-Короткую юбку не надевай.
-На улице не кури.
— Без охраны ни шагу.
Примерно такие напутствия давали мне “Идущие вместе” в аэропорту перед отлетом в Грозный. Когда организация, “способствующая воспитанию молодежи”, отправила в Чечню первую группу студентов-преподавателей, никто не верил, что они вернутся целыми и невредимыми. Но “идущие” уже третий месяц живут в столице Ичкерии и учат чеченских детей.
Корреспондент “МК” попробовал на себе, каково это — быть учителем в сегодняшней Чечне.
За студентов в Грозном отвечает Паша Тараканов — председатель правления чеченского отделения “Идущих”. Паша живет в Грозном уже полгода. И ему здесь нравится. Он даже перевелся из Бауманки в Чеченский госуниверситет.
Трехкомнатную квартиру в недавно восстановленной девятиэтажке студентам сдает чеченка — за то, что ребята отремонтировали ванную и туалет, развороченные снарядом. В квартире живут двенадцать ребят.
— Такой шанс бывает раз в жизни. Я не могла его упустить, — студентка Московской пищевой академии Мария приехала в Грозный уже во второй раз. В Москве Маша сидит в приемной комиссии “Идущих” и анкетирует новичков. За год работы забраковала только двух человек: один оказался скинхедом, а другой в графе “любимые фильмы” написал “Американский пирог” и “Очень страшное кино”.
Маша командует отрядом из 70 человек. За это ей платят около 150 долларов в месяц.
Николай поехал в Чечню, гонимый жаждой приносить пользу людям.
— Сам я с Украины, а учусь в Калининграде, в Военно-морской академии. Но мне кажется, что мой дом здесь, в Грозном. Сейчас мне еще хочется быть полезным, но я не уверен, что лет через пять это желание не пропадет, — объясняет Коля.
За главного в этом заезде — Дима Савченко из Самары. Он учится в аэрокосмической академии, а в Грозном преподает детям математику. Дима год назад принял ислам, решил, что эта религия наиболее правильная, и теперь на равных общается с чеченскими ребятами. Те зовут его “брат”.
Охраняют “Идущих” сотрудники местной милиции — чеченцы.
— Если нападут боевики, ты должна дать бой, — инструктирует меня самый старший, ветеран двух войн Хасан. — Хватай матрас и ползи куда глаза глядят, прикрывая тело от осколков.
Канализация и водопровод в Грозном повреждены бомбами — поэтому весь город носит воду из колонок. Она почему-то соленая. Говорят, что от нефти. А может, от того, что все отходы жизнедеятельности стекают прямо в землю. Питьевую воду привозят два раза в день и продают рубль за ведро.
Чеченские мужчины по воду не ходят. Не их это дело. И у колонок с утра до вечера толпятся женщины.
Наши ребята быстро выучили законы гор.
— Короче, берешь мешки с мусором и несешь, я иду впереди налегке, здесь так принято, — говорит мне Юра, четверокурсник Рязанского пединститута, — иначе меня местные уважать не будут.
Мусорные свалки здесь повсюду. Жители окрестных домов и пункта временного размещения (ПВР), где уже год живут ставшие бездомными грозненцы, мусор выносят в огромный котлован перед разрушенным зданием школы. В ее подвалах многие дети из ПВРа прятались от бомбежки. Три месяца не вылезали из-под земли.
С детьми “Идущие” занимаются факультативно, собирают ребят после основных уроков в школе. Сначала решено было учить только тех, кто живет в ПВРе, но дети сбегаются со всего района. Самый востребованный предмет — русский. С официальным государственным языком в Чечне — беда. Русских учителей в школах мало, и правописание преподается на смеси русского и чеченского. Какая белиберда получается — можете представить.
Учим с Султаном стихотворение Расула Гамзатова “Родная речь”. Учебники в Грозном старые, довоенные, пропитанные идеологическими текстами про детство Ленина. Султан считает, что Ленин — это писатель. И стихотворение никак не запоминается. Гамзатовские строки про великий и могучий, на котором разговаривал Ильич, в мае 2003 года, в разрушенном до основания городе звучат как злая насмешка. У Султана свои представления о русских.
Ибрагим просит меня проверить домашнее сочинение по книге “Алиса в Стране чудес”. В Грозном сказку читают в переводе Набокова, поэтому главную героиню зовут Аней. Почему нельзя “приближаться к центру землю” и “ходить за руку с сестрей”, Ибрагим не понимает. В конце концов, убедившись, что в сочинении ошибок больше, чем правильно написанных букв, признается: писал папа.
— Многие чеченцы и на родном-то писать не умеют, — говорит Лилия, бывший преподаватель русского и литературы. — А проще выучить 33 буквы русского алфавита, чем 49 — чеченского.
Лилия на русском говорит без акцента, но уверяет меня, что с домашними общается только на родном языке. Принципиально.
— Зачем нам русский? — спрашивает она, хитро прищурив глаза.
Лилия с семьей убежала из дома в 99-м, когда начались бомбежки. Сейчас сын Лилии работает на стройке, а невестка — в роддоме. За год только в одном этом ПВРе появилось на свет 14 младенцев!
Судьбы в ПВРе — под копирку. Развороченный снарядом дом, палатки и как милость свыше — тесная комнатка в здании бывшего детсада. Из нажитого почти ничего спасти не удалось.
— Две машинки у меня было швейных, телевизор — все пропало, — вздыхает Любовь Викторовна, одна из немногих русских, живущих в ПВРе. — В первую войну моя мама 15 квартир сберегла, иголочки не пропало, а во вторую — все растащили.
Когда снаряд разнес квартиру, Любовь Викторовна решила было перебраться к родственникам в Армавир.
— Нас там чеченцами звали, говорили: убирайтесь в свою Чечню. Мы выдержали два месяца. Когда проели последний мешок муки, вернулись в Грозный. Приехали, чеченцы нас здесь откормили.
Правда, поселили мать и дочь в одной комнате с алкоголичкой Татьяной. По принципу: русские к русским. Соседка каждый день “на бровях”, но деваться некуда.
Аня в этом году заканчивает школу и собирается поступать на иняз. По-чеченски она говорит почти как по-русски. В отличие от матери, которая хоть и родилась в Чечне, так и не выучила язык горцев. Чтобы лишний раз не привлекать внимание, Любовь Викторовна повязывает голову платком, по чеченскому обычаю.
— В 91-м все чеченки брюки надели и платки на шапки сменили. А сейчас я под них одеваюсь, — говорит Любовь Викторовна.
По ее словам, с чеченцами они живут дружно. Но выйти замуж за чеченца она дочери не позволит никогда.
Еще одна русская в ПВРе, Наталья, одна воспитывает троих детей. Старшая дочка живет с бабушкой и дедушкой, а двое младших — с ней.
Мальчик лет трех и девочка чуть постарше купают в тазу пупсов. Лица у детей белые-белые. Как штукатурка на стенах. Мать не выпускает их из комнаты, чтобы не играли с чеченцами.
— Ненавижу эту нацию, — с нервной злобой чеканит Наташа.
Наташин сын вытаскивает из-под кровати большую черепаху. Черепаха уже год живет в ПВРе и есть не просит, только пьет. По нынешним временам, самое экономичное домашнее животное. Не считая тараканов и муравьев, которые разгуливают по комнате.
— Скажите, чтобы в “гуманитарку” средство от тараканов положили! — кричит мне вслед Наталья.
— Когда я вырасту, стану боевиком и буду убивать русских, — радостно смеется восьмилетний ребенок.
Меня окружает ватага малышей, все как один направляют в мою сторону дула игрушечных пистолетиков. Пиф-паф! В Грозном играют в войну уже 12 лет. Да и во что еще играть? От кинотеатра и цирка остались только остовы. И во всем городе нет ни одной карусели.
7-летний Амадик собирает из конструктора исключительно автоматы. Несколько деталек обязательно засовывает за пазуху, это запасные “рожки”.
— Амадик, давай дом построим!
Но через несколько минут малыш снова держит в руках пластмассовое оружие.
11-летняя Имани на вопрос “почему не знаешь таблицу умножения”, по-взрослому разводит руками: война...
— Я банкиром буду, — уверенно сообщает мне Тамерлан.
— Где деньги-то возьмешь?
— Связи есть, — спокойно объясняет Тимка. — Кристину Орбакайте знаешь? Муж у нее — чеченец, знаешь? Мой двоюродный дядя!
Чтобы показать, что разговор окончен, Тамерлан берет в руки карандаш и малюет падающие вертолеты.
Эти дети почти не рисуют деревья и горы. На бумаге — война. Селим полностью закрашивает лист черным цветом и подписывает: “Мины”. На другом рисунке в российского солдата целится чеченский снайпер... Но русских учителей они любят. Время от времени дверь кабинета распахивается и на пороге появляется огромный букет сирени на тонких ножках.
— Тебе! — пищит букет. Дети оборвали, наверное, всю сирень в округе, чтобы сделать подарки своим добровольным наставникам. Вот подходит еще один карапуз.
— Бери! — на маленькой протянутой ладошке — клубничная жвачка.
...В субботу “Идущие” объявили конкурс детских рисунков. Долго и упорно просили детей, чтобы не рисовали бронетранспортеры и людей в камуфляже.
— Нарисуйте, каким вы видите Грозный в будущем.
За полчаса на асфальте вырастает город. С фонтанами, памятниками, домами-высотками, весь утопающий в цветах. Таким Грозный был до войны. Таким эти дети его никогда не видели. О таком Грозном им рассказывают родители. Как сказку на ночь.
12-летний Султан готовился к конкурсу серьезно. Перелистывал книжки с рисунками и наконец решил рисовать эмблему мира — голубя, взлетающего к солнцу. Свой рисунок Султан назвал “Чечня — голубь мира”.
Под одиноко горящим фонарем на заднем дворе ПВРа к вечеру собирается молодежь. Девушки по одну сторону круга, парни — по другую. На дискотеках они никогда не были. О танцах до упаду помнят только те, кому за 30, — плясали под магнитофон на школьных “огоньках”.
Из автомагнитолы несутся звуки национальной музыки. В круг выпихивают молодого парня, друзья подбадривают его хлопками в ладоши и громкими криками. Танцор лихо выписывает ногами замысловатые кренделя. Его партнерша неторопливо движется по кругу, плавно покачивая руками. Ее задача — следовать за партнером и внимательно следить за тем, куда он показывает рукой. Куда он, туда она. Зрители входят в раж, ритм нарастает, вдруг раздается выстрел из автомата. Я вздрагиваю, но танец не прекращается. В Грозном так принято — подбадривать “салютом” из “калашникова”, чтобы было еще веселее. В субботу вечером в городе настоящая канонада: где-то свадьба, у кого-то день рождения, а то федералы развлекаются — взрывают лимонки.
Лезгинка под магнитолу — почти единственное развлечение. Местные говорят, что если откроют настоящую дискотеку, ее тут же взорвут. Недавно в городе появился первый послевоенный фонтан, напротив отстроенного здания Грознефтегаза. Гулять больше негде, поэтому молодежь часами жарится на палящем солнце около бьющих струй воды.
План на будущее у молодых ребят один на всех — пойти работать в милицию. Сотрудникам выдают табельное оружие, а сегодня в Грозном иметь оружие — значит, иметь власть.
Из города долетают новости: ограбили пединститут, который, как и ПВР, размещен в здании бывшего детсада. Детсады почему-то уцелели во время бомбежек. Средь белого дня в институт ворвались двое в камуфляже и, припугнув бухгалтера двумя выстрелами в воздух, забрали всю стипендию. Остановить их никто и не пытался — жить хочется.
— Если меня возьмут, я приеду сюда снова, — так говорят все “Идущие”. Здесь они чувствуют себя нужными. Настоящими героями. Вернутся домой — и все пойдет по кругу: сессия, работа, пиво с друзьями. Какая скучища! Особенно когда на войне весна...
“...Моя родина была очень красивой, а сейчас мусор. У нас в селе был танцевальный кружок, и бокс, и борьба. Мы очень любили играть в футбол, у нас был тренер, потом его убили”.
Зелимхан, 6-й класс.
“...Раньше люди думали: как будет в Чечне, если война? Теперь думают: как будет в Чечне без войны? Почему между нами война, между русскими и чеченцами? Я думаю, что когда-нибудь увижу мир без войны, без блокпостов в каждом переулке...”
Мансур, 8-й класс.
“...Я сейчас учусь и буду учиться до конца. Я стану Великим человеком и буду восстанавливать свой город. И все люди будут жить мирно и хорошо”.
Магомед, 6-й класс.
“Приехали русские и разрушили наш город. Кадыров продолжает эту войну. У меня была собака Пират. Когда его убили, мне было очень больно”.
Милана, 13 лет.
“...Раньше ночью люди ходили, а сейчас не ходят, потому что у нас — комендантский час. Мой дорогой В.В.Путин, я хочу, чтобы ты восстановил мой город. И если ты мой Грозный восстановишь, то я тебя никогда не забуду”.
Бекхан, 5-й класс.
“Город Грозный,
Город Грозный,
Был ты краше всех на свете,
А сегодня ты в руинах,
И болит душа за это.
Раньше были парки,
А сегодня танки.
Жили люди весело,
А сейчас грустят”.
Шамсанур, 5-й класс.
