В фойе Госдумы на Охотном Ряду открывается выставка художников Дмитрия Врубеля и Виктории Тимофеевой в рамках трехлетнего проекта “Портрет эпохи”. Нынче “эпохальными” признаны политики: Лужков и Матвиенко, Путин и Путин (две штуки), Медведев и Грызлов. Депутаты смогут их лицезреть по дороге в зал заседаний.
Пара вопросов Дмитрию, который, кстати, далекий потомок того самого Врубеля…
— Усматриваю в ваших с Викторией портретах некую шаржевость, ироничность. Нет?
— Знаете, наша работа больше похожа на труд рыбака: мы годами просматриваем кучу фотографий в газетах и журналах, все ищем, пока не наткнемся на нужный, точный, на наш взгляд, образ. И это, разумеется, никакой не объективный взгляд.
— Значит, никто из них вам не позировал?
— А это нереально. Как нам сказал один политик: “Вот, две недели сидел, позировал, а потом принесли, повесили в кабинете, и смотреть на это не хочется!” К тому же как при написании “живьем” поймать эту мимолетность, выражение глаз, уголков губ? Не заставишь же их просидеть с такой миной две недели! Вот и получается, что наша натура — это СМИ.
— Есть ли на каком-нибудь портрете “тайные знаки”, символы, олицетворяющие политика?
— Этакий “Код да Винчи”? Ну, скажем, на нашей выставке два Путина (хотя все остальные — по одному). Первый Путин — строгий, в деловом костюме. Это он как бы глазами “Единой России”. А второй Путин — в желтом пальто, Путин-денди или франт. Вот так мы несем в дополнение легкое послание: то мечтательный Медведев, хотя не можем не знать, что все о нем пишут как о преемнике, то Зюганов в буденовке… И в этом-то как раз никакой “шаржевости” нет. Изобрази мы его в дорогом костюме да на “Ауди” — вот это было бы издевательство. А в буденовке — настоящий коммунист.
— А как же личное отношение к политику?
— Этого мы себе не позволяем. Этого нельзя делать. Хочется “личного” — тогда с творчеством придется распроститься. Вот как раз шаржи-то и появятся.
Вся человеческая история — Египет—Рим—Греция — давали нам примеры политиков, которых то возвеличивали, то низвергали, то предавали забвению. И что теперь — выбирать из них? Такие люди были. А если мы будем только выбирать “хороших” — это никак, кроме как конъюнктурой, не назовешь.
