Эта история произошла в сентябре 1986 года. Тогда мало кто мог помыслить о том, что спустя несколько лет огромная ядерная империя СССР исчезнет подобно Атлантиде. Русская Церковь по-прежнему считалась "чуждым элементом" в стране победившего социализма, и на верующих смотрели как на врагов. Причем не только идеологических. Приход священника Александра Меня в Новой Деревне неподалеку от города Пушкино начиная с 1982 года стал "объектом" пристального внимания со стороны КГБ. Это был один из немногих православных приходов, в котором активно занимались подготовкой к крещению, изучали в кружках Библию, вели религиозное воспитание детей. Осенью 1982-го прошли обыски у прихожан отца Александра. Команда чекистов ввалилась и ко мне в дом. Изымали религиозную литературу — больше всего чекистов интересовали каналы поступления религиозной литературы из-за рубежа. С этого момента начались страшные времена. Сначала поперли с работы. Затем — ежемесячные допросы. Постоянно вызывали на допросы и отца Александра. И поскольку ни он, ни я не соглашались на сотрудничество с органами, в апреле 1986 года в газете "Труд" появились две огромные статьи под названием "Крест на совести". Это был ультиматум со стороны КГБ. Я приехал в Семхоз к отцу Александру — он на огороде сжигал письма, записки, конспекты. Все то, что могло попасть в лапы КГБ. Я также перед этим провел "санитарную чистку" дома. Никто и не сомневался, что после этих статей последует арест... После последнего допроса прошло два месяца, и мне казалось, что самое страшное позади. Однако 20 сентября 1986 года в той же газете появилась очередная статья. В ней сообщалось, что все персонажи, упомянутые в первой статье, или посажены или покаялись. И только один — Сергей Бычков — не только не раскаялся, но даже пригрозил судом газете. Тут подоспел юбилей — страна готовилась отметить 800-летие "Слова о полку Игореве". Поскольку я готовил к изданию "Альманах библиофила", целиком посвященный поэме, из Ленинграда от академика Д.С.Лихачева получил приглашение на торжественный вечер. Он проходил в Большом театре. Мы с женой отправились в Москву. Я надеялся, что, быть может, удастся увидеть Дмитрия Сергеевича и передать ему письмо о своих бедах. Увы — академик Лихачев сидел в президиуме и был недоступен. Закончилась торжественная часть. Я около выхода поджидал жену. Она появилась вся в слезах. Ничего не понимая, помог ей одеться, и мы вышли. И только по дороге она рассказала, что после антракта спустилась в партер и села во второй ряд. Неподалеку села Раиса Максимовна Горбачева. Генеральный секретарь сидел в правительственной ложе. Незадолго до конца оперы Раиса Максимовна поднялась и направилась к выходу. За ней устремилась моя супруга. Она догнала ее почти у выхода и обратилась к ней. Охрана пыталась отжать ее, но Раиса Максимовна услышала и обернулась к ней. Заливаясь слезами, жена поведала ей о нашем горе. Горбачева тут же подозвала референта, как могла, успокоила супругу и удалилась. Референт записал все, что говорила жена. Я скептически отнесся к рассказу супруги — в это было трудно поверить. Хотя ее состояние свидетельствовало о том, что она пережила что-то важное. В ноябре состоялось еще одно свидание с чекистами. Они осведомлялись у моего начальства обо мне, вежливо спрашивали о том, довольно ли оно? Мы поведали отцу Александру о произошедшем, он очень внимательно выслушал нас. Сказал: "Я знал немало случаев, когда люди долго и тщательно готовились к подобным встречам. Чаще всего из этого ничего не получалось. Это чудо. Прошу вас, никому не рассказывайте об этом". Сейчас, после смерти Раисы Максимовны, я считаю, что нет смысла и дальше хранить эту небольшую тайну. Горбачева была человеком с отзывчивым и добрым сердцем. Она могла бы забыть о нашей беде. Но не забыла. Могла просто не отреагировать. Но она спасла от тюрьмы не только меня, но и отца Александра. Вечная память этой доброй душе!
