Тот, о ком говорит Гуськов, — передо мной. Приветливый, скромный и немного трогательный. Не скажешь, что это — обладатель “Сезаров”, наград Берлина и Венеции. В рамках фестиваля “Французское кино сегодня” Михайлеану представляет фильм о русском дирижере, который спустя тридцать лет исполняет свою мечту — дает концерт в парижском “Театре Шатле”, получая восторженные отклики от публики и журналистов по всему миру. Среди них, кстати, — и газета “Московский комсомолец”.
— “Концерт” — одновременно легкая история и очень глубокая, — начал режиссер. — На Западе мы думаем, что достигли предела эволюции. У нас есть знания и богатства, но, мне кажется, мы потеряли энергию. Мы спим. Не создается ничего нового. Если так будет продолжаться, мы просто вернемся назад, снова станем варварами. Я из Румынии, а там все мы в чем-то варвары, но это варварство — живое. Оно способно созидать. На Востоке еще есть горячее сердце, которое чуть-чуть потухло на Западе. Чтобы достичь гармонии, Восток нужен Западу, как оркестру — солирующая скрипка.
Есть еще один угол зрения. Фильм рассказывает о том, что меня действительно волнует. Я политический беженец, в свое время бежал из Румынии от коммунизма и коллективистского общества, наподобие того, что существовало в СССР. Уже 30 лет я француз, живу в стране, в которой царствует человеческая личность, как в учениях Декарта. Я отдаю себе отчет в том, что мировой и общественный кризис — следствие серьезного конфликта между коллективистским сознанием и личностью. Мы перешли от диктатуры народа к диктатуре человека, где человек — король, царь и Бог и выигрывает благодаря своему эгоизму. Мы потеряли баланс. Фильм “Концерт” — метафора этого равновесия. Между оркестром, который является коллективом, и первой скрипкой, то есть — личностью. Без энергии одного и индивидуальности другой — ничего не получится, концерт не состоится или будет плохим. Вот о чем мой фильм.
— На каком тогда месте Россия?
— Я не могу о ней судить, потому что она эволюционирует астрономическими темпами. Россия, которую я узнал десять лет назад, Россия, которую встретил пять лет назад, и Россия сегодня — это огромная разница на всех уровнях. Сегодня ваша страна еще тяготеет к Западу, но одновременно заново находит настоящие ценности, ту мощь, которую в какой-то момент потеряла.
Великий румынский мыслитель Эмиль Чоран — единственный трагикомичный философ нашего времени — первым обнаружил болезнь Запада. Чем дольше мы идем по дороге к улучшению жизни, тем увереннее теряем саму жизнь. Для меня важны оба момента. Разум, богатство, демократия — с одной стороны, и энергия творчества, постоянного движения — с другой. Что меня заинтересовало в России — как гармонично здесь смешиваются эти два полюса, как держится баланс между жизнью и искусством, то есть между совершенным и несовершенным.
— Как вы решились снимать российских артистов, не обращая внимания на трудности с актерскими профсоюзами во Франции?
— Я хотел снимать именно русских актеров. И очень благодарен Алексею Гуськову за то, что он принял мое предложение. Это один из лучших российских актеров, и я думал, он никогда не согласится делать пробы. Я видел несколько его фильмов, и это было замечательно, но не совсем то, что я искал. На пробах я не жду, что актеры будут точь-в-точь повторять то, что они уже делали ранее. Я пытаюсь увидеть в их глазах, как в распахнутом окне, что они держат внутри, что является отправной точкой их личности, от которой можно идти дальше. Я увидел такую точку в Алексее в его хрупкости и его силе. И тогда я сказал, что обязательно буду работать с ним.
— Вы по-прежнему считаете себя румыном или уже французом?
— Раньше меня пугал тот факт, что я не такой француз, как все остальные. Но с успехом моих фильмов, которые очень отличаются от румынских, французских и каких бы то ни было еще, я понял, что моя сила в особенности. Во мне одинаково громко говорят все мои личины — еврея, румына, француза, европейца и просто человека мира. Всюду у меня происходят невероятные истории, которые меня обогащают. Каждый раз я говорю о красоте мира, но и о его проблемах тоже.
— Чем вас обогатила Россия, кроме музыки Чайковского?
— Моя семья приехала в Румынию пять поколений назад, но в глубине у нас — славянская душа. Я рос с русской литературой, Василий Гроссман для меня до сих пор остается самым великим писателем двадцатого века. У нас дома были пластинки на 33 оборота с русской музыкой: Чайковский, Рахманинов, Мусоргский, Стравинский. Самые лучшие исполнители тоже были русскими. Меня всегда впечатлял русский театр своей глубиной, тонко проработанными героями, способными бесстрашно встречать любые трудности. А главное — с юмором. Потому что тот, кто теряет чувство юмора, становится фашистом.
Так что ваша страна, культура — то, что было во мне с самого детства.
— Расскажите о своем отце Ионе Михайлеану — знаменитом литературном критике.
— Мой отец — тот, ради кого я занимаюсь этой профессией. Великий человек в истории Румынии, да и Франции, наверное, тоже. Просто ходячая библиотека: знает абсолютно все. Отец каждый день мне говорит: перечитай Гоголя, повести Тургенева, Марка Твена. Я отвечаю: у меня нет на это времени. И тут же чувствую себя виноватым, потому что он так много прочитал за свою жизнь, а у меня не было такой возможности.
Отец первым читает все мои сценарии, его мнение очень важно для меня. Он приходит на площадку, где бы я ни снимал, чтобы сделать первый удар хлопушки, иначе съемки не пройдут хорошо. Потом он становится другом всех моих актеров, приглашает их в гости…
Он еврей, и во время войны его хотели депортировать, он сбежал, после войны был антисталинистом. Каждый день боялся, что его остановят и уведут в ГУЛАГ. Потом стал главным редактором культурного журнала, но поскольку защищал великих русских писателей, не угодных режиму, таких, как Бабель, к нему правительство относилось не очень благосклонно… И вот, в 60 лет он приехал во Францию и начал жизнь заново. Сейчас ему 88, но он более энергичен, чем школьник, и все так же очень любознателен. Удивительная судьба!
