Самый полный из официальных списков погибших, включающих скончавшихся впоследствии от ранений, содержится в докладе Комиссии Государственной думы по дополнительному изучению и анализу событий, происходивших в городе Москве 21 сентября — 5 октября 1993 года, обнародованном в 1999 году. Точнее, это два списка. Первый, «Гражданские лица», насчитывает 130 имен, второй, «Военнослужащие и сотрудники милиции», — 28. Всего — 158.
Однако в том же думском докладе допускается, что цифры эти расходятся с реальными: «По данным следствия Генеральной прокуратуры РФ по уголовному делу №18/123669-93 о массовых беспорядках в г. Москве 3–4 октября 1993 года, в самом Доме Советов тел погибших обнаружено не было. В то же время следственная группа была допущена в Дом Советов только утром 7 октября 1993 года, после проведенной «зачистки» здания и, возможно, вывоза трупов... В настоящее время объективно оценить количество погибших внутри Дома Советов не представляется возможным».
«Весь большой кузов завален трупами»
Владимир Соловьев, старший следователь-криминалист Следственного комитета России в отставке, был одним из первых представителей следственных органов, вошедших в Дом Советов после его захвата президентской стороной. Однако Владимир Николаевич, на тот момент следователь-криминалист Генеральной прокуратуры России, твердо помнит, что было это не 7 октября, как указано в докладе парламентской комиссии, а на следующий день после штурма, пятого. Утром.
«Кое-где была видна кровь, — вспоминает Соловьев. — Кое-где — мозги. Но видно было, что ночью в Белом доме убирались». Ни одного трупа в здании ни он, ни его коллеги, работавшие вместе с ним в здании, не обнаружили. Однако этот факт нисколько не удивил криминалиста: накануне вечером он оказался случайным свидетелем процесса «очистки».
По словам Соловьева, когда началась кульминационная фаза противостояния, он каждый день ездил к Дому Советов и наблюдал за развитием событий. 4 октября он был там дважды. Первый раз приехал утром и своими глазами видел обстрел здания из танковых орудий. Потом вернулся на работу и поделился увиденным с коллегами. А вечером отправился туда вместе со своим другом Олегом Рогинским, начальником отдела Следственного управления МВД РФ.
Соловьев привел друга туда, откуда наблюдал за штурмом, — на набережную. Было около 11 вечера. Белый дом, превративший наполовину в черный, еще горел. Вокруг — ни души. «Получилось так, что мы одни с Олегом были там, — рассказывает Владимир Николаевич. — Тихо, спокойно. Ни охраны, никого. Люди уже боялись туда ходить. Ну а мы посмелее были, потому что и у него «ксива», и у меня».
Соловьев показывал и рассказывал другу, где он стоял и что видел, и во время этой «экскурсии» они заметили машину, стоявшую под Новоарбатским мостом. Криминалисту запомнилось, что это был большой грузовик «Колхида» либо похожий на него, с длинным открытым кузовом. Сзади был крытый прицеп, по виду — рабочая каптерка на колесах. У машины никого не было, в кабине тоже было пусто.
«Олег заглянул в кузов этой машины, — продолжает Владимир Николаевич. — И говорит: «Володь, ты посмотри, что там». Я полез, смотрю: весь большой кузов завален трупами. Большая часть — молодые ребята. Мы заглянули в каптерку — дверь была открыта: и там трупы лежат. Не могу точно сказать, сколько их было, но думаю, где-то 60–80. Точно — не меньше 60».
Затем они увидели, что из Белого дома вышли двое, тащившие носилки с телом человека. Судя по очертаниям тела, несли его вперед ногами. И направлялись явно в их сторону. В общем, сомнений у Соловьева и его друга не было: «чистильщики» несут к машине еще один труп, обнаруженный в здании парламента.
«Олег мне говорит: «Володь, смываемся, а то и мы с тобой здесь ляжем», — вспоминает Соловьев. — И мы быстренько ушли оттуда, отошли на какое-то расстояние. Потом видим: машина эта поехала по Новому Арбату — в сторону Садового кольца. Одна, никакого сопровождения не было. Трупы в кузове оставались не прикрытыми — ни брезента, ни чего-то подобного не было видно».
Машина ехала медленно, и друзьям удалось проследить, куда она свернет на пересечении проспекта и Садового кольца. Свернула налево. «Я решил, что повезли в Склиф (НИИ скорой помощи им. Н.В.Склифосовского. — «МК») — там большой морг», — говорит Соловьев.
На следующий день криминалист позвонил главному судебному медицинскому эксперту России Владиславу Плаксину, а также Виталию Томилину, занимавшему на тот момент должность профессора-консультанта Центральной судебно-медицинской лаборатории Минобороны (до 1991 года Виталий Васильевич являлся главным судебно-медицинским экспертом Минобороны СССР, а в 1995-м возглавил Российский центр судебно-медицинской экспертизы).
Соловьев поинтересовался у обоих, поступали ли в морги Москвы, Подмосковья или близлежащих регионов трупы от Дома Советов в таком количестве, в такое время и на таком транспорте. Упомянул и возраст погибших. И оба судебных медика категорически заявили, что такие трупы в морги не поступали, никаких данных об этом у них нет.
Мимо Томилина и Плаксина информация такого рода пройти не могла, уверен Соловьев. С обоими у него были очень хорошие личные отношения, к тому же он был не каким-то посторонним, а официальным лицом Генпрокуратуры. Так что врать ему, убежден криминалист, судебные медики не стали бы.
«Куда ушел этот грузовик, я не знаю», — резюмирует Соловьев. По его мнению, на него были погружены тела погибших сторонников Верховного Совета, собранные в самом Белом доме. Но когда он рассказал об увиденном коллегам, ему не поверили. «Мне говорили, что я это выдумал, — рассказывает Соловьев. — Официальная позиция прокуратуры была такая, что этих трупов не было». Однако отставной криминалист стоит на том, что это отнюдь не плод его воображения.
По словам Соловьева, увиденное тогда явилось для него большим потрясением: «Молодые ребята, которых поубивали черт его знает за что... В первый раз в жизни я увидел грузовик с трупами. Потом были и Чечня, и Нальчик... Я много чего видел. Но это был первый такой случай».
Зоной ответственности Соловьева во время работы следственной бригады в Белом доме были кабинеты Руцкого, Хасбулатова и Абдулатипова. С этим, рассказывает криминалист, связан один трагикомический эпизод.
Когда он работал в кабинете Руцкого, перед тем, как начать писать протокол осмотра места происшествия, убрал со стола книги, оставленные хозяином (в числе прочего там было открытое Евангелие), и раскрыл на нем свои — Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы. «Потом меня отвлекли, — продолжает Соловьев. — Я отошел. И как раз в это время приходят телевизионщики. Они сняли кабинет и сделали такой сюжет: убегая из кабинета, Руцкой читал Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы. А эти кодексы положил на стол я!»
Тем не менее работать в Белом доме криминалисту, по его признанию, было очень тяжело: «Настолько это противно было... Потому что я видел обстрел безоружных людей, видел, как эти трупы вывозили. Для меня было настоящей пыткой там находиться». Поэтому, проработав на осмотре несколько дней, Соловьев воспользовался представившейся возможностью и, как он сам выражается, «самоустранился». Дальнейшее расследование проходило уже без его участия.
«Я не могу говорить о том, сколько людей погибло в Белом доме и вне Белого дома, — заключает Владимир Николаевич. — У меня таких данных нет, и придумывать я ничего не буду. Могу отвечать только за то, что видел своими глазами. Я видел машину с трупами и видел то, как выносили труп из Белого дома и несли к этой машине. Это я могу подтвердить даже на электрическом стуле».
Живые и мертвые
В отличие от Соловьева Леонид Прошкин работал в следственной бригаде, что называется, от звонка до звонка — от открытия и до прекращения уголовного дела №18/123669-93, дела о массовых беспорядках в городе Москве 3–4 октября 1993 года. На момент выхода в отставку в 1996 году Леонид Георгиевич занимал пост первого заместителя начальника следственной части Генпрокуратуры РФ.
Именно Прошкин, кстати, готовил и постановление о прекращении этого дела, сводя воедино все материалы и все нити. И, судя по всему, именно поэтому в докладе парламентской комиссии Леонид Георгиевич выступает как основной источник информации о ходе и о результатах расследования. В докладе приведено, в частности, такое высказывание Прошкина: «Да, я допускаю, что мы могли не найти, не установить кого-то из убитых, кого увезли, похоронили где-то на стороне».
На вопрос обозревателя «МК», как много, по его мнению, могло быть таких не установленных и не понятно где похороненных погибших, ответ Леонида Георгиевич был таким: «Нет, совсем немного. Ну, несколько человек. Может быть, десяток. Много было неустановленных раненых: многие раненые — те, кто сам смог уйти, — скрылись. Потому что не хотели оказаться не просто раненым, а еще и в тюрьме.
Что касается убитых... Ну да, говорили, что их очень много. И списки вывешивали. Но некоторые там по два-три раза упоминались как убитые — из-за искажения фамилий. Многих из этих списков мы нашли живыми. Где только их не находили! Допустим, кто-то считался убитым, а на самом деле был только ранен — уехал к себе, в какую-то область, и там втихаря лечился. Ну а кто хотел быть подследственным? Ведь когда народ разъехался, еще не знали, что будет амнистия».
Для справки: постановление Госдумы «Об объявлении политической и экономической амнистии», согласно которому в числе прочих освобождались от какого-либо наказания лица, осужденных за участие в событиях 21 сентября — 4 октября 1993 года в Москве, было принято 23 февраля 1994-го. После этого дело расследовалось в отсутствие обвиняемых. Окончательно оно было закрыто в сентябре 1995 года.
В том, что Белый дом был очищен от трупов до прихода следователей, Прошкин не видит абсолютно никакого криминала: «Они никуда не делись, эти трупы, они попали в морг. Мы по этим трупам работали и установили, кто, где и отчего погиб». Кроме того, настаивает следователь, трупов в любом случае было немного: «Большинство убитых погибли не в Белом доме, а около Белого дома. Есть тут один любопытный момент. Штурм Белого дома Верховного Совета... Так ведь? Ни один депутат не погиб».
Есть, как известно, и другая точка зрения. Практически все участники тех событий из числа сторонников Верховного Совета и даже многие из тех, кто был на другой, противоположной стороне баррикад, утверждают, что число погибших гораздо больше официальных данных.
Вот, к примеру, что говорил об этом обозревателю «МК» Александр Гуров (Александр Иванович руководил в то время НИИ проблем безопасности Министерства безопасности РФ, являясь одновременно народным депутатом России): «Жестокость, с которой был подавлен «бунт» парламента, меня поразила. 800 человек погибли!.. Эту цифру мне впервые назвал Сергей Солдатов, который тогда занимал должность начальника управления по экономическим преступлениям ГУВД Москвы. А потом то же самое я услышал от одного замминистра безопасности, побывавшего на следующий день в Белом доме: «Где-то 800 погибших. Трупы лежат повсюду!»
Впрочем, Александр Иванович оговорился, что не настаивает на этой цифре: «Говорю лишь о том, какая информация была на тот момент».
Историк Валерий Шевченко в своем достаточно объемном исследовании с говорящим названием: «Жертвы Черного октября» — приходит к выводу, что в трагических событиях сентября-октября 1993 года в Москве погибло не менее 1000 человек.
Еще более высокие цифры называет один из лидеров «парламентского бунта», первый и последний вице-президент России Александр Руцкой. В своих интервью Руцкой утверждает, что погибших в Белом доме и около него было более полутора тысяч человек и что трупы потом ночью вывозили баржами по Москве-реке.
Председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов, ушедший из жизни в январе этого года, соглашался с такой оценкой. А порой давал даже более высокие. Вот, например, высказывание Руслана Имрановича, которое он сделал в 2008 году: «Как мне говорили многие и военные, и милицейские чины — многие говорили, — что общее количество погибших было где-то даже более 2000 человек».
Можно, в принципе, встретить и еще более высокие цифры. Максимум максиморум, который удалось обнаружить в соответствующей литературе — 10 000 погибших. Эта цифра, конечно, менее правдоподобна, чем руцковские полторы тысячи. Но с точки зрения обоснованности не так уже сильно отличается от нее.
Презумпция виновности
Нельзя сказать, что большие цифры погибших — в первую очередь, конечно, погибших в Белом доме — вовсе ни на чем не основаны. Нет, можно встретить массу свидетельств — правда, как правило, анонимных — о том, как трупы вывозились баржами, самосвалами, железнодорожными платформами и вагонами. Как они закапывались на секретных военных полигонах, уничтожались кислотами, сжигались в крематориях и промышленных печах...
Но чего точно невозможно найти, так это убедительного списка этих пропавших погибших. Расхождения с официальными данными если и есть, то минимальные. Скажем, на большом стенде, установленном неподалеку от Белого дома, на Дружинниковской улице, в традиционном месте поминовения убитых защитников Белого дома, размещены 132 фамилии. Причем это не только «белодомские», но и «останкинские» жертвы. Плюс два к списку погибших гражданских лиц, приведенных в докладе парламентской комиссии.
Чуть большую прибавку дает в своей книге Валерий Шевченко. Список погибших, не вошедших в перечень, обнародованный Думой, насчитывает здесь 29 имен, пропавших без вести — 18. Но надежными эти данные, источником которых в большинстве случаев выступают газетные публикации, считаться никак не могут. Что признает, по сути, и автор книги — целый ряд фамилий сопровождает честное уточнение: «Информация нуждается в проверке».
Вместе с тем считать, что вопрос закрыт, мягко говоря, преждевременно. Логика в позиции противников официальной версии, безусловно, есть. Вот, к примеру, аргументы Виктора Аксючица, политика и философа, в 1993 году — народного депутата России (сам Виктор Владимирович, уточним, считает, что погибло не менее тысячи человек): «Погибших было очень много. Я, например, разговаривал с людьми, которые живут рядом со стадионом («Красная Пресня». — «МК»): они видели, как расстреливали людей внутри стадиона.
Это преступление. И кто это преступление будет фиксировать? Та сторона, которая совершила эти преступления, естественно, их фиксировать не будет. Кто собирал эти тела и вывозил из Дома Советов? Естественно, ельцинская сторона. Как вы думаете, они стремились к объективному отражению количества жертв?»
Нет, с точки зрения юстиции все это тоже, пожалуй, не аргумент. Презумпция невиновности и все такое. Но и в истории, и в политике работает совсем другая логика: доказывать свою правоту, свою невиновность и отсутствие корыстного расчета приходится тому, кто начал, кто развязал конфликт. А эту историческую миссию президент Ельцин и его рать с треском провалили.
Читайте по теме: "Первая кровь октября 1993 года: почему «МК» был на стороне Ельцина"
