Муза Огюста Родена уже становилась героиней фильма, который так и назывался – «Камилла Клодель». Причем международная премьера состоялась в 1989 году как раз в рамках Берлинского кинофестиваля, а сыгравшая главную роль Изабель Аджани получила тогда приз за лучшую женскую роль. Несмотря на серьезный успех на родине (картина получила пять «Сезаров», включая приз за лучший фильм) лента Брюно Нюиттена (режиссера и оператора, в качестве последнего снимавшего «Вальсирующих» Бертрана Блие) сегодня выглядит не более, чем манерной мелодрамой с плохим концом. Аджани, на тот момент – любовница режиссера и мать их общего сына, – за три часа экранного времени проходит вместе с Клодель путь от девятнадцатилетней ученицы, только что завоевавшей расположение самого Родена, до взрослого мастера, разочаровавшегося в любви, людях и искусстве. Фильм заканчивается изможденным портретом Аджани за решеткой кареты психиатрической клиники, куда Камиллу упекли по воле родного младшего брата и остальной семьи.
Брюно Дюмон, по всей видимости, имел в виду фильм своего тезки. Отсюда в названии его «Камиллы Клодель» появились поясняющие время действия цифры: 1915. Пятьдесят предыдущих лет жизни героини помещаются в короткий начальный титр. Повествование застает ее пациенткой госпиталя Монтедеверже недалеко от Авиньона, где она провела взаперти уже целый год.
Жюльет Бинош, родившаяся ровно на сто лет позже Клодель (на экране она всего на два года моложе прототипа) в первом кадре появляется со спины. Размытый дальний план. На переднем – взятый крупно, заслоняющий весь экран женский затылок. Недвижимый, как скульптура. Из-за кадра доносится голос медсестры: «Мадемуазель Клодель, вам нужно принять ванну, вы очень грязная». Клодель молча встает, опираясь на медсестру, проходит в ванную комнату, где замерли еще две замотанные в белые простыни скульптуры-пациентки. Раздеваясь, она опускается в воду, которой, черпая ладонью из ванны, медсестра заботливо моет ей голову. Намокнув, тяжелые темные волосы отливают бронзой, обрамляя неподвижное мраморное лицо Клодель, спадая на ее белые мраморные плечи.
Именно для этого – отмыть грязь терзаний и разочарований – ее и помещали в лечебницу. Но разве такое прошлое уйдет, как вода?
В трагической судьбе Камиллы Клодель переплелись все потрясения, какие только могли выпасть художнику. Будучи женщиной на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, она не могла попасть в школу искусств, не могла жить вне брака с Роденом, не могла оспорить авторство своих идей. Кругом, и в первую очередь в родной семье, ее встречали только непонимания, условности и запреты. И в конечном счете она не смогла справиться с собой. Нервный срыв и последовавшая за ним паранойя привели ее в психиатрическую лечебницу, куда ее определил собственный младший брат – известный писатель и дипломат Поль Клодель (Жан-Люк Винсент). Именно их переписка вошла в основу сценария фильма Брюно Дюмона.
Поль у Дюмона – холодный, резкий, черствый святоша с усами молодого Никиты Михалкова, но напрочь лишенный его – хотя бы даже отрицательного – обаяния. Качества, полезные для дипломата, но не для младшего брата. Изредка навещая сестру, он ведет себя с ней, как высокомерный священник на исповеди, только исповедь эта – как и заточение в стены лечебницы – ведется против ее воли.
- Брюно сказал мне: «У этой женщины ничего нет, она совершенно нейтральна», - рассказывает Бинош. – Это были одни из любимых его слов. Что же, мы так и смотрели на этого персонажа – через ее «небытие».
Задолго до заточения Клодель уничтожила большую часть своих работ, да и в госпитале за все время ни разу не притронулась к камню. Но, как каждый гений, не прекращала творить: только на этот раз в скульптуру за скульптурой она превращала саму себя. Отсюда эта вызывающая отстраненность, которую она защищает изо всех сил.
Камилла выделяется не только на фоне брата, но и остальных героев. Ее лицо излучает спокойствие и красоту наедине с собой, и искривляется гримасой боли каждый раз, стоит кому-нибудь нарушить ее личное пространство. Раздражителем может выступить как врач с медсестрой, так и другие пациенты. В фильме, по воле Дюмона, и те, и другие – настоящие. Их крайне выразительные портреты легко рифмуются с одухотворением на лице Бинош. Встречаясь в одном кадре, она словно передает им свое спокойствие, протягивая руку, ласково улыбаясь, уводя за собой в дом.
- Раз уж мы все взялись за такое большое дело, как съемки фильма в больнице для душевнобольных – и провели здесь гораздо больше времени, чем было необходимо на самом деле, – говорит Бинош. –– Чтобы исключить неприятные сюрпризы посреди съемок, первое правило, которому мы следовали с самого начала – каждый должен называть меня Камиллой. И на самом деле от этого было легче работать и импровизировать.
Бинош не просто импровизировала – по просьбе режиссера она полностью переписала письма Камиллы, сделав ее слова – своими. Начиная финальный монолог, Бинош поначалу обращается к Полю, но вскоре ее взгляд упирается прямо в камеру, в глаза каждому из сидящих в зале. Камера приближается, полностью обособляя главную героиню, вынося за скобки страсти и невзгоды – все то, что осталось на свободе. Так Дюмон, следуя завету Огюста Родена, берет глыбу мрамора и отсекает от него все лишнее. Не беря во внимание ни один мелодраматический поворот богатой биографии Клодель, оставляя в кадре только художника и его выбор – ту меру, которую она готова заплатить за право оставаться безумной.
- Я вернусь, когда закончится война, - говорит на прощание брату Клодель.
Речь идет о Первой мировой, но Клодель не только не выйдет после ее окончания, но и встретит взаперти начало Второй. Как сообщает финальный титр, она умрет 19 октября 1943 года, двадцать девять лет спустя событий, описанных Дюмоном. За это время ее ни разу не навестят ни мать, ни одна из сестер.
