Писатель с маузером
Дерзкий Веллер вновь создал бестселлер
Не пробуйте поколебать его позиции! Фантастическая информированность, мощный напор контраргументов, абсолютная перпендикулярность мнений создают писателю подъемную взлетную силу. И его критик-антипод или дуэльный противник бывают отброшены, снесены, как щепки под крылом самолета, когда вовсю крутится пропеллер. И ныне Веллер выпустил бестселлер, эпатажный, ироничный, спорный, озорной, даже провокационный — “Перпендикуляр”.
Крутые тиражи
А тут как-то вдруг грянул его юбилей: Михаилу Иосифовичу 20 мая исполняется 60. Писатель отмечен самой природой даром провидения, аналитическим умом философа. Его философский трактат “Все о жизни” имел фантастический тираж в 250 тысяч экземпляров. Веллер переведен на английский, немецкий, французский, шведский, даже китайский… А в Голландии не только перевели рассказ “Колечко”, но и сняли фильм и показали его на Амстердамском кинофестивале.
На днях по дружбе Веллер посетил “МК”.
— Веллер, друг мой старинный, твой “Перпендикуляр” имеет начальный тираж аж 40 тысяч. Чем угождаешь издательству?
— Да ни одно издательство не будет печатать весь большой тираж сразу, если знает, что он будет продаваться целый год. А мои 40 тысяч разошлись в три недели, за ними последовали еще 40 тысяч. Зачем же измеряться на уровне плинтуса? Все, кто по тиражам передо мной, — детективщики: или дамский детектив, или иронический, или еще какой-то. Но, когда сорокатысячным тиражом выходят мои лекции по литературе, в общем, это беспрецедентно.
— Твой “Перпендикуляр”, конечно же, не написан пером — он наговорен тобой на электронную ленту. Угадываю это по вольностям устной речи молодежной тусовки, от которой ты все-таки принял вирус. Ты беспощадно строг к великим классикам.
— У меня речь идет о том, что мы вместо истории имеем мифологию. Это относится и к русской литературе. Десятилетия эта мифология покрывается слоем лака. А нужно иногда многое опрокидывать, чтобы отряхнуть пыль, стереть этот лак, чтобы писатели были нормальными людьми, чтобы люди вместо ходульных фигур, заслюнявленных плохими учебниками, видели в писателях и поэтах нормальных людей.
Таллинский синдром
— Надеюсь, большинство нормальных читателей воспринимает поэзию и прозу Лермонтова, чей характер вызывает в тебе раздраженную реакцию, не по учебникам, не по литературоведческим статьям, а по любви и личному интересу к поэту. Но я прекращаю свои наскоки на дорогого юбиляра. Читатель увлеченно читает твой “Перпендикуляр”. Дадим людям прочесть кое-что и о твоей жизни. Идет?
— Попробуем.
— Миша, перед юбилеем ты рванул в оставленный тобою несколько лет назад Таллин. Что тебя туда привело?
— Ездил получать второй паспорт и ставить в него вторую визу, потому что де-юре я являюсь гражданином Эстонии, хотя в моем письменном столе уже много лет лежит мой родной советский паспорт, который я никак не соберусь обменять на нормальный российский. Со вступлением Эстонии в Европейский союз и в шенгенскую зону Россия приняла зеркальные, то бишь симметричные, визовые меры: пребывание в России для иностранцев не более 90 суток… Я получил второй паспорт на следующие 90.
— Как тебя встретили таллинские друзья? Они ведь никуда не делись?
— Как родные. Мой друг подарил мне дорогой маузер выпуска 1920 года. Классический К-96. Стосорокамиллиметровый ствол!
— А разрешение на оружие имеется?
— Все есть.
— Собираешься применять его против критиков?
— Ну, это провокационный вопрос. Если отвечу утвердительно, то попадаю под Закон о борьбе с экстремизмом. А отрицательный ответ уменьшит интерес ко мне. У каждого ведь есть свое маленькое хобби. В Таллине у меня есть стволы, совершенно официально зарегистрированные. Вместе с клубом любителей стрелкового оружия я немножко играю с ними в эти игры.
— Свое драгоценное оружие держишь в Таллине?
— А что же я их с собой повезу? В Таллине им полагается лежать в секретном месте.
Осторожно — бьет током
— Когда на ТВ Веллер сражается на дуэльном пространстве, то напор его энергии так силен и непобедим, словно писатель подключен к источнику высокого напряжения.
— Такова магия цветного экрана. Если ты раз в месяц тратишь три или четыре часа вместе с дорогой туда и обратно на участие в телевизионной передаче, это видит гигантская аудитория и видит, что ты вовсе еще не вялый овощ. А вот если ты тратишь два года на написание книги, которая потом хорошо продается, никому не приходит в голову, что на работу над этой книгой нужно было потратить в тысячи раз больше энергии, чем на какое-то участие в паршивой передаче. Это все иллюзии.
— Ну а если от исторических метафор перейти поближе к нашим баранам…
— Мне думается, что в течение ближайшего года мы станем свидетелями интереснейших явлений — политического и экономического характера. Несмотря на нефтяные цены, наша экономическая перспектива продолжает ухудшаться. Наши расходы все растут, а доходы все более уходят в трубу. К сожалению, в ту трубу, куда улетает дым.
— Можно ли ждать нам сюрпризов от Медведева?
— Наш нынешний президент производит на меня впечатление вполне серьезного и внутренне глубокого человека, который не захочет быть зиц-директором Фуксом в конторе “Рога и копыта”. Полагаю, что определенные изменения на политической доске мы еще увидим. Кроме того: когда Запад начинает все-таки какие-то переговоры насчет признания Абхазии и Осетии, это говорит о том, что начали разменивать судьбы маленьких государств в интересах больших — с обеих сторон. Мы подошли к очередному переделу мира.
Мы стоим на грани социальных недовольств, так как монопольный рост цен совершенно беспрецедентный. И всю жизнь лицемерно называть его инфляцией, видимо, не удастся. Рубль с каждым годом укрепляется и укрупняется относительно доллара, евро и всех валют. На рубль с каждым годом на Западе можно купить товара все больше, обменяв на любую валюту. А на любую валюту в России товаров все меньше. Это никакая не инфляция, а элементарный рост цен. Думаю, гражданам не удастся всю дорогу компостировать мозги. Вот если сложить все это воедино и прибавить возможное, пусть временное, падение цен на нефть, то, я думаю, интересного мы еще насмотримся.
Не надо смерти под забором
— Ну а в личной судьбе Веллера, филолога с университетским образованием, поработавшего и учителем, и бетонщиком, и лесоповальщиком, в какое время наступил кризис и все перевернул?
— Это было в 78-м году в Ленинграде. В течение двух лет мне возвращали абсолютно все, что я написал, из всех редакций. И однажды, когда я гулял ночью в мелкий ноябрьский дождик по городу с бутылкой недорогого портвейна в кармане, тогда ко мне пришло ощущение, что ничего страшного в смерти под забором нет. Какая, в сущности, разница, где умирать? Но если ты будешь делать свое дело потихоньку, минутка за минуткой, час за часом, то у тебя есть все шансы доползти до конца.
Лет в 37 я почувствовал на уровне чисто внутреннего состояния, что не вписываюсь в вираж — меня буквально выносит…
— Но как поменял ты свои привычки?
— За пару лет до этого ночного дождя я все бросил и уехал гнать скот. Из внутренней Монголии на Бийский мясокомбинат. На Алтае.
— И сколько времени заняла эта метаморфоза?
— Полгода. Монголия — моя заграница. В 20 лет я занимался комсомольской работой на Ленинградском филфаке. Там в основном учились “западники”, им нужна была комсомольская работа для хороших анкет и заграничных командировок. А я был русист и еврей. Они откровенно смеялись: “А ты, Веллер, за каким хреном полез в комсомольскую работу? Для тебя все равно заграница — Монголия”. И в результате они осели в своих Парижах, а я в 28 увидел Монголию, которая ничем не отличалась от Алтая — просто посредине были две контрольно-следовые полосы.
— И какой же скот доверили вам перегонять?
— Овец и монгольских яков. Трудность была не физическая — мокро, холодно. Скот наша бригада принимала под полную материальную ответственность. Если у тебя что-то сбежит, пропадет, то за это будет выплачивать вся бригада. Если конкретно ты это допустил, то тебе выплачивать уже не придется…
— Тебя посадят?
— Какое там! Тебя стопчут ножками и сбросят в озеро. Километры там не мерены, милицию никто в глаза не видел.
— Ну тебе повезло — уцелел.
— Работали мы нормально, да и скот монгольский дрессированный: монголы хорошие гурты выхаживают.
— Но погода непредсказуема.
— Да, была одна ночь, когда скот у меня сдувало с горы: стоянка была на высокогорной поляне, а руки у меня настолько замерзли, что пальцы не сходились. Если б я тогда мог бросить это все и в этот миг вернуться обратно, я бы это сделал, заплатив любую цену. Но возможности не было никакой. Это называется — куда ты денешься с подводной лодки?
И вот когда, наконец, дождь перестал и ветер стих, все тучи разнесло, и луна взошла, мне удалось согреть руки и закурить. И ко мне пришло замечательное чувство: кажется, я не сбежал, кажется, я дошел до Бийска. Кажется, это было самое чудовищное состояние в моей жизни. Стоянка была на высоте 2700 метров с озерцом. Видимо, тогда я понял, что теперь смогу сделать то, что мне сильно захочется.
— Ну, Веллер, раз ты справился с монгольскими яками, то ты без труда свалишь любого противника на словесном поединке.
— О, нет! Есть чудесная шутка. Пастуха спрашивают, как он дожил до столь преклонных 120 лет. Он говорит, разумеется, про молодое баранье мясо, про вино, про размеренный образ жизни. “Но главное, — говорит он, — каждый день, как чуть что, я орал на своих овец, не сдерживаясь, и ни разу они мне не ответили”. Если скот не отвечает, это очень вдохновляет.
— Михаил Иосифович, как относятся жена и дочь к твоему 60-летию? Хотя, по-моему, ты все-таки не столь уж повзрослел.
— Дело в том, что мы взрослыми становимся для других. Для себя мы остаемся теми же самыми. Все чаще ловлю себя на том, что с возрастом вокруг становится все больше молодых и очень молодых людей, хотя ты сам вроде бы не изменился. Однажды мне задали веселенький вопрос: “Как чувствует себя гений?” Подозреваю, под гением спрашивающий мыслил меня. И стал я раздумывать над такой постановкой: если хоть один человек, пусть неумный, меня таковым считает, то почему бы не попытаться вжиться в роль гения?
— Но и гении тоже думают о своем возрасте.
— Ты остаешься тем же самым, что был, и чувствуешь себя точно так же. Но с каждым годом вокруг все больше неучей и идиотов, которые не понимают элементарных вещей.
— Вот твой “Перпендикуляр” содержит именно эту мысль: “Какие же идиоты пишут книжки о великих людях?”
— Отчасти ты права. Такая мысль неизбежно должна присутствовать. Но я подчеркиваю, в книжке моей — мое личное мнение.
— Где ты будешь справлять свой юбилей?
— 29 мая в ЦДЛ.
— На всякие телешоу с твоим участием жена и дочь приходят?
— У каждого из нас своя работа. А к этим развлечениям Анна и Валентина относятся так же, как и я, хотя, может быть, более серьезно. Для них главное: если папа ничего не делает, значит, идет мыслительный процесс. Эту восхитительную мысль мне удалось внушить моим домочадцам. Вот когда у меня раз в год бывает концерт в Петербурге, то на него едем мы с женой.
— Ты приглашаешь музыкантов выступить на юбилее?
— Упаси господь! Выступать буду я. Своих гостей развлеку сам. И поставлю выпить-закусить.
