеет национальности.
Русские террористы (с которых все и началось) убивали русских императоров и губернаторов. И Халтурин (в чью честь все еще названа улица в Москве), взрывая Зимний, закладывая огромную бомбу под царскую столовую, знал, что убивает не только императора, но и всех его детей, гувернанток, официанток (погибли сорок невинных солдат и офицеров обслуги).
Французские террористы ОАСовцы взрывали французов, охотились на кумира Франции — де Голля.
ИРА — ирландцы пролили море крови в Великобритании; баски — в Испании; еврейские террористические организации убивали англичан в Палестине, добиваясь их ухода; “Аль-Каида” и десятки других мусульмано-арабских террористических организаций...
...А когда у народа отказывают тормоза — начинается самое страшное: резня. И это гораздо хуже и кровавее любой террористической операции. Жертвы, бывает, исчисляются миллионами.
