На днях мне пришлось срочно распечатать балкон: понадобилась одна полезная вещица — из тех, что вечно ждут там своего часа. Внешний вид ее производил неизгладимое впечатление. За месяц, который она "прожила" с видом на Ленинградский проспект, ее глянцевые бока покрыл толстый слой копоти — по миллиметру жуткой жирной сажи за каждые десять дней "на воздухе". САМЫЕ ИЗВЕСТНЫЕ ТЕХНОГЕННЫЕ КАТАСТРОФЫ СССР И РОССИИ 1986 г. — авария на Чернобыльской АЭС. 1989 г. — взрыв нефтепровода Западная Сибирь — Урал — Поволжье, повлекший железнодорожную катастрофу с гибелью 575 человек. 1993 г. — разрушительный взрыв на Томском химкомбинате из-за нарушений эксплуатации оборудования. 1996 г. — в результате прорыва нефтепровода Самара — Кузьмичи вылилось 150 тонн нефти (по мнению экологов — более 450 тонн). Если завтра весь мир разом перестанет вырабатывать озоноразрушающие вещества, еще 40 лет атмосфера будет истощаться под воздействием того, что мы уже напроизводили. Как складываются многие состояния в России? Получил лицензию на продажу за рубеж миллиона тонн нефти — и ты богач! Получил лицензию на добычу десятка тонн крабов — богач! Государство за лицензию (то есть за исходную стоимость самих природных ресурсов) практически ничего не получает. Зато получают — чиновники... Справка "МК": Алексей Владимирович Яблоков — не только пионер отечественной экологии, не только академик и ученый с мировым именем, но и в высшей степени деятельный человек. В свое время он даже не побрезговал "сходить во власть" — в надежде сделать жизнь в России хоть немного безопаснее. С 1991-го по 1996-й Яблоков был сначала советником президента, потом членом Совета безопасности. Сдвинуть дело экологической безопасности с мертвой точки ему так и не удалось. Даже то немногое, чего Яблокову удалось добиться потом и кровью, хриплыми спорами и служебными записками, неотвратимо глохло в бюрократической мешанине... — Алексей Владимирович, так почему — даже при достаточно благоприятных условиях, даже при благоволении к вам президента — большая часть ваших государственно-экологических идей не воплотилась в жизнь? Причина в бюрократии, силе промышленного лобби или просто в нашем всеобщем пренебрежении к завтрашнему дню? — Ну, конечно, и то, и другое, и третье, и даже четвертое какое-нибудь можно найти. В конечном счете причина — в масштабе мышления. Масштаб мышления российского политика — это максимум 4 года от выборов до выборов. Масштаб экономиста, бизнесмена чуть больше — 10-12 лет, за которые оборачивается вложенный капитал. А масштаб эколога — 40—50 лет. Минимум. Посмотрите, ядохимикат ДДТ у нас прекратили делать в 1972 году. Но микродозы этого вещества можно и сегодня найти практически повсюду. А в благоприятной для этой отравы среде — например, в желтке птичьего яйца — может обнаружиться вообще ее запредельная концентрация. Хотя больше четверти века прошло! — Тогда неудивительно, что экологов не понимают. Мало кто способен думать такими категориями: если я сегодня сделаю то-то, через пятьдесят лет получится вот так. Да меня самого через столько времени, скорее всего, на свете-то не будет. — Покойный профессор Леонид Крушинский однажды задался вопросом, как отличить умного от дурака. И вправду, как это сделать? Ведь нет объективных критериев. Крушинский работал с крысами и по крайней мере один критерий нашел — способность к экстраполяции. Опыт ставился такой. Сидит крыса, а перед ее носом — за специальным заборчиком с окнами — быстро проезжает тележка с едой. Через окошко, которое у крысы перед носом, еду ухватить невозможно — слишком быстро тележка катится. И вот глупая крыса будет облизываться, пока с голоду не помрет. А умная посмотрит, посмотрит, подбежит к самому дальнему окошку и там ждет, когда еда покажется. Это животное экстраполирует ситуацию: т.е. предугадывает, как может измениться положение вещей через некоторое время. Ум, по Крушинскому, это способность смотреть в будущее... В 1992 году, на конференции ООН в Рио-де-Жанейро, была принята т.н. международная концепция устойчивого развития. Имеется в виду, что мы своими сегодняшними действиями не имеем права ограничивать будущие поколения в возможности развиваться. В большинстве стран мира эта концепция введена законами. У нас — двумя указами президента, и те типа "правительству разработать модель, обеспечить, перейти..." и так далее. При Черномырдине документы готовили, при Кириенко клали на стол президенту — далее они где-то пропали, забыли о них. А ведь это элементарный научный подход: нужно просто посмотреть, какой мы хотим видеть страну через 20—30 лет, и подумать, что для этого можно сделать сегодня. Но мы же не хотим думать! Не хотим предвидеть! — Выходит, люди — по Крушинскому-Яблокову — довольно глупые крысы. И ждет их в дальнем окошечке не еда, а крысиный яд. — Чего-чего, а яда у нас точно хватает. Главные проблемы России от Мурманска до Владивостока — массовое радиационное загрязнение и загрязнение питьевой воды. Столько лет твердили: "ядерный щит Родины", а там хоть трава не расти... — ...а выросла полынь под Чернобылем. - Пять лет, как нет с нами Алеся Адамовича. Многие не понимали, почему он последние годы жизни посвятил Чернобылю А он, как настоящий пророк, предвидел, что чернобыли теперь будут накатываться на нас со всех сторон. Слышали, наверное, об озере Карачай под Челябинском — самом радиационно грязном месте на планете: в него, если считать по количеству радиоактивных веществ, комбинат "Маяк" слил сотню (!) чернобылей. Теперь это озеро покрывают бетонными блоками. А оно внизу стало распространяться со скоростью 80 метров в год в сторону речушки Мишеляк. Мишеляк — Теча — Тобол — Обь — Ледовитый океан... Если вложим миллиард долларов, может и остановим эту ползучую катастрофу. Но где бы взять этот миллиард? Ведь столько планируется в 1999 году на всю промышленность, строительство, транспорт и науку России. Недавно стала известна ситуация на полигоне "Северный" знаменитого "Красноярска-26". Там подземная радиоактивная линза распространяется со скоростью 300 метров в год. До ближайшего притока Енисея осталось 1 километр 800 метров. Или шесть лет. Об этой катастрофе атомщики предпочитают помалкивать. Ни слова не сказали, когда я был там как советник президента в 1992 году. В их планах — завершение строительства местного завода по переработке ядерного топлива. Не только российского, но и из Испании, Швейцарии, Японии и других стран, которые готовы платить по 1000 долларов за килограмм, лишь бы избавиться от своей радиации. Деньги — сегодня, а что будет через 15-20 лет — не их забота. - А дезактивация Енисея разве невозможна? - Теоретически возможна, но стоить это будет, наверное, как десяток годовых бюджетов России. Вы представляете себе, что такое долгоживущие радионуклиды (ДЖН)? Два радиоизотопа йода существуют всего несколько часов или дней. Но во время чернобыльской катастрофы и этого хватило, чтобы у тысяч людей спустя некоторое время развился рак щитовидной железы. У радиоизотопов цезия и стронция период полураспада уже 30 лет. А у плутония - 24 тысячи лет, у одного из изотопов йода – 16 миллионов лет. Возникшие в атомных реакторах, они вечно будут отравлять существование человечества и живой природы. Это — навсегда! Допустим, извлечем их из грязной воды. А дальше что делать? Как надежно упрятать на тысячи лет? Сорок лет назад, — подчиняясь задаче создания атомной бомбы "любой ценой", — стали закачивать их вглубь земной коры. Думали, таким образом решили проблему захоронения плутония и всех других ДЖН. Просчитались. Последнее достижение "атомной мысли" — строить специальные ядерные реакторы, чтобы в них "сжигать" старые ДЖН. А новые — в следующих поколениях реакторов. Та же пирамида, только атомная. Как и финансовые , она обречена на катастрофу. — Таких страшилок вы, наверное, знаете массу? — Да не страшилки это, а банальное отсутствие государственного или даже просто разумного подхода. В конечном итоге это просто неумение считать деньги. Сегодня в чести мелкая прибыль, цена которой — завтрашние безразмерные убытки. Озеро Карачай, как я уже говорил, обойдется стране минимум в миллиард долларов. А посмотрите, какую глупость придумали в Карелии. Там начинают разработку ураново-ванадиевого месторождения. Онежское озеро, скорее всего, при этом погубят. Карелия могла бы стать настоящей Меккой для туристов всей Европы, но для этого надо приложить гораздо больше усилий. Конечно, проще пробить дырку в земле... А кто-нибудь подумал, кому и зачем нужна эта дырка? Об уране сегодня бессмысленно говорить — в наших демонтируемых ракетных боеголовках его столько, что лет на сто хватит атомным станциям всего мира. А если на мировом рынке не будет хватать ванадия, можно быстро наладить его получение из нефти... А сколько будет стоит загрязнение Онеги? Но наши бизнесмены не умеют деньги считать. - Ну почему же? Они прекрасно считают. Просто вы говорите о прибыли, которую можно получить через 50 лет, а им нужны деньги — завтра. Потому что уже послезавтра есть шанс нарваться на пулю в собственном подъезде. — Не "быстрые деньги" в почете из-за криминальной ситуации, а ситуация возникла из-за возможности получения "быстрых денег". Самым сильным ударом по криминалу как раз и было бы прекращение "денежных рек с быстрым течением". Вот схема нашего ценообразования — на примере стола, за которым мы с вами сидим. Стоимость древесины около 5 процентов, 15-25 процентов — ее обработка, 10-15 процентов — транспортировка, а 40-50 процентов — снова накрутки. И так у нас со всеми природными ресурсами. В других странах на перепродажу приходится не более 10 процентов от конечной цены. Стоимость любой продукции складывается из стоимости природных ресурсов, труда и процентов на вложенный капитал. В России государство всей налоговой мощью обрушивается на труд, чуть-чуть прихватывая капитал, а природные ресурсы – на последнем месте. Природная компонента стоимости продукции искусственно занижена. А раз ресурсы такие дешевые — зачем их беречь? Попутный газ выгоднее сжигать в десятках тысяч факелов, чем собирать. Зачем вкладывать деньги в дорогие не рвущиеся нефтепроводы, когда сама нефть стоит меньше, чем ее перекачка? Прорвется-разольется — накачаем еще. Зачем экономить воду и землю, когда их исходная цена — мизерная? — А как же с Конституцией, где записано "природные ресурсы используются и охраняются как основа жизни и деятельности" и "Каждый имеет право на благоприятную окружающую среду"? Наконец, ведь есть в правительстве госкомитет по экологии. — Бывшее министерство, которое уже давно понизили в статусе, а теперь и вообще собираются ликвидировать? Действительно, именно на него возложена обязанность привести в движение два главных механизма осуществления этих конституционных требований — государственная экологическая экспертиза и плата за загрязнение окружающей среды. Только не работают механизмы! По закону ни один проект, который может повлиять на состояние среды не должен начинаться без положительного заключения экологической экспертизы. Я был председателем экологической экспертизы по строительству высокоскоростной магистрали Санкт-Петербург — Москва. Голоса экспертов разделились, положительного заключения экспертиза не дала. А Черномырдин пишет председателю Госкомэкологии: хватит экспертиз, давайте положительное заключение. Премьер, который ежедневно требовал от других соблюдения законов, требует, чтобы его подчиненный нарушил закон! Я могу перечислить немало случаев когда правительство Черномырдина открыто нарушало экологическое законодательство. И Генеральная прокуратура об этом робко писала в правительство, и даже Верховный Суд России принимал соответствующие решения... — А почему не действует второй, экономический, механизм защиты наших конституционных экологических прав? Вроде бы принцип "загрязнил — плати" отлично работает во всем мире? — Мы очень надеялись на эффективность этого принципа. Любое предприятие должно заплатить государству за ликвидацию последствий вызванных им загрязнений. Однако приходит экологический инспектор на завод: "Загрязняете? Платите в экологический фонд!". Те разводят руками — нет денег. А предприятие градообразующее, все население города там работает. Закрыть его за неуплату — по закону — можно, а вот по социальным причинам — нельзя. При этом часто деньги у фирмы есть, но недоступны экологам (например, скрыты на счетах за границей). В Москве в экофонд собирается, насколько я знаю, не более десятой части положенного. — Помнится, тогда же с уст Черномырдина слетело что-то вроде "нечего этих экологов слушать, они же все неадекватны". — Конечно, мы "неадекватны". А я так просто чокнутый по чиновничьим меркам — выступаю против начальства. Мне легче, конечно. И академические звания, и известность какая-то. Без работы не останусь — поеду читать лекции за рубеж. И к президенту не я просился, а он меня пригласил... Все экологи для чиновников сумасшедшие — они не понимают мотивов наших действий, не понимают, как можно что-то доказывать с пеной у рта не столько ради денег и карьеры, сколько ради будущего — Вообще-то говорят: лучше уж корыстные мотивы, чем идеологические. Дескать, ради идеи совершаются куда более страшные поступки, чем из-за денег. Экологов, в частности, иногда называют "новыми луддитами", противниками технического прогресса в принципе. — Экологи никогда не были противниками научно-технического прогресса. Мы только ставим вопросы целесообразности и допустимого риска. Деятельность человека — это вмешательство в окружающую среду. Мы рассчитываем, насколько оно оправдано, в том числе и экономически. На одной чаше весов всегда лежит гипотетическая польза от этого вмешательства, на другой — прогнозируемый вред. Иными словами, мы пытаемся определить, стоит ли овчинка выделки. И если во многих случаях оказывается, что "не стоит", это не наша вина. Мы говорим: "Надо сделать то-то и то-то, чтобы примирить данный проект с природой". Но наши оппоненты не хотят тратить деньги на экологическую безопасность. И вот тогда мы действительно начинаем кричать во весь голос: "Если не желаете делать, как следует, лучше не делайте вовсе!" А еще говорят, что экологи — в своем неприятии прогресса — могут даже выдать секреты своей страны другим государствам. Меня, например, чьим только шпионом не называли! Чуть не посадили когда-то... Речь шла о тщательно скрывавшиеся (но не секретных!) данных о колоссальной фальсификации статистики советского китобойного промысла в Антарктике в 1949-1972 годах. Не экологов надо обвинять в шпионаже. О каком Отечестве радеет, например, Минатом, продав обогатительный завод Китаю и чуть не продав (экологи помогли остановить!) — Ирану. Ведь обогащение урана нужно прежде всего для производства ядерного оружия. Минатом уже подлил немало масла в костер распространения ядерного оружия. Чего стоят, например, наши соглашения по поставке плутония и обогащенного урана в страны НАТО! Вот вам пример, когда неумение смотреть в будущее и рассчитывать наперед может принести не только экологический ущерб. Сегодня в стране идут два позорных процесса — над морскими офицерами Никитиным и Пасько. Я все в таких случаях вспоминаю аббата Фариа из "Графа Монте-Кристо". Он, если помните, по одним косвенным данным моментально определил, кто упек Дантеса в тюрьму. И истинные причины заточения, само собой, не имели никакого отношения к официальной версии. По моим данным, через Никитина руководство Северного флота мстит его тестю, адмиралу, который публично назвал истинных виновников гибели атомохода "Комсомолец". А в обвинительном заключении по делу Пасько экологические материалы и вовсе не фигурируют. Насколько я знаю, он вскрыл факты коррупции в высшем руководстве флота, и сейчас его стремятся упечь за что бы то ни было, лишь бы молчал. Для тех, кто сомневается в его честности, добавлю: бывший начальник разведки Тихоокеанского флота (представляете себе, какие убеждения должны были сформироваться у человека на такой должности?) по собственной инициативе выступает общественным защитником Пасько. — Тем не менее в обоих случаях фигурирует именно экология. — Это-то как раз легко объясняется. Конституция России декларирует, что экологические сведения не могут быть секретными. Но критерии "экологичности" не определены. В этой правовой дырке и хозяйничает ФСБ. "Шпионы" Никитин и Пасько принесли родине 40 и 50 миллионов долларов, соответственно: норвежцы и японцы заплатили за то, чтобы Россия устранила вскрытые этими офицерами экологические безобразия. А следователи военной прокуратуры, которые сделали на этих офицерах карьеру (оба были с повышением переведены в Москву), на мой взгляд, лишь проели государственные деньги. И еще: экологи всегда слишком заметны. Скандал для нас в порядке вещей, потому что иначе нас не слышат. Посмотрите, какие мощные лоббисты противостоят экологам: Минатом, экспортеры сырья, рыбная мафия. Союзников же — не видно. Такое ощущение, что мы работаем только ради своих личных детей и внуков, а все остальные собираются продолжить жизнь где-то на другой планете. В свое время, когда вышло постановление о переводе лесов первой группы под вырубку, наша организация "ЭКО-Юрис" выиграла иск к правительству в Верховном Суде. Истцом мы назвали (а суд признал) именно население России! И всегда, когда экологам удается напрямую спросить мнение народа, подавляющее большинство оказывается на нашей стороне. Например, в 1996 году на референдуме в Костромской области 87 процентов высказались против строительства АЭС. Три недели назад в Воткинске на местном референдуме по строительству экологически опасного производства против оказалось — 97 процентов... На самом деле это одна из важнейших — если не главная — проблема России: отсутствие гражданского общества. Общества, способного отстаивать свои собственные интересы и защищаться от произвола. Только такое общество может не допустить, чтобы нефть разливалась в заповедниках, а радиоактивные отходы закапывались в городской черте. Потому что только общество состоит не из политиков и рабочих, не из эстрадных звезд и лоточников, не из бандитов и профессоров, а все-таки из людей, которые в первую очередь думают о своих детях и внуках...
