На обширной территории киностудии "Мосфильм" есть участок, попав на который ощущаешь себя примерно так же, как в свое время Иван Васильевич Бунша и Жорж Милославский. Обнесенные забором бревенчатые декорации изнутри представляют собой старорусский город. Предпоследний день съемок 16-ти серийного телесериала "Иван Грозный". На этот день режиссер Андрей Андреевич Эшпай запланировал убийство Алексея Басманова своим сыном и казнь Федора. Ничего не выдавало бы принадлежность к XXI веку, если бы не обилие кинематографического оборудования. Пока актеров гримируют (время все же было бородатое), режиссер с оператором перекусывают разложенными на колоде черным хлебом с салом. Отрываю режиссера от трапезы, чтобы задать несколько вопросов:
– Взявшись за исторический биопик, вы не могли сбрасывать со счетов тот факт, что разные историки трактуют жизнь и деятельность Ивана Грозного по-разному. Как нельзя игнорировать и неоднозначное отношение зрительской аудитории к историческому кино. Как вы относитесь к тому, что ваша картина может быть встречена в штыки?
– Этой реакции не избежать. Время было с одной стороны сложное и спорное, с другой – очень выразительное. Постсредневековье очень выразительно, потому что человек тогда разрешал себе все – от неимоверной любви и страсти до уничтожения человеческой личности. Это время, с точки зрения кинематографа, конечно, очень интересно – попытаться разобраться, что происходит с человеческой природой, с человеческим сознанием, подсознанием, как все это переплетается. К тому же в шестнадцати сериях по 45 минут мы вместили отрезок времени от Василия Третьего (первая часть – это история рождения Иоанна) до кончины Грозного.
Эта история в любом случае будет вызывать разногласия. Надо сказать, что я много материалов просмотрел и есть какие-то факты (документов-то осталось не так много), которые каждый историк считывает по-своему. Начать с самой знаменитой легенды о том, что Иван спросил у строителей, которые возводили Храм Василия Блаженного: "Сможете еще один такой построить?" А те ответили: "Сможем". И им выкололи глаза. Но это – всего лишь легенда. Было это или не было – никто доказать это не возьмется.
– То есть, бороться с этим…
– … бессмысленно! И не нужно бороться. Я же должен как-то относиться к этим спорным фактам. Естественно, если мы это снимаем, мы это волей-неволей как-то трактуем. А здесь добавляются и свои ощущения, где-то интуиция, где-то факты. В любом случае мы снимем фильм так, как мы это чувствуем сейчас. Это попытка современного взгляда на историческую персону.
Есть еще один аспект. Конечно, историки знают все то, о чем мы сейчас рассуждаем. Но большинство зрителей телеканала (а аудитория огромна), я боюсь, не знает, что за человек был Иван Грозный. Для целого поколения история начиналась с 17-го года прошлого века. Все, что было до этого – не важно, хотя именно в прошлом заложен весь базис. Наше время – это уже следствие. Ведь его жуткий нрав стал причиной не только разрушений – он объединил Русь.
Мне видится, что в жизни Ивана было три этапа. Первый – этап объединителя, покорителя Казани. Это – потрясающе красиво. Это – любовь Анастасии, это – поддержка Макария. Мощный период с положительным знаком. Потом он начинает осознавать величину завоеванного, параллельно теряя Анастасию, которая, безусловно была для него каким-то балансом в жизни. Практически тут же теряет Макария – потрясающего человека, который мог как-то его сдерживать. Царь погружается уже в совершенно другой период – период опричнины.
Иван всегда был религиозен. Но, потеряв очень близких людей, он сужает рамки своего мировоззрения до неистовой, фанатичной религиозности. Это же было время "Москва – третий Рим". Соответственно, была попытка доказать доминирование православия. Именно это можно считать первопричиной войны против ливонского ордена (все, о чем я говорю, может вызывать те самые споры). Мне кажется, что это было именно так. Иван направил войска на ливонцев, хотя его предупреждали, что "противник хорошо вооружен и русские не смогут победить в этой кампании". Все так и получилось. Встал вопрос о пополнении казны – как раз за счет опричнины. Именно под религиозными стягами возникла опричнина. Дальше встал вопрос о разделе земель – тут Иван стимулировал начало гражданской войны (пусть и не по злому умыслу). Вы понимаете, посылы-то у него были самые высокие, но исполнение задуманного – жесточайшее.
После потери близких людей, потери всех балансов, настает время третьего, самого интересного периода (раз уж мы говорим о тиранах, а Иван Грозный без сомнения был тираном). Да, каждый человек боится смерти, и Иван не был исключением. Может быть, это как-то подтолкнуло его на переосмысление – он почувствовал, что что-то не то происходит с ним самим, значит, что-то он делал не так. И все-таки какие-то сдвиги в сторону раскаяния он сделал. Он ведь умирал в страшных муках и, почувствовав боль, он почувствовал, что он обыкновенный человек. Он писал свои бесконечные синодики, где поминал всех убиенных. Он двигался в сторону раскаяния – самим раскаянием это назвать, конечно, нельзя.
Беседу приходится прервать – впереди репетиция первой сцены. От камеры удаляются верхом Иван Грозный и Малюта Скуратов. Следом за ними семенят избитые Басмановы – хмурый отец и заискивающий в ужасе от неминуемой расправы сын. Завершают процессию палачи и опричники.
Световой день очень короток – режиссер подгоняет группу, пытаясь успеть заснять как можно больше сцен до того, как солнце сядет. Все актеры в срочном порядке гримируются, чтобы не тратить время на грим, когда сцена будет отработана. Пока Дмитрию Мурашеву, исполнителю роли Федора Басманова, вырисовывают синяки и кровоподтеки, обращаюсь с вопросом к нему:
– Я видел репетицию – и то внутри все похолодело. Вы всякий раз выкладываетесь по полной на репетиции?
– Эмоции должны быть, разумеется, настоящие. Внутри моего героя борются две силы – с одной стороны он пытается спасти свою жизнь, с другой – рискует потерять самого близкого человека. Я очень четко понимаю и чувствую различие между кино и театром. В кино у меня есть возможность сыграть эту роль единожды, но отчаянно. И это останется только на пленке. Если бы мы играли эту сцену изо дня в день, она не была бы столь острой. Даже на репетиции я не выкладываюсь на все 100 – скажем, только на 95%. Эти оставшиеся 5% я оставляю для пленки. Душа не резиновая, она не растягивается. Если ее сильно и часто травмировать, она может загрубеть и стать пластмассовой.
– А как вы относитесь к историческому персонажу, которого играете?
– Я эту роль, конечно, люблю. Иначе не имеет смысла участвовать в съемках. И я, безусловно, пытаюсь его оправдать, чтобы его злодеяния казались не самодурством, а во имя чего-то. В моем случае – во имя царя, во имя веры в царя. Играю только через его оправдание.
Актер, играющий отца героя Дмитрия, Виктор Запорожский рассматривает свою роль в более глобальном масштабе:
– Материал удивительно привлекательный, особенно сейчас в наше трудное время, когда сложно найти ориентиры. Прежде мы знали точно, где есть корень зла, добра. Существовали определенные стереотипы, которым мы следовали. А сейчас наступило то время, когда каждый должен сам для себя в себе разобраться. Мне кажется, что наша картина направлена именно на то, чтобы помочь сделать некую ревизию, помочь пересмотреть многое с точки зрения общечеловеческих ценностей. Это самое главное, самое важное для меня в этой работе.
– То есть, работа своевременная и нужная…
– Она всегда своевременная. Но не всегда и не всем нужная. Особенно для тех, кто привык сам для себя расставлять приоритеты – во что верить, во что не верить.
– Как переживаете последний эпизод?
– Очень. Это ведь не только крушение идеалов, которыми жил всю жизнь. Закалывает-то моего героя сын – мне кажется, это самое убийственное поражение, которое мой герой переживал в жизни. То, во что он вкладывал всего себя в надежде вырастить человека достойного – оказывается, что все это не стоит ломаного гроша, и страх за собственную шкуру все это перечеркивает.
– Но ведь это не только страх. Это – государева воля. Именно Иоанн предлагает Федору стать отцеубийцей.
– Правда. Но как мой герой должен все это примирить в своем сознании? Или мне удовлетвориться тем, что царская воля – закон? Может быть, я умом понимаю, что он должен так поступить. Но сердце-то восстает против такого решения. Как же так?! Мне казалось, что эту черту он переступить никак не может и не должен.
Актеров снова зовут на площадку – готовится следующая сцена. Разгневанный Иоанн в сердцах бросает через плечо: "Раз ты ради своей шкуры отца родного убил, то, не ровен час, и меня порешишь. Повесить его первым! Сейчас!" Опричники тащат упирающегося Федора на наспех организованную виселицу. "Стоп! Снято!" Предстоит облачение в специальный костюм для "висельников" – на самом деле, веревка крепится за кольцо на спине актера – удавка едва-едва касается шеи.
