Уникальная выставка откроется завтра в Музее МХАТа в Камергерском. Называется “Уволен в связи с призывом по мобилизации”. Впервые из фонда святая святых достанут более ста редчайших документов. Среди них приказы за подписью Немировича-Данченко, фолианты статистики и фотографии, на которых Ольга Книппер-Чехова, Алла Тарасова, Ольга Андровская в составе фронтовых бригад.
22 июня 1941 года. Театр номер один на гастролях в Минске. По всему Союзу из динамиков несется объявление о нападении фашистской Германии. Мхатовцы дают еще три спектакля. 29 июня Немирович-Данченко с труппой уже в Москве. А Москва — на осадном положении: эвакуировались многие учреждения, предприятия, театры, музеи. На крышах, чтобы сбрасывать фугаски, дежурят городские отряды. Артисты МХАТа — не исключение. В приказе по местной противовоздушной обороне читаю: “Дежурство сдал главный администратор Федор Михальский, принял — артист Марк Прудкин”. Во дворе театра ежедневно проводятся занятия по строевой подготовке.
В это время в Москве появляется приказ о том, что за старейшими работниками сохраняются полное денежное довольствие и льготы: зарплата, пайки, рабочие карточки. Среди старейшин народная артистка, жена Станиславского — Лилина, Лидия Коренева (из первого поколения мхатовцев), гример Мария Гримиславская, а также гардеробщик, швейцар, рабочий сцены. Здесь никогда, а тем более в тяжелое время, не делали различия — кто есть who?
Правительство заботится, чтобы лучшие кадры, те, кто 1898-м стоял у истоков МХАТа, уехали в Грузию, в Тбилиси. Однако артисты отправляются в Саратов, где начинают формировать фронтовые бригады. Вот военная статистика МХАТа: в списке 1942—1944-го — 11 фронтовых бригад. Причем если из столицы артисты выезжали со спектаклями в московские гарнизоны, то из Саратова — в самое пекло, на Курскую дугу.
Передо мной — бесценный документ с отметкой “военно-полевая почта”. Это письмо солдата народному артисту Качалову: “Когда в бою становится невыносимо тяжело, то мы военные в боях кричим, за Родину, за Сталина... В ближайших боях я буду кричать: за пролетарскую культуру, за любимый МХАТ, за неоценимый его коллектив!”
— К солдатам в госпиталь приезжали Ольга Книппер-Чехова, Михаил Тарханов, — рассказывает директор музея Ирина Корчевникова. — На концертах в госпитале, может, было и поспокойнее, но артисты ведь, как и все, получали похоронки. Усталые, без воды, без еды и сна... А надо смеяться, быть в полной актерской боевой готовности.
Интересно, что за военное пятилетие мхатовцы выпустили семь премьер: “Фронт”, “Кремлевские Куранты”, “Последние дни”, “Глубокая разведка”, “Русские люди”, “Последняя жертва”, “Офицер флота”. Плюс играли все знаменитые спектакли с полным художественным оформлением. Например, “Синюю птицу” за месяц сыграли тридцать два раза для детей, стоявших у станка. Всего в самый страшный сезон 1941/42 года — Художественный сыграл 365 спектаклей и 749 за сезон 1943/44 год. В 1943 году открывается Школа-студия МХАТ. Немирович-Данченко, приступает к работе над “Гамлетом”.
Еще один любопытный документик от Сталина. Мхатовцы собрали 710 тыс. рублей на танк, на что генералиссимус ответил: “Прошу передать коллективу, собравшему деньги на строительство танка, благодарность”.
МХАТ периода 1941—1945 гг. был бы не полон без фотосвидетельств — под защитным камуфляжем на фоне истребителя улыбается женский батальон мхатовских красавиц — Алла Тарасова, Анастасия Георгиевская, Галина Калиновская. А вот и сильная половина, в нелепых ватниках и ушанках, до подбородка замотавшись одеялами. — Никаких особых привелегий, — продолжает Корчевникова. — Все подчинялись общим правилам. И нельзя говорить, что им было не страшно. Страшно, как и всем, кто шел в бой. До сорок пятого года все оставались в строю. Многие дошли до Берлина. Знаменитый факт—артистка Нина Михаловская стояла у рейхстага под красным знаменем Победы.
В Музее МХАТа висит доска — память о тех, кто не вернулся с фронта. На тридцатилетие Победы — в живых числилось сто сорок девять ветеранов и участников войны. А сегодня во МХАТе из них осталось меньше двадцати пяти. Но дай им бог здоровья, и низкий человеческий поклон!
