За что казнили Михаила Кольцова?

Есть повод вспомнить этапы жизненного и творческого пути человека

«Приговор о расстреле Кольцова Михаила Ефимовича приведен в исполнение». Этот лаконичный документ от 2 февраля 1940 г., подписанный помощником начальника 1-го Спецотдела НКВД СССР старшим лейтенантом Госбезопасности Калининым, засвидетельствовал окончание жизненного пути «Журналиста №1» - так называли Кольцова. С тех пор прошло 75 лет, но точного ответа на вынесенный в заголовок вопрос так и нет.

Есть повод вспомнить этапы жизненного и творческого пути человека
Михаил Кольцов на Северном фронте. Испания, 1936

Так получилось, что первые шаги молодого журналиста Михаила Кольцова совпали с первыми шагами молодой советской республики. 19-летний студент петроградского Психоневрологического института Михаил Кольцов целиком погрузился в тревожно-романтическую атмосферу, которая царила в российской столице в октябре 1917 года. За плечами работа в студенческой прессе - первые интервью, очерки и фельетоны. Его знали в редакциях питерских газет. Он уже твёрдо усвоил главный принцип журналиста – быть всегда в гуще событий, - которому никогда не изменял.

Естественно, что в ту октябрьскую ночь он спешит в здание Смольного института, где находится революционный штаб. Совсем другая картина в Зимнем дворце, где ещё заседает Временное правительство. Вездесущий Кольцов проник и сюда. Он внимательно наблюдает за агонией старого строя и всё увиденное потом запечатлеет в своих очерках.

Он бросает учёбу и целиком отдаётся служению новому государству, которое появилось на карте мира. Кольцов становится не только его старательным летописцем, но и активным строителем. Сменив студенческое кепи на фуражку с красной звездочкой, а цивильный костюм - на кожаную куртку, подпоясанную ремнём и надев ботинки с обмотками, он отправляется на войну. На гражданскую. Теперь он - сотрудник армейской газеты.

Судьба распорядилась так, что в ноябре 1918 года по служебным делам Кольцов попадает в город своего детства – Киев. Там царит, чёрт знает что. В течение года власть меняется более десяти раз: красные, белые, Деникин, Троцкий, всевозможные банды, самостийный гетман, немецкие оккупанты, Петлюра – все пытались управлять украинской столицей. Каждая власть отметилась грабежами и погромами. Кольцову удаётся проникнуть в лагерь петлюровцев, которые окружили город и готовились к его захвату. Киевская газета «Вечер» публикует его репортаж - в нем рассказ о бесчинствах петлюровцев, расправах над офицерами и евреями, о беспорядочном бегстве местных жителей.

В начале 20-х годов Михаил Кольцов вернулся с фронта и поступил на работу в наркоминдел (так называли тогда МИД) в качестве заведующего информационным отделом. Несмотря на свой возраст (ему 22) он пользовался авторитетом у наркома Чичерина, который считал его перспективным дипломатом. Но Кольцов предпочёл журналистскую стезю и стал корреспондентом газеты «Правда», с которой связал всю свою жизнь.

Он ездил по стране и самозабвенно рассказывал о её буднях и торжествах, победах и трагедиях. Опускался в шахту метро, чтобы рассказать читателям о строительстве первой в стране линии подземки, присутствовал при открытии ГЭС и сидел рядом с пилотом, который совершал «мёртвую петлю». Он - участник первых советских авиаперелётов, которые взбудоражили весь мир. В Сочи он посетил молодого писателя - слепого, полностью парализованного и прикованного к постели. Так страна впервые узнала о с Николае Островском и его книге «Как закалялась сталь». Кольцов обладал фантастической энергией, иначе никак нельзя объяснить, как ему, газетному корреспонденту, удалось создать мощный полиграфическо-издательский комбинат, который выпускал несколько десятков периодических изданий: воссозданный им журнал «Огонёк» (стал его главным редактором), «Крокодил», «За рубежом» и др. Под его руководством мощное общество «Добролёт», занимавшееся становлением и развитием отечественной авиации. Можно было бы упомянуть также о его участии в организации международных съездов писателей. Он лично знаком со многими именитыми зарубежными литераторами, среди них Бернард Шоу, Ромэн Роллан, Анри Барбюс, Эрнест Хемингуэй и другие. Сохранилась его переписка с Максимом Горьким, ставшая образцом оригинального эпистолярного стиля. Можно было бы рассказать о многом, но остановимся только на нескольких эпизодах из жизни Михаила Кольцова.

***

Париж. 1933 год. Во французской столице выходит эмигрантская ежедневная газета «Возрождение», которую редактировал некто Ю.Ф.Семёнов. Он хвастался тем, что имеет собственные источники информации, которые позволяют ему публиковать самые достоверные материалы о современной жизни Страны Советов. Особое место в газете занимали письма читателей из СССР. Кольцов решил сыграть на этом. Сидя в своём номере маленького парижского отеля, он составил душераздирающее письмо в «Возрождение», вложил его, как он сказал, «в идиотский кремовый конверт», купленный в соседнем табачном киоске, и опустил в почтовый ящик. К письму было приложено сопроводительное послание с дифирамбами Семёнову. Он подписался первой пришедшей на ум фамилией и указал два обратных адреса – один абсолютно вымышленный, а второй – часто печатающийся в этой газете – офицерского собрания.

Любой непредвзятый человек, даже мало знакомый с советской действительностью, без труда почувствовал бы, что это письмо дешёвая фальшивка, а содержание его досужий бред. Многие факты должны были бы вызвать сомнение, а, прежде всего, сам факт, что письмо отправлено из Парижа. Но этого не произошло. Вопли о надвигающемся голоде и бунтующих жителях полностью отвечали социальному заказу «Возрождения». Не удивительно, что спустя несколько дней газета опубликовала полностью это письмо. Следом в «Правде» вышел фельетон Кольцова «От родных и знакомых» - как же издевался его автор над оплошавшим редактором «Возрождения»! «Откуда это письмишко у вас, достоуважаемый редактор? Нет, вы не расскажете. Вы сошлетесь на редакционную тайну. Но тогда придется сказать мне.

Письмо имеет одну небольшую особенность, которой я позволил себе позабавить читателей. Если прочесть первую букву каждого пятого слова, получается нечто вроде лозунга, которым украсила свой номер сама редакция «Возрождения»: «НАША БЕЛОБАНДИТСКАЯ ГАЗЕТА ПЕЧАТАЕТ ВСЯКУЮ КЛЕВЕТУ ОБ СССР». Выступление «Правды» имело оглушительный успех. Не было ни одной парижской газеты, не исключая и правых, которая бы не отдала должное изобретательности советского журналиста.

***

Москва 1935 год. В СССР проводится очередная школьная реформа. Как это отразится на педагогическом процессе, как воспримут это новшество учителя и ученики? «Правда» посылает М.Кольцова во всём разобраться на месте, и он целую неделю работает классным руководителем.

«Урок немецкого языка. Учительница читает параграф из хрестоматии, объясняет новые слова, пишет их на доске. Затем ученики сами и с помощью словаря делают в тетрадях перевод. Формально все так, но запаса слов ученики почти никакого не имеют. Переводить не привыкли. Учительница не помогает. Кусок из хрестоматии тоже тяжелый и скучный - почему-то из теории Дарвина о происхождении видов. В общем, происходит что-то не то. Когда учительница предлагает читать вслух, у ребят вид рыб, вытащенных на песок. Ученики нехотя подымаются и, тяжело шевеля языком, медленно вываливают отдельные слова-уроды, даже отдаленно непохожие на немецкую речь. А ведь это девятый класс. Пятый год обучения немецкому! Нам нужно знание молодежью иностранных языков, а не унылая пародия на их преподавание.

…Урок литературы. Учитель - весьма квалифицированный, чуть ли не доцент. Обсуждают «Анну Каренину». Обсуждают по всем правилам. Двое учеников написали доклады, остальные — комментарии к ним. Но это — социология, а не художественная литература.

Ученики крепко затвердили, что Толстой есть выразитель идей патриархального крестьянства, что Алексей Карёнин — представитель правящей верхушки, а Вронский — выходец из военной среды. А о художественности образов и сцен романа, о глубокой человечности, о силе человеческих страстей, в нем изображенных, не говорят, стесняются, считают неуместным. К произведению подходят, как к социально-экономическому документу, и только.…Они – хорошие и умные, эти средние, наудачу взятые советские ребята. Они много работают, думают и смеются». («Семь дней в классе»).

Впоследствии, в отечественной журналистике появился такой приём «Репортёр меняет профессию», заимствованный у Кольцова.

***

«Испании свергнут король Альфонс тчк Немедленно выезжайте Мадрид тчк Редакция». Такую телеграмму летом 1936 года получил М.Кольцов, находясь в командировке в Воронежской области. Так началась его испанская эпопея. В своём известном романе «По ком звонит колокол» Эрнест Хемингуэй много места уделил Михаилу Кольцову, которого считал другом. «Карков, (этим именем назвал автор своего героя. – М.Е.) приехавший сюда от «Правды» и непосредственно сносившийся со Сталиным, был в то время одной из самых значительных фигур в Испании». Его деятельность выходила далеко за рамки газетного спецкора.

В апреле 1937 года М.Кольцова вызвали в Москву для доклада.

Он был принят в Кремле. В кабинете помимо Сталина находилось ещё четверо наиболее близких ему и влиятельных деятелей - Молотов, Ворошилов, Каганович и Ежов Аудиенция началась ровно в 19.00 и продолжалась до 20.45.

Сошлюсь на рассказ отца, которому его родной брат очень подробно описывал в тот же вечер свои впечатления

«Расхаживая по своему обыкновению взад и вперед по кабинету и покуривая трубку, Сталин задавал Кольцову вопросы, касавшиеся буквально всего, что происходило в Испании. Остальные сидели молча. Наконец все вопросы были исчерпаны, все ответы получены и тут произошло следующее: Сталин подошел к Кольцову, который, конечно, немедленно встал, но Хозяин любезным жестом усадил его обратно, потом приложил руку к сердцу и низко поклонился.

— Как вас надо величать по-испански? Мигуэль, что ли? — спросил он.

— Мигель, товарищ Сталин, — ответил брат, несколько озадаченный этим «кривлянием», как он выразился.

— Ну, так вот, дон Мигель. Мы, благородные испанцы, благодарим вас за отличный доклад. Спасибо, дон Мигель. Всего хорошего.

— Служу Советскому Союзу, товарищ Сталин! — ответил, как положено, поднявшись с места и направляясь к двери, Кольцов.

И тут произошло нечто еще более неожиданное и непонятное: брат уже открывал дверь, когда Сталин его окликнул и жестом пригласил обратно:

— У вас есть револьвер, товарищ Кольцов? — спросил Хозяин.

— Есть, товарищ Сталин, — с удивлением ответил брат.

— А вы не собираетесь из него застрелиться?

Еще больше удивляясь, Кольцов ответил:

— Конечно, нет, товарищ Сталин. И в мыслях не имею.

— Вот и отлично, товарищ Кольцов. Всего хорошего, дон Мигель».

До его ареста оставалось чуть более года.

По возвращению из Испании Кольцову был оказан горячий приём: его избрали в Верховный совет, наградили высшим боевым орденом, оказывали всяческие знаки внимания. Его книга «Испанский дневник» была высоко отмечена официальной критикой. В декабре 1938 года Сталин лично при встрече попросил его выступить перед писателями с докладом о только что вышедшем «Кратком курсе ВКП(б)».

Этот доклад состоялся 12 декабря того же года, а вечером после возвращения в редакцию «Правды» Кольцов был арестован. Чуть более года он подвергался чудовищным пыткам. Само судилище заняло около 20 минут. В своём последнем слове Кольцов сказал, что он невиновен, а все его «признания» в шпионской деятельности буквально выбиты у него следствием. Тем не менее, приговор гласил: расстрел.Кольцову шёл 42-й год…

Спустя 14 лет тот же судебный орган объявил, что приговор по делу Кольцова М.Е. отменён и дело в отношении его прекращено за отсутствием состава преступления.

Так за что же казнили честного человека, талантливого журналиста, убеждённого антифашиста? Ответ один: он погиб, как и миллионы других советских людей, по воле ОДНОГО человека, страдавшего маниакальной подозрительностью, мстительностью и жестокостью.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру