Прежде чем попасть в руки купцов Алексеевых, дом на Пречистенском бульваре, 14, ныне шахматный клуб, принадлежал графам Зубовым. Тем самым, чей предок Иван Зубов с полком стрельцов охранял Чертольские ворота, стоявшие четыре века тому назад на том месте, где сегодня Зубовская площадь Садового кольца. Память о полковнике живет в названии Зубовской улицы и Зубовского бульвара.
След в истории оставил при Екатерине II Платон Зубов, “малообразованный”, как считали современники, “человек недалекого ума, но видный собой и отлично владевший французским языком”. Вряд ли этого было достаточно, чтобы последние семь лет жизни императрицы не только никому не уступить место в ее постели, но и пользоваться ее безграничным доверием в управлении государством. Платон Зубов командовал армией, флотом и фактически управлял иностранной коллегией. Его родной брат Николай, как я писал, стал тестем Александра Суворова, женившись на единственной дочери полководца. Ее отец называл Суворочкой. О двухлетней малышке с гордостью писал: “Дочь моя в меня — бегает в холод по грязи, еще говорит по-своему”. Как известно, “по-своему”выражался Александр Васильевич. Ему, как никому прежде, везло в походах, но в позднем браке он был несчастлив, развелся с женой. Отцом стал в 46 лет и испытал сильнейшие отцовские чувства. В письме в Москву из армии дочери читаем:
“Суворочка, душа моя, здравствуй…
У нас стрепеты поют, зайцы летят, скворцы прыгают на воздух: я одного поймал из гнезда, кормили из роту, а он и ушел домой. Поспели в лесу грецкие да волоцкие орехи.
Послал бы тебе полевых цветов очень хороших, да дорогой высохнут…
Твой отец Александр Суворов”.
Когда дочь выросла, отцовская любовь не угасла. “Наташа правит моей судьбой, скоро замуж, дотоле левая моя сторона вскрыта”. Сердце болело, думал о будущем дочери. Жениха выбирал сам. Но молодой генерал богатырского сложения пережил знаменитого тестя всего на пять лет. Оставил жену вдовой с шестью детьми. Суворочка в 1812 году не успела выехать из сданной Москвы и попала в карете с детьми в плен французам. Узнав, кто едет, они не только отпустили с миром дочь Суворова, но и отдали ей воинские почести.
Внучка Суворова, Наталья, также вышла замуж за графа Зубова и родила Валериана. В чине надворного советника он жил на Пречистенском бульваре, 14, когда его дом в “Московском адрес-календаре” за 1846 год оценили в 17 142 серебряных рубля. Зубовы объединили главный дом усадьбы со стоящим во дворе флигелем. На первом этаже устроили приемную и бильярдную, кухню. На втором этаже жили и принимали гостей в высоком зале с хорами, где играли музыканты.
Роскошный особняк Зубовы продали купцам Алексеевым. Новые хозяева в обширном дворе построили еще один особняк площадью в 833 квадратных метра. Привожу эти цифры, чтобы показать: “новые русские” пока что не владеют в центре Москвы такими квартирами.
Спустя сорок лет в 1885 году купил дом Владимир фон Мекк, сын покойного миллионера Карла фон Мекка, инженера путей сообщения, строителя Московско-Рязанской дороги со светофорами, как в Англии, на левой стороне пути. Инженер был концессионером главных железных дорог России, стягивающих сказочно быстро рельсами города и земли необъятной империи. Владимир и его родной брат Александр коллекционировали картины русских художников. Конкурировали с самим Павлом Третьяковым, который с горечью писал: “фон Мекки имеют громадные средства”, и им трудно противостоять.
Фамилию фон Мекк я впервые узнал, когда в руки попал случайно том из разворованной в годы германской оккупации заводской библиотеки на Днепре. Том состоял из поразившей мою детскую душу переписки Надежды Филаретовны фон Мекк и Петра Ильича Чайковского.
Имя Чайковского впервые услышал раньше по радио, которое транслировало на весь мир доклад Сталина на заседании по случаю 24-й годовщины Октябрьской революции. Торжество проходило на станции метро “Маяковская”. Линия фронта проходила рядом, лишь глубоко под землей можно было укрыться от фугасных бомб, падавших днем и ночью на осажденную столицу СССР.
Глуховатым голосом, не торопясь, с грузинским акцентом Сталин процитировал обращение германского командования к солдатам накануне “генерального наступления” на Москву. Их призывали без пощады “убивать всякого русского, советского”. Затем Сталин произнес крылатую фразу о “великой русской нации” и в перечне “великих предков” назвал Чайковского.
Фамильный дом фон Мекков в Москве находился на Мясницкой, 44, там жила вдова и дети. По этому адресу почта доставила массу пространных писем Чайковского, на каждое из которых следовал, как теперь говорят, адекватный ответ. Сохранилось 1200 писем, они изданы до войны в трех томах в Москве издательством Aсademia. Роман в письмах я читал, как “Всадника без головы”.
Первым покинул Мясницкую преуспевавший в делах и в жизни Владимир фон Мекк, он переехал на Пречистенский бульвар в купленный дом Зубовых—Алексеевых. Когда любимый младший сын смертельно заболел, к нему переехала мать. На ее имя переписали дом, где в мучениях умер не доживший до сорока лет Владимир. Но дальше речь пойдет не о безмерной материнской любви.
Никто из друзей, критиков, слушателей музыку Чайковского не понимал и не любил так, как Надежда Филаретовна фон Мекк. В ее доме учителем детей служил Клод Дебюсси, основоположник импрессионизма в музыке. Он сопровождал семью в путешествиях по Европе.
Переписка с Чайковским завязалась, когда пожилая женщина, мать одиннадцати детей, осталась вдовой. О замужестве с Чайковским не мечтала. Беспрецедентный роман в письмах остался памятником бескорыстной платонической любви.
— С вашей музыкой я сливаюсь с вами воедино…
В ответ получала письма с подобными признаниями:
— Нужно ли мне говорить вам, что вы тот человек, которого я люблю всеми силами душ.
“Моему лучшему другу” Чайковский посвятил Четвертую симфонию, где в финале ликующе звучит мелодия русской народной песни “Во поле береза стояла”. Каждый год фон Мекк посылала композитору шесть тысяч рублей, что позволяло ему жить и творить, не заботясь о хлебе насущном. При всем при том благодарный Петр Ильич всячески избегал встреч, не желал категорически видеть Надежду Филаретовну. Живя в одних городах, имениях рядом друг с другом, 14 лет они постоянно общались заочно. Однажды на лесной дороге на повороте случайно встретились взглядами и разъехались по сторонам. Чайковский, приезжая в Москву, жил в домах, принадлежавших фон Мекк, — на Мясницкой, 44, Рождественском бульваре, 12, где в роскошном особняке ему отвели 3 комнаты из 52. Но пребывал там только тогда, когда хозяйка отсутствовала.
Сейчас браки и связь молодых и старых не становятся сюжетом картин, подобных “Неравному браку”. Народ в Третьяковской галерее оплакивает невесту, выданную за дряхлого жениха. В наш век браки с разницей в тридцать и сорок лет стали благостной темой газет, неестественные пары приходят на телевидение, чтобы показать себя городу и миру. Но подобная связь дамы из высшего общества, многодетной матери с молодым несостоятельным композитором была невозможной по причине, о которой умолчал фильм “Чайковский”, где в заглавной роли выступал Иннокентий Смоктуновский.
“Я наслаждаюсь звуками… ваших сочинений, которые приводят в такой восторг, что я перестаю сознавать все окружающее и уношусь в какой-то другой мир…” — признавалась Надежда Филаретовна в письме в июле 1889 года. А в сентябре 1890 года неразрывная, казалось бы, связь оборвалась. Фон Мекк вернула без ответа последнее письмо Петру Ильичу и просила на словах передать, что по-прежнему относится к Чайковскому, но писать не может из-за болезни.
О скрываемой истине Надежда Филаретовна узнала позже других. Женитьба на юной поклоннице чуть не довела Чайковского до самоубийства. Любить, как герои его прекрасных опер и балетов, было не дано. Донжуанского списка у “Пушкина в музыке” нет.
За одного из сыновей Надежды Филаретовны вышла замуж племянница Чайковского, Анна. Она приняла дядю по его просьбе в чайной комнате дома на Пречистенском бульваре перед отъездом в Ниццу к свекрови. “Узнав, что я еду за границу к маме, Петр Ильич заговорил со мной об этой сердечной ране и просил переговорить с ней, — вспоминала Анна. — И тут я узнала, как больно переживает дядя этот разрыв”. Примирения не произошло. Простить “лучшего друга”, писать, как прежде, оскорбленная женщина не могла.
К тому времени Петр Ильич не нуждался в тысячах фон Мекк. Ему устраивали овации в оперных театрах и концертных залах мира. Он купил дом в Клину, под Москвой. Всюду был принят и зван. Но мучился, потеряв “лучшего друга”, хотел жить в духовной связи с ним. Догадывался об истинной причине разрыва и три года страдал. Умер внезапно от холеры в страшных мучениях с именем фон Мекк на устах, проклиная ее. От любви к ненависти — один шаг.
Фон Мекк пережила Чайковского на пятьдесят дней.
Опустевший дом на Страстном бульваре попал в руки Александра Ивановича Фальц-Фейна, обрусевшего немца с двойной германской фамилией, владельца меблированных комнат на Тверской улице. Его предок, Фридрих Фейн, купил в Херсонской губернии сорок три тысячи десятин ставшей русской земли, зажил помещиком и навел в имении немецкий порядок. Разводил тучных овец, породистых лошадей, щедро снабжал ими русскую армию во время Крымской войны. Дочь Фридриха вышла замуж за помощника отца, Иоганна Фальца, родить не могла, и семья взяла в дом приемного сына Эдуарда. Царь Александр II заехал в удивительное имение и за заслуги перед отечеством подарил Фридриху золотое кольцо с черным алмазом, разрешил носить двойную фамилию — Фальц-Фейн.
Прославил фамилию сказочно разбогатевший его сын, названный в честь отца Фридрихом. Одержимый с детства любовью к животным, идеей охраны природы, окончив университет, вопреки матери вкладывал большие деньги в бесперспективное, как казалось многим, дело. Основал в имении ботанический сад, невиданных масштабов зоопарк. Помнил клички всех обитавших у него 1800 зверей. Спас от вымирания дикую лошадь Пржевальского. Развел зубров. Создал краеведческий музей, собрал уникальную библиотеку по биологии, основал лаборатории, ставшие научным институтом. Запретил распахивать тысячи десятин земли и превратил имение в первый в империи природный заповедник, названный как имение “Аскания-Нова”.
Посетил “Аскания-Нова” и внук Александра II, император Николай II. Золотого кольца не подарил. Присвоил звание потомственного дворянина.
Обратил внимание на имение Фридриха Ивановича потомственный дворянин Владимир Ульянов-Ленин. “В Таврической губ. Фальц-Фейн имеет 200 000 десятин, — писал будущий правитель России. — В 1893 году… в… экономии Фальц-Фейна собралось 700 крестьянских машин”, чтобы скосить сено. Не знал “вождь мирового пролетариата”, что вокруг 500 десятин целинной земли, оберегаемой странным помещиком как зеница ока, расстилалась степь, защищавшая заповедник.
Мать Фридриха Фальц-Фейна расстреляли. Убили деда, директора Пажеского корпуса. Основатель заповедника через месяц после революции 1917 года попал в Бутырскую тюрьму “по подозрению в шпионаже”. Переживания привели к инсульту. Выйдя на свободу, от греха подальше, великий естествоиспытатель эмигрировал. Жить без “Аскания-Нова” не мог, умер два года спустя, в 58 лет. На его могильном камне в Берлине эпитафия: “Здесь покоится знаменитый создатель “Аскания-Нова”.
Спасся племянник этого Фальц-Фейна, Эдуард Александрович. По линии русской матери он потомок трех адмиралов Епанчиных, прославившихся в морском Наваринском сражении, родственник Достоевского. Поредевшая семья обосновалась в княжестве Лихтенштейн. Принц Франц I, будучи наследником престола, служил до мировой войны в Петербурге послом Австро-Венгрии в России. Он дружил с Фальц-Фейнами. Когда в эмиграции они обратились за помощью, дал им гражданство. Эдуард Фальц-Фейн живет в княжестве поныне, за заслуги ему присвоили титул барона.
“Я помню расстрелы на улицах, как кричали “к стенке”, потом — “тра-та-та-та-та-та-та”. Генералов и офицеров просто брали и убивали. Это все, что помню как маленький мальчик пяти лет”. Так вспоминает в 95 лет знаменитый русский меценат барон Эдуард Фальц-Фейн.
Какой великий русский патриот этот полунемец! Преступники, называвшие себя коммунистами, вскрыли гробы его предков, высыпали прах в яму, памятники уничтожили, церковь и склеп засыпали картошкой. Другой бы русский эмигрант озлобился после всего, что случилось с его скошенной семьей на родине.
Любовь к отеческим гробам пересилила смертельную обиду. Разбогатевший в эмиграции меценат вернул России архив следователя Соколова, расследовавшего убийство Романовых. Выкупил за 100 000 долларов на аукционе библиотеку Дягилева и подарил ее Академии наук Украины, потому что родился в Херсонской губернии. Вернул отчизне прах Шаляпина, выкупил картины Айвазовского, Константина Коровина, других русских художников, оцениваемые в сотни тысяч долларов. Учредил международный фонд “Аскания-Нова”, перечислив 100 000 долларов. Установил памятник Суворову в Лихтенштейне. Помог реставрировать Янтарную комнату, которую искал. Воссоздал надгробия над могилами адмиралов Епанчиных в Александро-Невской лавре. Повлиял благодаря родственникам и друзьям — аристократам в МОК на решение провести Олимпийские игры в Москве.
Его ругают непримиримые эмигранты. “Как же так, убили твою семью, забрали имущество, потерял подданство, а ты еще помогаешь им. У тебя не все дома”. Он отвечает: “Я правильно поступил”.
В Москве недавно вышла книга “Барон Фальц-Фейн. Жизнь русского аристократа”. Его наградили медалью, отчеканенной в честь 300-летия Санкт-Петербурга. Могли бы орденом наградить.
…Фальц-Фейны жили на Пречистенском бульваре, 14, четыре года. От них дом перешел в конце XIX века в хорошие руки сестры замечательного человека. Но о них в другой раз.
