Когда ее первый раз узнали на улице, ей стало стыдно. Когда шесть лет назад ее позвал играть в своем спектакле знаменитый английский режиссер Саймон Стоукс, она и подумать не могла, что станет его женой. Когда ей первый раз предложили эротическую сцену, возмутилась, а теперь изображает секс, еле сдерживая смех. Ее вообще никто и никогда не видел в другом настроении — недовольной, злой, раздраженной. И она говорит, что никогда не окажется на месте своей героини из "Подмосковных вечеров". Она просто не может быть несчастной. Она — любимая женщина комдива Котова и интердевочка первого призыва. Она живет сразу в трех странах — в Англии, в России и Литве. Она — актриса Ингеборга Дапкунайте. Мы встретились в пресс-центре Московского кинофестиваля на следующий день после торжественного открытия. На ее лице не было заметно следов "вчерашнего", несмотря на то, что целый вечер вела церемонию, а потом пошла на ночной банкет. И она тут же согласилась на интервью часика через два. Меня пугали, что Ингеборга Дапкунайте "недотрога", что любимые ее ответы "да" или "нет" и что еще та "динамистка" — согласится на интервью и не придет. Все оказалось с точностью до наоборот. За час нашей беседы я узнала о ней столько, что даже растерялась — как все уместить на газетной полосе — и расстроилась — как жалко, что "в партере" сидели только мы с фотографом. Ингеборга не рассказывала, а показывала то, что с ней происходило, сопровождая это словами. Посмотрите на снимки и напрягите воображение. Неповторимый легкий акцент, улыбка, частенько переходящая в хохот, больше кокетливый. Она себе нравится, и она достойна любви, в том числе и своей собственной. — Ингеборга, на фестивале вы чувствуете себя приглашенным гостем или все-таки дома? — Конечно, приглашенным гостем. И дома. Одновременно. А вообще в Москве я была последний раз... ровно месяц назад на съемках фильма "Москва". Режиссер Александр Зельдович, сценарий Владимира Сорокина, того самого авангардиста, который выпустил недавно скандальный роман "Голубое сало". Сценарий очень-очень незаурядный. Играют Татьяна Друбич, Наталья Коляканова, Балуев, Гвоздицкий. Начали снимать год назад, но — известная история: кончились деньги, поэтому завершили только сейчас. Мою героиню зовут Маша. По фильму Таня Друбич и я — сестры. Коляканова — наша мама. Балуев — мой жених. Ну и так далее. Остальное увидите сами. А еще я недавно закончила сниматься в американском фильме "Тень вампира". Продюсер Николас Кейдж. — Большая роль? — Ну так, нормальная. (Смеется. — Е.С.-А.) Если не вырежут. Не главная, конечно. Пока дата премьеры еще не назначена и вообще неясно, буду ли я в фильме, знаете, как монтируется кино, могут и выбросить. Я там действую в параллельной основному сюжету линии. Я — любовница Джона Малковича. — Рассчитываете на "Оскара" за роль второго плана? — Нет, ну что вы, так далеко не планируем! — Ваша любовница несчастна или у нее все хорошо с Малковичем? — Не знаю, как смонтируют, так и будет. А характер у нее очень интересный. Пока что я вампирка. — Вам нарастили вампирские клыки?! — Нет, вот зубов мне не делали. — У вас у самой зубы такие? Долгий обоюдный хохот. — Фильм про то, как в 1922 году режиссер Морнау снимал картину "Носферату", ну, со всякими прибамбасами. С Николасом Кейджем я не общалась, но он написал мне очень красивое письмо, говорящее "Добро пожаловать!", после того, как я приняла его предложение. — Вы часто играете в звездном составе, с кем из звезд приятнее всего было работать? — Не могу никого выделить, потому что все классные. Мне везло. Подонков не встречала. Все по-разному приятные. И если ты подстроишься под человека и он чуть-чуть под тебя, то все будет хорошо. — А какое чувство труднее всего играть? — Трудно — не чувство, трудно — создать характер, чтобы он соответствовал сценарию, замыслу режиссера, представлениям других актеров. Потому что сделать фильм — это не одному картину написать, а всем вместе поработать. Вообще для меня самое трудное — первый съемочный день. Например, только что мы снимали "Тень вампира". Первый день. Люксембург. Вокруг — одни звезды, все очень милые. Слава богу, Джона Малковича — моего партнера — я знала давно, и мы с ним друзья. Загримировались, встали перед камерой и... Знаете, что нам велено было снять первым кадром? (Дальше говорит, чуть не плача от смеха. — Е.С.-А.) Мы с Джоном Малковичем занимаемся любовью, тут же. Я сижу у него на коленях, мы двигаемся в разных направлениях в заданном ритме, грубо говоря. И я думаю в это время: "Так бывает только в кино. Хорошо, что мы знакомы, а то пришлось бы сказать: здравствуйте, я так рада с вами сниматься, — и тут же начать действовать!" — Вас смущают постельные сцены? — Сейчас уже нет. И, конечно, все зависит от партнера. — А с Машковым в "Подмосковных вечерах" любовь легко было играть? И вообще как шел для вас фильм, все-таки сначала такая пылкая страсть, а потом — отчаянная смерть. Вы не боитесь погибать в кадре? — С Володей было очень легко. И смерти я не боюсь, я часто умирала — в "Циниках", в "Подмосковных вечерах" и теперь в "Вампире" (но, как это случилось последний раз, не скажу, а то будет неинтересно смотреть). Вообще я всегда вспоминаю о прошлом легко, даже если на самом деле было тяжело. И потом я никогда не сравниваю судьбы своих героинь с собой. Если бы попыталась, давно бы сошла с ума. Я играла столько всяких женщин: и убийцу, и проститутку! Кстати, об "Интердевочке". Единственный раз в своей жизни, только отыграв пробы, я уже стопроцентно знала, что прошла, что получилось очень хорошо, и была собой довольна. Больше такого ни разу не повторилось, обычно я после проб вся в смятении и ни в чем не уверена, а чаще всего думаю, что в принципе все провалила. — А вы хотели бы сыграть Джульетту? — Признаюсь, никогда не хотела. Я странный человек — я не мечтаю, не сижу и не думаю, что хотела бы сыграть вот это или то. Мне дают сценарий, я беру его в руки и размышляю: как бы мне сделать свою героиню. У меня есть только одна мечта — хочу сыграть в комедии, очень, я так давно этого не делала! Моя первая роль в Вильнюсском театре была такая смешная, и сыграла я ее очень смешно, правда, не буду скромничать. Мне достался образ девочки с дефектом из деревни, и это было здорово... — Ингеборга, вот вы снимались не так давно в фильме "Семь дней в Тибете" с Брэдом Питтом, расскажите, каков он, этот красавчик? — Милейший, совсем не заносчивый, мы даже дружили. Тибет снимали в Аргентине, в настоящих Андах. А особенно запомнился эпизод на площади. Стояла — вот не вру! — жара 40 градусов. Я беременная по сценарию. У меня — огромный живот, везде утолщения положены, в общем, укутали. На Питте — костюм из тяжелой шерсти, шерстяной свитер закрывает горло. Мы сидим в железной машине, в которой не открываются окна, и она постепенно накаляется. И мы — правда — через пот почти что друг друга не видим. Для охлаждения у нас только маленький пропеллер на батарейке, такой "тр-р-р" (показывает, как работал. — Е.С.-А.), и мы друг друга им обдували. Машина ездит по площади туда-сюда, пот льется, это не то что сауна, это просто ужас! А у нас в съемочной группе был такой интересный дяденька, который делал нам волосы: влезал иногда в машину и быстро делал "ши-ши-ши" по голове (показывает, как ерошил. — Е.С.-А.). И вот он забрался на минутку, тут же вылез, и... мы с Питтом посмотрели друг на друга и сказали одновременно: "Это не я". Потом у меня пошли такие мысли: "Блин, ты можешь быть огромной звездой, самым красивым парнем на свете, но все-таки пукать в таких обстоятельствах нельзя!" Потому что в машине стоял "такой огромный вонючий пук" и абсолютно нечем стало дышать. Мы принюхивались, принюхивались и... рассмеялись: так это же наш Бари — открыл дверь, поправил волосы, пукнул и закрыл дверь. Ингеборга долго и заразительно хохочет, интервью возобновляется с трудом. — Вообще на съемках бывает так тяжело, столько неудобств и, конечно, хочется домой. Правда, в большинстве западных фильмов сразу создают такие условия, что ничего дополнительно уже требовать не надо, потому что все уже есть. И остается только одна задача: будь здоровой и хорошо играй. — А если заболеешь, что тогда? — Тогда беда, и группа будет делать все для того, чтобы ты выздоровела. Вообще перед каждым фильмом все проходят медосмотр, даже самые большие звезды, чтобы не обнаружилось внезапно ничего серьезного. — Если вас обижают, вы скрываетесь ото всех или идете к друзьям? — С мужем говорю чаще всего. У нас полное взаимное доверие. И главного в семье нет. Каждый хочет, чтобы другому было удобно и чтобы никому не решать чужие проблемы. В Москву я приехала, увы, без него, потому что Саймон руководит одним из самых больших театров в стране и у него очень много работы. И еще он сам скоро будет ставить спектакль. — Для вас там есть роль? — Не отвечу на этот вопрос, потому что пока не знаю. Но мы так познакомились шесть лет назад — я играла в его спектакле. И с тех пор всегда-всегда хотели вместе работать, ведь мы, несмотря на то что это может показаться кому-то странным, друг другу до сих пор нравимся. Но пока больше не нашлась за эти годы роль, которая бы мне подошла. И еще у меня много своей работы. — Вы можете поссориться с мужем из-за работы? Бывает, чтобы вам что-то не понравилось в его спектакле или он раскритиковал ваш фильм? — С ним поссориться трудно, он настоящий англичанин, невозмутимый. Я могу обидеться не на него, на других, когда прикладываю безумные усилия к чему-то — и вдруг это оказывается совсем не нужно. Со мной вообще, наверное, очень трудно разговаривать, потому что я живу всегда в очень конкретных ситуациях, не зацикливаясь на том, что было и что будет, и так же воспринимаю среду вокруг себя. Начинаю общаться с того, что думаю: этот человек мне нравится, а потом отношения уже развиваются или не развиваются. — Вы увлекались партнером по сцене или по съемочной площадке? — Мне нравится, когда мне партнер нравится, естественно, но я серьезная замужняя женщина. Обвальный хохот. Ингеборга чуть не падает со стула в прямом смысле этого слова, раскачиваясь на его задних ножках. — Очень многие партнеры становились потом моими друзьями — Малкович, Меньшиков, Михалков. Правда, все мы очень занятые люди и вместе не отдыхаем, не ходим по гостям, а работаем. Отдыхаю я только с мужем, стараюсь по крайней мере. А где — не скажу. Здесь начинается очень личное. Последний раз в июне мы вырвали из своих графиков две недели, и слава богу, потому что нам обоим просто позарез необходимо было расслабиться. Что касается меня, то в начале лета я только-только закончила две работы и очень устала, ведь роли почему-то приходят не по одной, а как троллейбусы — сразу несколько. Но я трудоголик. И простой могу выдержать только в том случае, если впереди маячит новая работа, уже запланирована, но когда ничего не вырисовывается какое-то время, тогда кошмар! — В фильме "Миссия невыполнима" режиссера Брайана де Пальмы три года назад вы играли вместе с Томом Крузом, Ванессой Рэдгрейв. Как проходили съемки в таком именитом составе, звезды не давили на вас своим авторитетом? — Там меня... в первые же две минуты взорвали. Ну конечно! Представьте, если бы разрешили в кино курить: вы бы только зажгли спичку и даже не успели бы поднести ее к сигарете, только чиркнули по коробку и все, меня уже взорвали. Но я обожаю вспоминать то время. Съемки проходили в Лондоне и Праге. Сложилась компания — мечта! И с тех пор я стала поклонницей Тома Круза, сразу после того как поработала и пообщалась с ним. На "Миссии" он был, кстати, еще и продюсером. А в чем была прелесть ситуации для меня? Ведь мне по-настоящему и играть-то ничего не досталось, но чувствовала, как будто у меня... одна из главных ролей. — Это была самая неожиданная роль в вашей жизни? — Да у меня с самого начала пошли нетрадиционные образы. Моя первая роль была... мужской. В четыре года я сыграла сына мадам Баттерфляй в одноименной пьесе. И вторая — тоже. Я выходила на сцену Майклом в мюзикле Каунасского драмтеатра "Мэри Поппинс", а в перерыве между ними была... роботом, еще в самодеятельности. А роль Майкла я переняла у своего первого мужа. Сначала он его играл, потом ушел в армию, и пришлось мне его заменить. Но, если честно, мальчиков мне не нравилось играть. В театр же меня первый раз привела бабушка, вообще меня воспитывала в основном она. Папа с мамой много ездили, папа — дипломат, родители подолгу жили в Москве, и из Вильнюса я к ним приезжала только на каникулы. — Значит, все-таки у вас остались в Москве какие-то любимые с детства уголки? — Нет. Я не привязываюсь к городам, я привыкаю только к людям. Мне абсолютно неважно, какие вокруг улицы, дома, вещи. У вещей, как мне кажется, есть только сентиментальное значение: если мама подарила кольцо, то оно мне дорого. Конечно, я всегда буду помнить дом, в котором выросла у бабушки. Но, например, в Лондоне у нас с мужем есть квартира, и, если мне скажут, что завтра надо переезжать в другое место, переберусь очень легко. — И вам не станет жаль любовно подобранных обоев, занавесочек, цветочков для своего жилища? — Нет, в этом мы с мужем оба — бездарные. Мы никогда не занимались домом, самим — неохота, а пригласить дизайнера?.. Знаете, даже не думали об этом. Но я все же иногда могу очень хорошо поработать руками, вот смотрите, какой браслетик связала. (Ингеборга показала свою правую руку с вязаной серебристой фенечкой — просто прелесть! — Е.С.-А.) Но я — неусидчивая, даже если расфантазируюсь, стоит зазвонить телефону, срываюсь и тут же все забываю. Но вы не подумайте, что у нас дома полный кавардак, мы сейчас живем уже нормально, у нас даже мебель есть. — Даже? — Ну конечно, потому что долго ничего не было, кроме кровати. Мы стаскивали одеяла на первый этаж и смотрели телевизор, сидя в одеяле, чтобы не было жестко. Но — стоп, хватит, дальше нельзя, личная жизнь, — тормознула тут себя, отсмеявшись очередной раз, Ингеборга. — Ну тогда последний вопрос про профессию. Что почувствовали, когда вас первый раз узнали на улице, помните? — Даже очень хорошо. Жгучий стыд. Это было в Каунасе, в троллейбусе. Я — еще студентка, только снялась в литовском телевизионном фильме, который назывался "Утопленница". Я, естественно, играла девушку, которая в старые времена забеременела и утопилась с горя. А у нас был очень веселый курс на театральном отделении в консерватории, и мы любили подурачиться. Сидя в автобусе или троллейбусе, спрашивали громко друг у друга: "Ну ты хорошо его закопал, не будет видно? Нет, надо было все-таки глубже, а то начнут ногти на руках расти, вылезут еще из-под земли". Как-то мы веселились подобным образом, и вдруг одна женщина поворачивается ко мне и говорит: "Я вчера видела вас по телевидению, и как же вы меня сегодня разочаровали!" Мне стало так стыдно! Больше с поклонниками у меня особых проблем не было, несмотря на то что и в Москве, и в Лондоне я езжу на метро, так быстрее. Но я бегаю очень быстро, и меня невозможно поймать. Хотя, если честно, на улицах меня узнают нечасто. И я откровенно скажу: мне нравится, когда меня узнают. Ведь моя профессия заключается в том, что я стою на сцене, а на меня смотрят. — Вдруг откуда ни возьмись появляется поклонник с охапкой цветов, падает перед вами на колени со словами: "Ингеборга, один поцелуй — или я умру". Тут он достает пистолет и прикладывает его к своему виску. Как вы отреагируете? — Такого никогда не было, а если случится, тогда и подумаю, что делать. Я вообще спонтанная. Например, роскошные вечерние наряды для каких-то торжественных церемоний мне специально шьет Унгаро, с которым мы хорошо знакомы. Но я, "при таких связях", в обычной жизни не одеваюсь от кутюр. Для меня главное, чтобы было чистое и висело уже готовое, не мятое, ну и чтобы не страшно было надеть — весь мой стиль. Иногда захочу надеть что-то яркое, а иногда нет. Важно только одно — чтобы было удобно и не жало. И вообще я про себя знаю только одно, что... я себя вообще не знаю!
