ЧАХОТОЧНАЯ ЗОНА

Россия погибает от туберкулеза. Эпидемиологический порог остался далеко позади: он "перехлестнут" в полтора раза. Эпидемия начинается с 50 больных на 100 тысяч населения, а у нас уже 74. ВОЗ бьется в истерике, весь мир дрожит мелкой дрожью, поглядывая на восточного соседа. А мы все: курс доллара... сокращение зарплаты... безработица... Какая, к черту, безработица! Тридцатилетние мужики харкают кровью и тихо угасают в своих постелях. Кому работать-то? Что зараза расползается из тюрем и колоний — тоже не секрет. 90 тысяч больных зэков, которые рано или поздно выйдут на свободу, — это мощная армия с таким биологическим оружием, что впору ждать второго Чернобыля. По разным оценкам, уровень заболеваемости в тюрьмах в 20—60 раз выше, чем среди населения в целом. В прошлом году от туберкулеза умерло 5 тыс. заключенных. 10 тысяч недолеченных людей ежегодно выходят из российских мест заключения на волю. Для сравнения: самый высокий в Западной Европе уровень заболевания (в Португалии) — 2,8 на 100 тыс. населения. В России же, как видно из графика, 74. Смертность от туберкулеза в России в 24 раза выше, чем в США. Сначала смотришь — вроде бы больница: рентген, врачи, аптека. Но окна — в решетках, на уколы — строятся. И если парень в белом халате — санитар, то зачем ему рация и дубинка под халатом? Дверь в "отделении долечивания" — на замке и с решеткой. Вокруг — контрольно-следовая полоса, по углам — вышки. Нет, все-таки тюрьма! n n n Учреждение ИК 55/1 в поселке Товарково Калужской области — и зона, и больница одновременно. Сюда из Москвы, из Московской и Калужской областей этапируют зэков с острой формой туберкулеза. Их помещают в стационар, потом — в отделение долечивания. И только оттуда, опять-таки после определенного курса, — обратно, в "родную" колонию. В учреждении — 250 мест, но сегодня там сидят 330 человек, а в апреле этого года были побиты все рекорды — 461 "постоялец". n n n "...Здесь были убийцы невзначай и убийцы по ремеслу, разбойники и атаманы разбойников. Были просто мазурики... Были и такие, про которых трудно было решить: за что бы, кажется, они могли прийти сюда... ...Народ угрюмый, завистливый, страшно тщеславный, хвастливый, обидчивый и в высшей степени формалист..." Ф.М. Достоевский. Записки из мертвого дома n n n Александр Ч. болен полгода, отсидел уже 5 лет. Служил в десантно-штурмовом батальоне, работал замдиректора охотничьего хозяйства. Он задал вопрос первым: — Вот скажите: чего за мелкие проступки сажать, правильно? — Может быть... — Заболеваем мы именно тут, правильно? — Правильно. — Выходим потом на волю недолеченные, правильно? — Ну... — Получается так: суды судят, прокуроры — в стороне, а нас сажают не столько в тюрьму, сколько на туберкулез. Правильно? — Что предлагаете? — Выпускать надо нас, мы же все — больные люди. Александр отбывает 12-летний срок за организацию убийства. n n n Мода здесь такая: тренировочные штаны, свитер и телогрейка. На ногах теплые башмаки, сапоги — это практично. И вдруг один выходит на беседу с журналистом в хороших (без дураков) джинсах и аккуратной рубашке. Ботинки с пряжкой a-ля "новый русский", очки в приличной оправе. Прямо как те ребятки-компьютерщики из рекламы "Nescafe". Оказалось — интеллигент, отбывает 7-летний срок за распространение фальшивой валюты. Диагноз поставлен в 1996 году, заболел в СИЗО. Считает, что колония "правильная", голодом специально никто тут не морит. И врачи лечат нормально — тем, что есть, хотя понятно, что всего не хватает. Видно, что к встрече с прессой в колонии готовились. И "тубики" знали, что приедут журналисты. Прямо в коридоре засыпали жалобами-доносами: "А перед вашим приездом тут койки переставляли... Нам хлеб сырой дают... Лекарств не хватает..." Но администрацию все это нисколько не взволновало. — Да я все это знаю, они нам и так все регулярно высказывают, — махнул рукой начальник колонии подполковник Владимир Родионов. — По мне — лучше разрешить им выговориться. А иначе они начнут строчить доносы в правозащитные организации, понаедут комиссии, замучают проверками. Но я все равно сходил, посмотрел. Может, нары и переставляли — лучше все равно не стало. По пять-шесть человек в палате вместо четырех. Правда, в городских больницах вообще в коридорах лежат... n n n Игорь А. самый молодой здесь, ему 20 лет, болеет два года. Школу закончил в Республике Коми, собирался учиться на тракториста. Был приговорен в 1995 году к 8 годам за причинение тяжких телесных повреждений. Говорит, на танцах выпили, а потом зачем-то стали драться. — Ну я и ударил. — И что, ударил рукой — и сразу тяжкие телесные? — Почему рукой? Топором. — Ты что, с собой на танцы топор принес? — Почему с собой? Я домой сбегал. n n n А с хлебом так. Все колонии в области раньше покупали его у городских пекарен. Но деньги пекарням стали поступать с перебоями, а в долг они работать не захотели. Тогда "колонисты" запаслись мукой и стали сами печь хлеб для всех зон и СИЗО. Теперь он есть всегда, другое дело — какого качества. — Да плевать им на качество! — сказал один из офицеров. — Они из принципа бузят: раз положено — давай! Они всегда найдут к чему прицепиться. n n n Илье С. 40 лет. Болен с прошлого года, в больнице — 2 месяца. Уже отбыл 8 с половиной лет срока. Дома остались жена и дочь. На разговор пришел с Уголовным кодексом в руках. — А почему нам молока не дают? Нам положено, я точно знаю. Илья настаивает, чтобы помогли именно ему, так как он не согласен с тем, что осужден по двум статьям сразу. — С чем не согласны? — Наркотиков у меня не было. — А по другой статье? — По другой согласен. — Там в чем дело? — Человека порезал. Это его четвертая судимость. n n n Кто-то неведомый посадил за колючку их всех вместе — "граждан начальников", "тубиков", врачей — и, быстренько распределив обязанности, сказал: "Как хотите, так и выкарабкивайтесь". И сейчас у всех у них общая задача — выжить. Зэков наказали дважды: тюрьмой — по суду, а страшной болезнью — просто так. Но очень многие своей болезнью играют, как козырем. Чуть что — в крик: "Мало того что посадили, еще и туберкулезом одарили. Теперь обязаны и питание обеспечить, и лечение". Пускают в ход свою палочку-выручалочку Коха, когда начальство, затравленное безденежьем, допускает малейший прокол. А как не проколоться, когда все время чего-нибудь не хватает? Неформальные тюремные законы тут работают, иерархия среди заключенных есть, но среди больных людей все проявляется не так резко. На обострение отношений с администрацией идут скорее, чтобы просто поддержать свой авторитет. Как это происходит? Поскандалит больной в палате, покричит перед другими. А поговорит с ним врач или начальник — оказывается, что и претензий-то особых у него нет. И все он прекрасно понимает. n n n "Тубики" про начальство знают многое. Знают, что тем зарплату задерживают, паек не выдают. А что такое невыплаченная вовремя работникам зоны зарплата? Деться-то отсюда некуда. Парень в белом халате и с дубинкой в руках за сомнительное счастье охранять заключенных, да к тому же заразных, получает 400—500 рублей в месяц. Конечно, это трудное испытание, когда зэк предлагает тебе за 100 рублей принести в зону бутылку водки, а ты отказываешься. Раз откажешь, два откажешь, а потом сломаешься. n n n Администрация прекрасно понимает: если не удовлетворить работников, недовольство будет словесное и тихое, а если не накормить осужденных, будет бунт. А он, русский, известно какой. В приказе, выпущенном еще когда ГУИН числился за МВД, для больных туберкулезом предусмотрено следующее меню (называется "стол 7-б"). Ежедневно: мясо — 150 г; рыба — 100 г; масло растительное — 20 г; молоко — 500 г; творог — 50 г... Само собой, хлеб, крупа, чай. Мало кто из "тубиков" так ел на воле. И уж точно — никто так не ест в обычной зоне. Тут им лучше — однозначно. n n n По ту сторону забора, за лесами, в столичном тепле, ученые спорят о методах лечения туберкулеза. Есть две научные школы — две концепции. Но для практики зон разница абсолютно несущественна. Все дело, грубо говоря, в количестве лекарств, которые нужно применять одновременно. А в зонах пока действуют просто: сколько чего есть, то и вкалывают. Заграница нам помогает: сбрасывает завалящий товар. Мы берем, мы не гордые. Пришла как-то гуманитарная помощь — 200 флаконов каламицина (необходимейший препарат). Много это или мало? Классический полный курс для одного больного — 120 уколов, то есть 120 флаконов. А нуждающихся — 200 или 300 человек. И как прикажете делить? Два года в колонии работает фонд взаимопомощи осужденных "Инициатива". Никто не верил, что такая организация может получиться. Большинство осужденных придерживались типично "совкового" мнения: честно ничего не делается — либо администрация что-то имеет, либо активисты. Теперь поверили — "гуманитарку" в колонии не крадут. Как только приходят продукты или лекарства, активисты фонда все пересчитывают, составляют опись и передают администрации. n n n — На воле работать проще, — говорит начальник отделения Сергей Блинов, — там человек хочет поправиться. Здесь — по-другому. Все зависит от уровня культуры: многим даже и не объяснишь ничего. Вот приходит, например: "Плохо сплю, дайте снотворного". Проверяем — спит нормально. Отказываем. Он заводит свою шарманку: "Я и так больной человек, а тут еще не сплю, мучаюсь, а вы отказываете..." Или: "Не хочу принимать лекарства — и все!" И ничего слушать не хочет. Тут есть особо хитрые, которые понимают: если принять все положенные лекарства, то будет лучше. Но тогда их вернут в обычную колонию. А там уже не будет никакого "стола 7-б", зато будет работа, и в камере совсем даже не по пять человек. Вот они попринимают-попринимают лекарства и, почувствовав себя лучше, прекращают лечиться. Чтобы здесь остаться. n n n Три международные организации начали благотворительную кампанию по сбору средств на борьбу с туберкулезом в России: "Врачи без границ", Нью-Йоркский институт здравоохранения, МЕРЛИН — "Медицинская помощь в чрезвычайных ситуациях" (Великобритания). Пока они собрали 10 миллионов долларов. А необходимо, по их собственным подсчетам, 100 миллионов. n n n "Актирование" — это слово знает каждый осужденный в ИК 55/1. Это когда тяжелобольного освобождают досрочно. Есть специальный приказ, где написано, в каком состоянии больной может претендовать на такую привилегию. Если врачи считают, что зэк "созрел", администрация подает документы в суд, а тот решает: освобождать или нет. При этом учитывается не только состояние здоровья, но и то, как зэк выполнял предписания врачей, как вел себя. Но и у осужденных свои понятия: "Я тяжелобольной, зачем вы меня здесь держите? Ждете, пока я умру?" Они говорят, что тот приказ позволяет им лишь одно — выйти из зоны вперед ногами. В этом году актировали пятерых. Еще пятеро умерли, так и не дождавшись актирования. n n n А хоть бы и поступало лекарств сколько положено! Расчет-то шел на 250 человек, а их за четыре сотни. — Вот если бы к нам не этапировали из Москвы и других областей, то даже при этих лекарствах и с этим финансированием можно было бы такое сделать... — мечтает начальник учреждения. Есть и другие варианты. Скажем, создавать в обычных зонах специальные отряды, где содержались бы больные. Это могло бы помочь, но при условии, что таким отрядам будет уделяться особое внимание. Сейчас это маловероятно: откуда взять еще врача, здание, медикаменты, усиленное питание? n n n Вадим У. заболел полгода назад. До заключения нигде не работал. Получил 2 года за кражу. Отбыл уже год. Не первая кража, не первая судимость. — Что украли-то? — Компьютер из офиса. — Один? — Два. — И все? — Еще принтер, два факса... — А что ж там осталось? — Телефон остался. — ??? — Я не взял — вдруг им кто-то позвонит. n n n Он долго смущался, потом все-таки подошел. — А можно мне дать объявление в вашу газету? — Какое? Он протянул обрывок тетрадного листка. "Надеюсь познакомиться с женщиной не старше 40 лет, имеющей литературное образование, увлекающейся поэзией. О себе: 37/165/60, русский, христьянин, пишу стихи, песни... Хотелось бы совместно заняться написанием рассказов, очерков, сценариев. Мой временный адрес..." И ни полслова о своем истинном положении. n n n В больнице работает психолог, симпатичная женщина Наталья Сергеева. Она раньше была школьной учительницей, потом окончила факультет психологии, и ее пригласили сюда. — Главная моя цель — успокоить, помочь преодолеть стресс. Часто они говорят одно, а делают другое. Многие считают, что все кругом виноваты, кроме них, а вот их-то как раз надо выпустить. Я даю свои рекомендации, администрация по мере возможности их учитывает. Скажем, после обычной зоны, чтобы люди успокоились, советую больных распределить насколько возможно свободнее. А еще у нас в одной из палат живет кошечка. Пусть она будет, больные за ней ухаживают, это лучше для них, хотя и не положено. Теперь можно сказать: это была командировка по письму. Бывший зэк благодарил врачей и администрацию колонии за помощь и гуманное отношение. Так что ехали мы в хорошую, "правильную" зону. Можно только догадываться, как живется туберкулезникам в зоне плохой. Здесь хоть и мало медикаментов, еды, воды, тепла, света, но все хотя бы идет "как положено". Тут лечат — дают лекарства, и есть врачи. Но мало кто вылечивается. Тут есть режим и воспитатели, но мало кто исправляется. Их вроде бы жалко — худые, с ввалившимися щеками, бледные. А за что жалеть? Порезал, украл, ударил, убил... Ну выйдут, ну, предположим, не будут больше красть факсы и приходить на танцы с топором. И что? Зэки плохо представляют, что ждет их на воле. Но рвутся туда изо всех оставшихся сил — жить-то хочется! Мы тоже не знаем, что делать с тысячами чахоточных, которые ежегодно выходят из резерваций. Нам тоже не хочется умирать. Благодарим ГУИН Минюста РФ, Управление по Калужской области и администрацию ИК 55/1 за содействие в подготовке материала. ГРУСТНЫЙ КОММЕНТАРИЙ Михаил ПЕРИН, начальник медицинского отдела ГУИН Минюста РФ: — Больной туберкулезом обязательно должен получить несколько специальных препаратов в течение определенного времени. Отсутствие хотя бы одного из них приводит к развитию лекарственно устойчивых форм болезни. А тогда нужны уже новые, совсем другие лекарства. Именно такой туберкулез сейчас уже у 20% больных заключенных. Получается, лучше не лечить вообще, чем недолечивать. А у нас повсеместно идет лечение всего одним-двумя препаратами. Сегодня положение просто критическое. В исправительные учреждения поступает лишь 20—30% необходимых для лечения медикаментов. И те скудные средства, которые поступили в первом полугодии, были в основном использованы на питание осужденных. Наверное, это правильно. Если заключенных не кормить, то и лечить скоро будет некого. Но во втором полугодии денег пока вообще не поступало...

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру