Телохранители сегодня в моде. Что только не придумывают новые русские, чтобы защитить собственную жизнь: нанимают в охранники бывших спецназовцев и профессионалов в области экзотических восточных единоборств, участников афганских и чеченских войн и даже миловидных хрупких женщин, умеющих убивать. Последнее считается особенно модным, поскольку юную даму скорее примут за подругу, чем за охранника. Как стать телохранителем, сколько на это требуется времени и какие гарантии предоставляют заказчикам агентства, подготавливая людей на эту должность? На эти вопросы попытался ответить репортер "МК", которого в течение 10 дней учили убивать киллеров. Как стать настоящим мужчиной? Очень просто. Надо совершить какой-нибудь выдающийся поступок. Например, спасти тонущую женщину. Но это почти нереально. Можно за всю жизнь никого не спасти. Другой вариант — пройти какое-нибудь испытание, достойное настоящего мужчины. Женщины при мне еще не тонули, а вот проверить себя на "настоящность" довелось. 10 дней в глухом подмосковном лесу жизнестойкость репортера "МК" испытывали на прочность самыми бесчеловечными способами. Чем все это кончилось, читайте... Чем все это кончилось. Финальный экзамен Клеверное поле. Дорога и мягкая рыжая грязь. Залитый потом бронежилет. — На кулаки! — кричит инструктор. Я его не слышу, вижу только губы. Падаю в коричневую лужу. — Прыжками на руках, волоча ноги. Вперед! — кричит инструктор. Я больше не могу. Перебираю конечностями, как забитая собака. Десять бойцов кряхтят, ползут, даже тот, кто в «бронике», сжимая зубы, медленно вскидывает кулаки и подтягивает за собой ноги в спецназовских «берцах». — Встать! Бегом марш! Все встают, я падаю на локти. Вот и моя очередь. Последний десятый снимает через голову бронежилет и передает мне. — Завяжите, — хриплю я. Чужая капля пота медленно катится по темному мокрому «бронику». — ...я делал тысячу ударов ногами. Старик кореец заставлял еще восемьдесят, через боль, как чугун. Потом мы бежали пятерочку. И вставали под водопад... Ты слышишь меня, боец? (Я слышу тебя, инструктор, но только на секунду позже, чем ты открываешь рот. Словно ты говоришь под фонограмму... И что было дальше?) Водопад... миллиарды иголок вонзаются в тело. И я понимаю, что наслаждение — это то, что приходит через боль, которую преодолел. На этих словах я перепрыгиваю через невысокий шлагбаум и падаю, растягиваясь на асфальте в шпагате. — Ты в порядке?! — кричит инструктор. — Посмотри мне в глаза! Я не смотрю, не чувствую боли в рассаженных коленях, поднимаюсь и бегу. Осталось совсем немного. — Наклони голову вниз... не семени, а делай большие прыжки... так легче... — «спецназовец» Костя, лучший из нас, кладет руку мне на спину. — Не надо, не надо, — шепчу, — я сам, сам... Последние пятьдесят метров. В горку. Сосны, корни, в испуге шарахающиеся комары, пьяный курортник кричит что-то и машет, падаю на колени, встаю, кусочек озера, тропинка. Что-то несет меня вверх, но это не может быть моими ногами. И наконец финиш. Маленькая поляна с соснами, которые обтянуты поролоном и красным скотчем. Здесь мы отбиваем кулаки. Старший инструктор объявляет, что экзамен сдан. Отныне я дипломированный телохранитель и... — А теперь отжались все двадцать раз, за то, что отмучились, — говорит инструктор. Все падают на кулаки. А я встаю на колени и ложусь медленно-медленно щекой на рассыпанную мокрую хвою и в лучших традициях шепчу: мамочка... Одиннадцатый Я никогда не умел драться. И от безысходности вырос гуманистом. И вот с таким жизненным «грузом» я пришел во Всероссийский учебный центр Ассоциации ветеранов подразделений специального назначения «Федеральное агентство правопорядка». До последней минуты надеялся, что меня отговорят. Но старший инструктор — похожий на небольшой, но очень хладнокровный айсберг — сказал: «16 часов занятий в день вряд ли могут повредить мужчине». И отступать стало некуда... В группе новобранцев я был внеплановый одиннадцатый, самый дохлый и наименее подготовленный. Нас отвезли в лес в небольшой ведомственный пансионат и построили в шеренгу. Справа налево, по росту, стояли два великана из Н-ской дивизии внутренних войск, старший лейтенант Костя, трижды командированный в Чечню, зашифрованный репортер "МК" (выдавал себя за частное лицо), два профессиональных телохранителя с Урала, два профессиональных телохранителя с нефтяного Крайнего Севера и три бойца ГСН (группы специального назначения), один из которых носил лихой краповый берет. Построили, поздравили, выдали форму натовских солдат, некоторым кеды, некоторым спецназовские ботинки, меня научили протыкать дополнительные дырки в портупее, отвели позавтракать и заперли в классной комнате. Как убить человека? Легко. Настолько, что лучше сразу не жить. По секрету скажу вам: балом смерти в наши дни правит "химия". Конечно, пистолет Макарова или автомат Калашникова до сих пор в чести, но это уже прошлый век. В веке будущем неугодных граждан будут ликвидировать более простыми и, я бы сказал, изысканными способами. Например: обсыплют авторучку сильнодействующим отравляющим веществом. Впрыснут через резинку лобового стекла пару кубиков яда в салон, вошьют в спинку кресла маленькую радиоактивную закладку или вызовут у приговоренного рвотный рефлекс минут на... 600. Пределов совершенства, как я понял, не существует. По этой причине легкий морозец ужаса не раз топтал мой позвоночник во время лекций. Я же считал себя гуманистом! Но эту "дурь" из меня быстро вышибли. Наши педагоги по теоретическим дисциплинам — все как один ветераны КГБ СССР — отличались некоей внутренней сдержанностью и собранностью. Они всегда говорили тихо и исключительно по существу. Если встречу кого-нибудь из них в толпе, то вряд ли узнаю... Нас учили распознавать и находить "вражеские" подслушивающие устройства и показывали всевозможные "штучки-дрючки", с помощью которых чужие тайны превращались в дым. Приезжал специалист по минно-взрывным "делам", и у него в руках взрывалось — в учебном порядке — все, на что только глаз падал: занавески, гвозди, банки газировки, дверные половички, плинтус, автомобильные аптечки, емкости аккумулятора, сигареты и даже отдельно взятые макаронины. Спец по "химии" наживописал такого, что у меня в глазах долго бегали собаки с заживо содранной кожей от напыленного "коктейля Шихан" (напалм + иприт)... И вместе с тем нас учили, как всему этому кошмару противостоять и как защищать "охраняемое лицо". По вопросам организации службы охраны нас консультировал ветеран спецподразделения, которое в советские времена обеспечивало безопасность высших руководителей страны. Даже если бы я знал его фамилию, то предпочел бы проглотить язык вместе с зубами. Ветеран представился по-чекистски скромно — Василий Иванович. Слушать чекиста Василия Ивановича было интересно. Он рассказывал нам об основных правилах службы, созданных еще в те времена, когда охранные структуры были исключительно государственными, а лиц, коих приходилось оберегать как зеницу ока, было всего 23 человека на весь Советский Союз. Из истории охранных спецслужб В охрану к отечественным руководителям подбирали не просто спецов-телохранителей. Из числа охранников выбирали тех, кто больше подходил к О.Л. по жизненным интересам. Например, Алексей Николаевич Косыгин страстно любил байдарки. Когда он однажды уже в преклонном возрасте перевернулся на своем утлом суденышке и чуть не утонул, спасти советского премьера удалось только потому, что по обеим сторонам водохранилища на своих байдарках плыли специально обученные пловцы-охранники... Однажды на встречу с высшим руководством СССР пригласили ветеранов Великой Отечественной войны. Одним из приглашенных оказался адмирал, грудь которого украшало множество боевых колодок. Адмирал прошел внутрь зала, где проходила встреча, и только одному из охранников показались подозрительными его "награды". Одна из колодок соответствовала ордену... "Мать-героиня". Адмирала задержали. Он оказался душевнобольным человеком. Колодки купил в Военторге. Цели его посещения остались неизвестными, как, впрочем, и дальнейшая судьба лжеадмирала. Как меня поставили в позу "киба" Через четыре часа первого урока в класс вошел инструктор и весело объявил, что пришло время обеда. — Ешьте немного, — хитро щурился он за макаронами с тушенкой, — а то у вас сейчас шесть часов рукопашного боя... Как бы назад не начало вываливаться... Ярко светило солнце и пахло шишками. В лесу раздавалось мучительное кряхтенье. Одиннадцать бойцов в зеленых майках стояли в кибе. Киба — это основная стойка в рукопашном бое. Достигается она несложно — стоит лишь расставить ноги шире плеч и согнуть их в коленях. Многим из нас эта стойка будет сниться всю жизнь. — Запомните, — сказал инструктор, — 10 ближайших дней вы проведете именно в таком положении. Кто не сможет, будет отжиматься. Понятно? Кряхтенье. — Лечь! — тут же приказал инструктор. — 15 раз отжались... Кто знает, за что? Недоумевающее кряхтенье. — Еще 15 раз. Будем отжиматься до тех пор, пока кто-нибудь не догадается... К кряхтенью прибавляются горловые спазмы. Это я после третьих отжиманий почувствовал, что исчерпал свои физические возможности. — А тому, кто не умеет отжиматься, — вкрадчиво произнес инструктор, — мы будем бить по печени. Очень помогает... Вы все стоите на кулаках потому, что на мой вопрос, понятно или нет, мямлили, как сурки. Теперь вам ясна форма отношений? — Ясна! — гаркнуло одиннадцать голосов. — Встать! Прыжком! Подавляющую часть первых трех часов я провел носом возле шишек. Команды стремительно меняли друг друга, и если одеревеневшие ноги не успевали вовремя поставить тело в вертикальное положение, то тут же следовало предложение отжаться. В крайнем случае покачать пресс раз эдак пятьдесят. Бритые затылки и шеи моих товарищей вскоре напоминали спелые свеклы. Майки чернели от пота. А стаи комаров пищали над ухом, как голодные дети. Объяснения инструкторов-рукопашников, однако, были просты и доступны. Уйти с линии атаки — раз; выключить противника — два. Не навсегда, но надолго. Приемы отличались удивительной простотой и не менее удивительной эффективностью. На этой сосновой поляне я впервые в жизни открыл для себя: чтобы свернуть человеку шею, хватит удара всего в... шестнадцать килограммов, «выключить» обкуренного и не чувствующего боли наркомана можно, лишь прилепив его кадык к позвоночнику, удар открытой ладонью в два раза чувствительнее удара кулаком, выдавливать глаза противнику лучше большими пальцами — вглубь и в разные стороны, а бить по ушам следует до характерного отзвона — и еще много крайне познавательных и очень полезных в жизни вещей. Через четыре часа комары уже не кусались. Они лениво летали по поляне и пили нашу кровь, как сытые курортники. Нам же пить давали только под счет. Если на цифре одиннадцать кто-то не успевал сделать глоток из пластиковой бутылки с минеральной водой, то он просто «отдыхал». До следующего раза. Минут сорок. Зато через каждые двадцать пять минут нам устраивали спецназовский перекур. — Сделать вдох-выдох, — командовал старший инструктор. Пока мы вдыхали и выдыхали, он по очереди бил каждому в живот кулаком или ногой. Если там (в легких или животе) оставался воздух, человек падал, корчился и скрежетал зубами. Иногда инструктор слегка горячился и попадал кому в пах, а кому в солнечное сплетение. Но это тоже дисциплинировало. Никто не жаловался. В противном случае пришлось бы отжиматься еще. — А теперь сорок минут бега на выживание, — сказал инструктор, когда все уже прекратили надеяться на ужин. И мы побежали. С остановками, конечно, — на отжимание или спецназовские прыжки с приседаниями. Как это ни удивительно, но к финишу — столовой — я пришел третьим от конца. Последними пришли великаны Н-ской дивизии. Вид у них был жалкий и очень злой. Они не любили бегать. Всю дорогу они ковыляли сзади, как подбитые "железные дровосеки", измученно матерились и были готовы в любой момент рухнуть, желательно, на инструктора, чтобы удавить его раз и навсегда. Из-за частичного обезвоживания организма я тут же выпил пять стаканов томатного сока и пять стаканов горячего чая с сахаром — чего никогда не делаю в жизни. А ночью мне снились обезьяны в офицерских мундирах. Они крутились передо мной, словно на колесе обозрения, а вместо лиц у них были размноженные профили Адольфа Гитлера... Из истории «провалов» охранных спецслужб 25 сентября 1959 года был убит премьер-министр Цейлона Соломон Бандаранайке. Убийцей оказался буддийский монах. По наущению своего настоятеля монах пришел на прием к премьеру (сделать это было несложно). Чтобы скрыть оружие, монах прикрыл своим одеянием правое плечо, которое по буддийским законам должно быть обнаженным, и никто из охраны не обратил на этот факт внимания. Когда премьер-министр приблизился к монаху, тот открыл огонь, не вынимая пистолета из-под одежды. Убийцу задержали только тогда, когда он выпустил в жертву всю обойму. В феврале 89-го года вооруженный злоумышленник проник в здание пакистанского парламента, на котором присутствовала премьер-министр Беназир Бхутто. Террористу удалось убедить (!) охрану, что он не может передвигаться без своей трости с железным набалдашником. Только случайно охранник внутреннего кольца уже у входа в зал заподозрил неладное и отобрал трость. Внутрь была вставлена короткоствольная винтовка... Давайте сломаем Сусанину ногу! Итак, жизнь моя круто изменилась. Теперь она была подчинена строгому режиму от подъема до отбоя, от 6.00 до 22.00. Утром нас будил инструктор. На построение отводилось семь минут. Пока мы выстраивались, инструктор — бывший спецназовец и чемпион мира — начинал петь. Песни не отличались разнообразием, зато от них веяло добрым военным юмором. — Давайте сломаем Сусанину ногу! — пел инструктор, поглядывая на опаздывающих. — Не надо, не надо, я вспомнил дорогу!.. Или: — Через сердце нету входа? Не беда. Через печень постучим... Затем было два часа бега и форсированной зарядки. К утру третьих суток я уже с интересом разглядывал свежее мясо, выступившее на костяшках кулаков. У одного из великанов от постоянных ударов на животе образовалась насыщенного цвета гематома размером с кулак инструктора. Разнообразия было у нас немного. Завтрак походил на обед, обед — на ужин. Давали рис, гречку или макароны, и всегда — вместе с тушенкой. От такого меню у "бойца" с южного Урала желудок сказал "ёк!", и его "фундамент" прошибало каждые часа полтора. Пока он уходил в лес, мы, естественно, стояли на кулаках, отжимались или качали пресс. Один за всех и все за одного. Но больше всех нас "радовал", конечно, инструктор. Здоровый и стремительный, как ракетный комплекс, с количеством энергии, как у нового пылесоса. Он знал столько упражнений на выносливость, что само слово "выносливость" звучало как издевательство. Мало того, он делал их вместе с нами, под счет, словно это доставляло ему удовольствие. Одновременно он успевал ободрять отстающих и наказывать халтурщиков (хотя это были одни и те же). На пятом часу рукопашки мы махали на весу ногами в позиции толкающего удара. Он считал. — Шесть, семь, восемь, девять, девять... девять... девять... девять... Нет, его не "клинило". Просто кто-то из нас, кажется, уралец Валера, больше не смог поднять ногу. Ну мы и махали, пока Валера снова не "влился в ряды" (от усталости я шепотом упрашивал собственные ноги: ну, давай, милая, поднимись... поднимись, сволочь чугунная). Затем поступала команда передвигаться гуськом на основной рубеж. Великан с гематомой багровел и полз, как таракан с оторванными лапками. Вежливый отказ организма К исходу третьих суток меня колотило от перенапряжения. Непроизвольно клацали зубы, дрожали руки и ноги, тело покрывалось мощной сыпью гусиной кожи, кости ныли, и «забитые» мышцы не слушались приказаний. Утром четвертого дня я упал в обморок... Сознание сделало какой-то финт ушами — когда я полуочнулся, то обнаружил себя сидящим на асфальте, как лягушка. Передо мной, подняв голову, стоял (сидел, лежал)... дождевой червяк в очках. Он внимательно посмотрел на меня (как мне показалось, с неприязнью) и... сказал (!): — Вы не выходите на следующей? — Нет, — тут же сказал я и попытался уступить дорогу... Второй раз я очнулся более или менее нормальным человеком, прислоненным к сосне. — Отдохни чуток, — сказал инструктор, разглядывая мои зрачки. — Я в порядке, — геройски улыбаясь, сказал я. — Вижу, — сказал инструктор. Потом, видимо, включилось второе или сто двадцать второе дыхание, и больше подобных эксцессов не случалось. Из истории охранных спецслужб... Криминальный авторитет Отари Квантришвили был убит 5 апреля 1994 года у здания Краснопресненских бань. Выстрел производился из чердачного помещения дома, расположенного напротив. Криминальный авторитет Бобон (Владислав Виннер) был убит 17 января 1994 года у входа в здание бывшего тира ЦК ДОСААФ в Тушине. Его машину расстреляли из автоматического оружия с трех сторон практически в упор. И в том, и в другом случае действия охраны убиенных просто вопиющи по своему непрофессионализму. Охранники Отари, сколько раз он ни ездил в бани, ни разу не додумались даже посмотреть или проверить чердаки окрестных домов на наличие замков или пломб. И тем более самолично слазить и уверится в том, что здесь не готовится к выстрелу снайпер. Охранники Бобона вообще прошляпили амбразуры в железобетонном заборе (!), на приготовление которых у киллеров наверняка ушел не один час. Более того, они не удосужились в момент подъезда своего шефа сделать даже минимальный визуальный осмотр территории, не говоря уже о ее "зачистке". Боевое крещение И наконец наступил день, когда полученные знания по правовой психологической подготовке, по ведению гласной и негласной охраны объекта, составлению карты риска его пеших или автомобильных маршрутов, прогнозу угроз со стороны бандитов, выявлению уязвимых мест в месте проживания или работы и навыки рукопашного боя пришлось применить на практике. Здесь ваш покорный слуга отличился. Охраняемым лицом был наш преподаватель — почетный чекист СССР. — Даю вводную, — сказал он, когда вся группа собралась на центральной площади города Д. (для подобных занятий нас специально вывозили в районный центр). — Охраняйте, но так, чтобы я никого из вас не замечал. Представьте, что клиент у вас капризный и не любит, когда его «пасут» открыто. Мы приняли под наблюдение почетного чекиста и двинулись вслед, держась на порядочном расстоянии. Пока он ходил по колхозному рынку, все было нормально. Мы бродили параллельными рядами, не спускали с него глаз и постоянно менялись местами, чтобы не маячить. Но затем «объект» рынок покинул и бочком-бочком, покуривая, двинулся в сторону жилого сектора через железную дорогу. Трое из нас сразу потерялись. Остальные — двое ребят из Сургута и я, — прыгая по кустам и канавам, продолжали слежку. Чекист вышел на пустынную улицу с деревянными домами. Улица упиралась в одноэтажный магазин, от которого вправо уходила еще одна дорога. Заметив ее издали, я свернул в огороды, которые тянулись вдоль насыпи, и побежал наперерез. Огороды кончились метров через двести бетонной трубой, напоминавшей колодец, лежащий на боку. Отсюда хорошо просматривались соседние улицы, и минут через десять можно было ожидать, что «объект» появится в поле моего зрения. Чтобы не привлекать к себе внимания, я залез внутрь трубы. Пять минут просидел, десять — никто не появлялся. К трубе дважды подходили какие-то селяне и, не обращая на меня внимания, выбрасывали в нее мусор. Наконец мне надоело сидеть среди пропахших костей скумбрии, я вышел и осторожно двинулся по улице, все еще ожидая появления чекиста. Я прошел мимо закрытого мебельного цеха и здесь увидел его. Он стоял спиной в метрах двухстах и разглядывал перед собой дерево. Как в фильмах про разведчиков, я пулей метнулся в первую попавшуюся железную калитку и замер. Чекист постоял-постоял и пошел в мою сторону. Тогда я услышал за спиной шаги. Из кирпичного недостроенного дома вышел пузатый мужик в грязной рубашке и с железным ломом. Мужик подошел ко мне вплотную и помахал холодным оружием. — Видишь, — сказал он, — щас отфигачу, чтоб больше не воровали у меня кирпичи. — Я не ворую кирпичи, — сказал я, — у нас оперативное мероприятие — Что? — сказал мужик и воткнул лом в мой живот. У соседей залаяла собака. Я пригвоздился к забору. У мужика было злое, неопрятное и самодовольное лицо. Вокруг рта — следы то ли от кетчупа, то ли от томатного сока. Короче, когда он ткнул меня во второй раз, я присел в основную стойку, как учили, оттолкнул железяку и, ухватившись за нее сбоку, сильно дернул. Мужик подался вперед. Я ударил его "вилкой" — растопыренной ладонью — в кадык (попал, правда, в нос), поймал его за плечи и два раза сильно саданул коленом в солнечное сплетение. Когда он загнулся, легонько ударил локтем под затылок. Человек упал на кирпичи. Такого взрыва агрессии от самого себя я, конечно, не ожидал. И что делать дальше, тоже не представлял. На улице снова было пусто. «Объект» прошел мимо. Мужик, слава богу, потихоньку отдышался и молча, держась рукой за грудь, ушел в дом. Чувствовал я себя отвратительно. Очень хотелось извиниться. На следующий день выпускные экзамены я сдал на "четыре".
