В последний раз Лайза вышла в свет 19 января. Она прилетела в Лос-Анджелес, где состоялась церемония награждения премиями Гильдии киноактеров Соединенных Штатов. 67-летняя актриса, которую мы помнили по «Кабаре», еле передвигалась. По традиционному красному ковру она продефилировала, поддерживаемая с обеих сторон мужчинами. А из Лос-Анджелеса обратно в Нью-Йорк Лайза передвигалась в самолете и в... ортопедическом кресле.
По сообщениям медиа, во время пребывания Лайзы в Лос-Анджелесе с ней случился «таинственный коллапс». «Лайза не может ходить без посторонней помощи. Даже по красному ковру. Мы опасаемся за ее жизнь», — сказал один из ее друзей. А другой добавил, «я не очень удивлюсь, если она умрет на сцене».
Как говорят, дело не только в физических недугах актрисы. После ухода из жизни ее ближайших друзей Элизабет Тэйлор и Майкла Джексона Лайза все больше уходит в саму себя. В Лос-Анджелес она прилетела на шоу Гильдии киноактеров, чтобы, как пишут газеты, «в последний раз насладиться голливудским гламуром». Не получилось. Вырваться из тисков тоски и одиночества так и не удалось. А тут еще коллапс.
На возрастные недуги Лайзы накладываются еще алкоголизм и злоупотребление наркотиками. (Как и у ее матери незабвенной Джуди Гарленд). Доктор Гэйб Маркин, автор книги «Чудеса сильного сердца» говорит: «Нездоровый образ жизни Лайзы Миннелли увеличил риск ее заболевания раком и диабетом. Он отражается и на ее сердце, и грозит преждевременной смертью». Впрочем, и до этого она успела пройти несколько кругов ада. Ее неоднократно оперировали, заменили на искусственное бедро и одно колено. В прошлом октябре, репетируя у себя дома, она сломала себе кисть руки в трех местах. «Курение, алкоголь и наркотики сделали свое дело. Для своего возраста она обладает плохим здоровьем», — пишет доктор Маркин. К этому следует добавить ослабление памяти. Она забывает имена людей, не ориентируется во времени, не помнит, куда положила ту или иную вещь.
Некоторые близкие друзья актрисы считают, что она настояла на своем турне «Просто Лайза» потому, что решила сказать последнее адью своим поклонникам и почитателям. Но и здесь ее подстерегает опасность. Как говорит один из ее бывших антрепренеров, «турне может завершиться фарсом и провалом, как это было в 2007 году во время гастролей в Швеции. Она заикалась, ходила по сцене и не могла вспомнить слова даже своих коронных хитов. Срывались у Лайзы концерты и в 2010, и в 2011, и в 2012 годах...
«Какая трагедия. Мы можем вскоре потерять одну из наших великих звезд», — говорит ее подруга Лина Хертц…
Я познакомился с Лайзой Миннелли и ее матерью еще в середине 60-х годов в Лондоне, где они выступали в концертном зале «Палладиум». Мать и дочь ни в чем не хотели уступать друг другу. Даже в интервью, которое они мне дали после концерта. Когда я переехал из Лондона в Нью-Йорк наше знакомство возобновилось, а с Джуди Гарленд перешло в дружбу. Жизнь Джуди трагически оборвалась. Отпевали ее в похоронном доме «Фрэнк Кэмбелл» на Медиссон-авеню в Нью-Йорке.
Перед похоронным домом группа девушек напевала знаменитую песню Джуди Гарленд о радуге. В ней были такие слова:
Где-то над радугой парят синие птицы.
Птицы над радугой…
Так почему же не могу и я?
Если маленькие и счастливые птицы
Парят над радугой
Так почему же не могу и я?
В этот душный июньский день Джуди лежала в застекленном железном гробу, наполовину хромированном и наполовину позолоченном, удивительно похожая на синюю птицу, маленькую, но несчастливую. Лондонские косметологи, отправлявшие ее в последний путь через океан в Америку, попытались вернуть чертам ее лица то невинно детское выражение, которое когда-то помогло Голливуду завоевать экраны мира, а его обладательнице — людские сердца. Казалось, вот-вот вспорхнут огромные фальшивые ресницы. По-прежнему задорно будет вдернуть носик. Блеклость мертвых губ скрашивала яркая помада. Голубые тени легли легкой эмалью под ее потухшими глазами. На ней было платье, в котором она венчалась всего 3 месяца назад. На ногах серебряные туфли. Тщательно наманикюренные руки, прекрасные и выразительные лежали крест на крест на библии, придавившей грудь.
Директор похоронного дома «Фрэнк Кэмбелл» мистер Гардинг Исааксон не скрывал своей радости. Он чувствовал себя именинником.
— Наконец-то нам удалось побить рекорд, который держался с 1926 года, когда мы хоронили Рудольфо Валентино, — с готовностью раздавал он интервью направо и налево. — Джуди собрала аудиторию намного больше той, что пришла проститься с легендарным героем немого кино.
Сначала было решено, что Гарленд похоронят в Голливуде. А где же еще? Но ее муж Майкл Динс стал на дыбы.
— Они обращалась с ней как с бездушной куклой, пока не довели до могилы. Пусть хоть там оставят ее в покое.
Дочь покойной — Лайза Миннелли просила всех приглашенных на панихиду и похороны быть в белых и желтых одеждах. «Пусть кругом будет радость, которой так недоставало маме при жизни», — говорила она. Приглашенные явились в белых и желтых одеждах. Но радости не было. Никто не улыбался, за исключением мистера Гардинга Исааксона, директора похоронного дома «Фрэнк Кэмбелл», которому только что удалось побить свой собственный рекорд, державшийся с 1926 года, когда Нью-Йорк прощался с Рудольфо Валентино.
Стояли с каменным выражением лица всесильные голливудские магнаты во главе с легендарным Спиро Скурасом. Они завоевали право быть здесь у гроба Гарленд. Ведь недаром же утверждают, что преступников всегда влечет к месту совершенного им злодеяния.
Я стоял между Гарольдом Эрлином автором музыки «Радуга» и Мики Руни, уже не мальчиком со смешными вихрами и наивно открытым взглядом. Я не случайно остановился на трагедии Джуди Гарленд. Неужели были правы древние пифагорийцы, утверждавшие, что жизнь движется по кругу и что в одну и ту же реку можно войти много раз?
У Джуди была «Радуга», которой в действительности не было. У Лайзы — «Кабаре» и «Нью-Йорк, Нью-Йорк». В «Кабаре» она пела, что жизнь это кабаре. В «Нью-Йорке» заклинала, что если добьется своего в этом городе, то добьется своего везде. Она добилась своего в Нью-Йорке и везде, в том числе и в Москве, но лишь для того, чтобы убедиться уже на склоне лет и уже на своей собственной шкуре, что жизнь это не кабаре.
Мэлор СТУРУА, Миннеаполис
