Нина Ricci

Мы собирались встретиться еще летом на ее даче. Точнее, на садовом участке под Сергиевым Посадом. Но Нина Михайловна никак не могла выбрать день: в Щукинском театральном училище, где она преподает уже 25 лет, шли приемные экзамены. Потом была полоса кошмара. Звоню: Дорошина в кардиореанимации — инфаркт. Звоню: народная артистка Дорошина — в больнице, ей предстоит операция. Звоню — и, наконец, в трубке знакомый голос: “Я только после операции, надо прийти в себя”. Звоню: “Леночка, я не могу вас принять. Я только похоронила мужа…” Вся чернота этой полосы никак не могла сойтись в одно, сочетаться с привычным зрителю обликом актрисы с ямочками на щеках, огоньками в зеленых глазах и быстрой походкой.

Признаться, даже страшновато было при встрече не увидеть женщину, похожую на пышную деревенскую дамочку, способную нарочито деловито уткнуть руки в боки — мол, “а я твоим голубям бошки все как есть поотрубала”. Но нет, ямочки, фирменная открытая улыбка и глаза на месте, только похудела.

— Нина Михайловна, на вас всегда смотрели как на комедийную актрису?

— Да, я актриса комедийная и характерная. В свое время, когда заканчивала училище, меня приглашали на роль Варвары в “Грозе” в Малый театр. Хотя роли доставались разные. В дипломном спектакле, например, я сыграла трагическую роль — слепую Надежду в пьесе Арбузова “Домик на окраине”.

Однажды во время спектакля “Эшелон” Нина Дорошина пошатнулась, лицо ее посерело, и, как тряпичная кукла, актриса свалилась на ящик, изображавший полку в вагоне. Марина Неелова, также игравшая в этом спектакле, решила, что у Дорошиной прихватило сердце. Но когда она с самыми добрыми намерениями тихонько спросила: “Чем помочь?!” — раздался шепот Нины Михайловны: “Отстань, я по роли…”

— Да, Марина тогда и вправду перепугалась. Я вскрикнула и, видимо, очень органично упала. Не знаю, почему она подумала, что мне и в самом деле плохо. Наверное, потому, что Марина к нам пришла недавно и не знала, кто на что способен.

— Вам легко одурачить человека, который сам владеет актерским мастерством?

— Легко. Это зависит от предлагаемых обстоятельств, как говорят у актеров. Я, например, в жизни никогда такого не делала. Хотя, если возникнет острая необходимость, почему бы и нет? Но эти вещи не проходят бесследно. У всех актеров больное сердце. Вся наша профессия построена на игре на собственных нервах. А нервные клетки не понимают, на сцене ты или в жизни, — они же тратятся, не восстанавливаясь.

— Нина Михайловна, вы столько всего переиграли, а есть ли роль, которую хотелось бы получить?

— Любую роль в пьесе Островского. Считаю, что я актриса, рожденная для Островского, для Горького... В пьесе Горького “На дне” у меня была изумительная роль Василисы в спектакле, который поставила Галина Борисовна Волчек. А сыграть Островского не довелось. Хотя 45 лет в театре, казалось бы… Я как подумаю, сколько у него в пьесах ролей — и возрастных, и характерных, и каких только нет! Еще хотелось бы сыграть в водевиле — с переодеванием, танцами, песнями. Я очень люблю танцевать и умею это хорошо делать. Хочется сыграть что-то веселенькое, такое “оторви и брось”! У меня 10 лет уже не было премьеры, и в глубине души, конечно, обидно.

Всенародную любовь Нине Дорошиной принесла все-таки кинороль — несчастная Надюха в картине “Любовь и голуби”, в красивой сказочке про то, как один мужик “побарствовал-побарствовал” да и вернулся домой. А сколько фраз до сих пор гуляет в массах! Дорошина по сей день слышит за спиной знаменитое: “Людк, а Людк!..”

— Отрадно, что мою героиню “зафиксировали” кинематографом. Роль очень хорошая. Я ведь сначала сыграла Надю в театре и получила Госпремию СССР за лучшую женскую роль. И я очень благодарна Владимиру Меньшову за то, что он тактично ко мне отнесся и не ломал сделанный мною рисунок образа. Я вжилась в эту роль, долго ее играла. Он посмотрел наш спектакль и все, что там было удачного, оставил, хотя и много хорошего мне придумал.

— Вы человек городской, где же вы подсмотрели такой яркий деревенский типаж?

— В чем-то эта героиня очень мне близка. Мне кажется, что ее горячий характер и быстрая отходчивость, темперамент и эмоциональность, ревность женская — это про меня. Кроме того, я очень часто ездила отдыхать в деревню Шелковая в Рязанской области к родственникам. Вот в этой деревне я и насмотрелась на типичных сельских дам.

— Вам легко выйти из себя?

— Да, в этом плане у меня темперамент взрывной. Могу накричать, заплакать, очень глубоко пережить что-то. Но, к счастью, я не могу долго держать в себе обиду или месть. Так что от взрывного и шипучего состояния я отхожу быстро. Как говорит Надюха, “он же знат, что я отходчивая”. Да, я отходчивая. Хотя могу вспомнить обиды, которые были нанесены мне много лет назад. Я не изменила своего отношения к людям, которые меня обидели (особенно сильно и незаслуженно), — просто я отошла в сторону. Они для меня перестали существовать.

— Значит, не все прощаете?

— Я человек открытый и коммуникабельный. И все, что было в моей душе открыто навстречу человеку, в случае предательства закрывается наглухо. Если обижают не меня, а близкого мне человека, я чувствую себя гадко и тоже теряю способность прощать.

— Театральная среда — это интриги; как вам там, внутри, с вашей-то открытостью?

— За почти полвека моей работы в “Современнике” не припомню, чтобы в театре была какая-то интрига, связанная с творчеством. Шептания в углу, хождение к начальству, какие-то тайные чьи-то цели или еще какая пакостная вещь… Не припомню! Хотя у меня очень хорошая память. В глубине души, конечно, у каждого есть обиды: роль не получил, которую хотел, кто-то тебя обошел… Мы все живые люди. Актеры — люди эмоциональные, ранимые. Но одно дело все носить в себе, а другое — плести интриги. Мы жили как семья, потому что сначала нас было очень немного. Тем более что Олег Ефремов терпеть не мог в людях звездности — он это жег каленым железом.

— Вы сказали, что вам легко заплакать. Приходилось пользоваться этой особенностью в женских целях?

— Мои личные отношения складывались так, что пробивать чего-то жалостью не приходилось. Я скорее могу поскандалить, накричать. Хотя ни тарелками, ни чашками не бросалась и кулаком не стучала. Я могу сказать в лицо что-то жестокое, уйти и хлопнуть дверью. Потом буду мучиться, сама с собой наедине поплачу, мне станет жалко человека, с которым я жестоко обошлась. Приползу и сделаю вид, что ничего не было. Когда я чувствую, что была не права, всегда потом делаю вид, будто ничего не было. Мужчины, кстати, часто проявляли солидарность и тоже делали вид.

— Признайтесь, поклонники по водосточным трубам в гости к вам лазили?

— Нет, ни “Мерседесов” не дарили, ни по трубам не лазили: я слишком высоко живу.

— Они просто не дотягивались…

— Правда, однажды мой любимый залез в дом через форточку. У меня долго не было квартиры, и я снимала комнату в одном из стареньких домиков, вросших окнами в землю во дворе планетария. Квартира была коммунальной, глубокой ночью идти открывать дверь значило перебудить всех жильцов. Дело было зимой, и окно открыть не получилось, потому что оно было насмерть заклеено. А форточка была большой, мужчина — худым, и, в общем, он легко залез.

— Это не Олег Даль?..

— Нет, с Олегом мы жили на девятом этаже. Это было до него. Могу только сказать, что “форточник” тоже был артистом, и довольно известным.

Она любила плавать далеко, за буйки. Однажды в 1963 году Дорошина чуть не утонула в Одессе. Спас ее отличный пловец и известный актер Олег Даль. Чуть позже она выйдет за него замуж. А еще позже окажется между двумя Олегами — Далем и Ефремовым. Во многих мемуарах есть такой эпизод: на свадьбе Дорошиной и Даля присутствовал Олег Ефремов, который выпил лишнего и заявил: “Любить она все равно будет только меня…”

— Вас называют роковой женщиной…

— Возраст у меня уже немаленький, и, конечно, в моей жизни случались привязанности, страсть, большая любовь. Был роман с человеком, которого я обожала. Хотя я была замужем и не могу сказать, что не любила своих мужей. Но… Моя “роковатость” заключается в том, что все эти люди уже умерли. Сейчас на этой земле не осталось ни одного мужчины, на которого была потрачена моя жизнь. В этом — мой рок. И все они умирали необычно.

— Я читала, что говорил Олег Николаевич о своем спектакле “Голый король”. Он сказал, что это “подарок для Нее”. Для вас?

— Да, эта роль была подарком. Она любимая, и она была для меня необычной, потому что до этого я ничего подобного не играла.

— Нина Михайловна, простите, но я не могу не задать этого вопроса: на кой черт на собственной свадьбе вы (как писали некоторые) сели к Ефремову на коленки?

— Не садилась я ни на какие колени! Это все потом напридумывали. Ефремов действительно пришел на нашу с Далем свадьбу. Мы и все гости сидели на полу, выпивали, закусывали. На стульях не сидел никто, потому что пришел весь театр — семьдесят с лишним человек, а квартирка была небольшой, и уместились мы только на полу. Стола большого не было, зато был ковер, подушки, и нам с Олегом подарили на свадьбу надувной матрац — вот на этом мы все и разместились. Свадьбу мы играли в квартире первой жены Василия Сталина, там жили его дети и мои большие друзья — Саша Бурдонский и Надя Сталина. С Далем мы потом и поселились в их квартире, потому что больше жить нам было негде.

— Во многих изданиях эпизод с коленками описан как причина того, что ваши отношения с Далем не задались. Если его не было, почему же ваша совместная жизнь не сложилась?

— Не судьба. Причин искать не хочу. Воспоминания о нем у меня самые прекрасные, все было очень мило и хорошо. Хотя и горького тоже хватало. Это была не судьба. Олег потом был счастлив с другой женщиной, а я — с другим мужчиной.

— Что для вас значил Ефремов?

— Очень многое. Он стал моим первым партнером в моем первом фильме с очень символичным названием “Первый эшелон”. У Ефремова этот фильм тоже был первым. Иногда я думаю, что Олег для меня был тем самым “первым эшелоном”, который вывел меня в большое искусство. Я тогда мало знала театр, и он стал моим педагогом, режиссером, пригласил меня в театр, который организовал сам. Он по-человечески сильно на меня повлиял. Все: первое чувство, роли, вся жизнь — только открывались навстречу, воедино соединились, слились, спаялись в нем. Поэтому повторить Олега никто не смог. Для этого надо было прожить со мной огромный отрезок жизни с такими же обстоятельствами.

— Вы всех сравнивали с Олегом Николаевичем?

— Знаете, а ведь сравнивала! Не все сравнения были в его пользу, но… В романе “Фиеста” Хемингуэя героине говорят: “Вот у тебя были тот и этот…” А она отвечает: “Да, и отличные все были ребята!” Так что “отличные все были ребята”, но он был лучше всех.

— Почему вы не вышли за него замуж? Кажется, стремление узаконить, урезонить отношения — типично женская черта…

— Я не пыталась их узаконивать. В этом как раз и большая особенность наших отношений. У нас на эту тему даже разговора не заходило. Мы жили то вместе, то врозь, у Олега было много своей жизни на стороне, а я была вне игры.

— И вас это не обижало?

— Нет. Потому что начиналось все не так. Когда я влюбилась в Ефремова, я была совсем молоденькой девочкой, мне только восемнадцать исполнилось. У него была другая, прекрасная, кстати, женщина. С этого все началось и… тем же закончилось. Но… Всю жизнь он был со мной. И теперь: его уже нет, а он все еще со мной.

Недавно я похоронила мужа — прекрасного, очень любившего меня человека. Я не могу их сравнивать. Слишком разные явления.

— Мой последний муж, Володя, — из нашего театра, он служил работником постановочной части. 40 лет отработал в “Современнике”, очень долго знал меня, был в курсе всех моих историй... Ничего нового о моей биографии он не услышал бы. Поженились мы в 1985 году.

— Есть такой друг, который никогда не рассматривался как кто-то больший, но он всегда рядом, он вытаскивает из всех передряг, покупает аспирин и вытирает сопли разочарований…

— Я очень страдаю сейчас по этому поводу. Я осталась одна в пустой квартире с персидским котом. Правда, любимым котом. Он со мной уже 11 лет. У меня был дом и прекрасно организованный быт. Я не знала, что такое ходить в магазин, на рынок, готовить обед или мыть посуду. Стирать, гладить — ненавижу. И никогда этим не занималась. Все это делал Володя. Он знал все мои размеры и покупал мне все: от теплых ботинок и до красивого белья. Приезжаю с гастролей, а в прихожей стоят новые тапочки или в шкафу лежит новый свитер. Сейчас куда ни взгляну — каждый гвоздик, крючочек — все сделано его руками. Я даже не замечала, когда он это все делал, когда успевал… А теперь его нет, а я смотрю на все это, и мне так плохо!..

Я умею готовить только одно блюдо — грибной суп. Володя был очень страстным грибником. И, чтобы сделать для него приятное, я научилась вкусно готовить грибной суп. На даче он всегда собирал грибы, а я их потом жарила и варила суп. Больше готовить ничего не умею. Сейчас сижу на строгой диете: каши на воде, бульон, картошка-пюре. А я никогда не готовила каши и не знаю, как это правильно делается. Поэтому мне помогают добрые хорошие люди.

— Что бы хотелось заполучить на день рождения?

— Я как-то еще об этом не думала. Настолько поглощена была всеми своими несчастьями. Да и дата не самая радостная. Володя знал, какие я люблю духи, и в день рождения около моего зеркала всегда появлялся флакон духов. Где он их доставал, как добывал?.. Но духи фирмы “Nina Ricci” всегда были. Ему нравилось, что я — Нина и там — Нина.

— В реальной жизни вам приходилось проходить через, как сказала ваша Надюха, “испытание Раисой”?

— Чтобы меня человек бросил, а потом вернулся и мы с ним снова прекрасно зажили, такого не было.

— А к вам вообще можно вернуться?

— Был случай, когда человек мог ко мне вернуться, но он поздно до этого додумался. И место его было уже занято.

Вот такая она, женщина в духе “Nina Ricci”: и деревенская хохотунья, и роковая дама пик. 9 декабря она рассчитывает впервые после болезни выйти на сцену и сыграть один из любимых своих спектаклей — “Крутой маршрут”. А 3 декабря Нина Дорошина отметит свой солидный юбилей. В ее контексте глупо говорить, какой именно.