То, что начнется хорошо подготовленная атака на московского мэра, было ясно всякому. Спорили лишь о деталях. Сначала едва не приняли за основного "наезжающего" Сергея Кириенко, потом подумали, что сигналом для главного удара станет фээсбэшная проверка фирмы "Интеко", принадлежащей жене мэра, однако это были хоть и рассчитанные, но все же не более чем наскоки. Лужков был одновременно атакован бойцами ОРТ (Леонтьев, Шеремет в паре с Невзоровым и, разумеется, Доренко) и РТР (Сванидзе), наполнился противомэрскими сочинениями Интернет, несколько газет вошли в долю. Тональность передач и публикаций — на любой вкус: от аналитики до свинства. Но не будем о форме. И об аргументах не будем — они у всех на слуху. Почему стреляют именно сейчас и именно в Лужкова? Компрометируют кандидата в президенты? Но даже если мэр Москвы не уговорит Примакова и пойдет наверх сам, резонно подпиливать ему лестницу не раньше будущей весны. Или пытаются не пустить в мэры? Эта задачка из разряда нерешаемых, хотя есть сведения, будто антагонисты Лужкова рассчитывают довести дело до второго тура. Который, конечно, Юрий Михайлович выиграет, но после триумфального для него 1996 года это будет та еще победа. Или цель атаки — урезать шансы "Отечества — Всей России"? Но тут уж пора сочинять "песнь о Максимыче"... Как бы то ни было, второй крестовый поход на Лужкова начат. Можно сказать, юбилейный. Все-таки пять лет... Впрочем, эта тема не всем известна, а кем-то, быть может, подзабыта. Донос классический Смотрите, какая актуальная цитата: "От намерений стать президентом он (Лужков. — М.Щ.) будет громогласно отказываться до последнего, потому что стоит высунуться на федеральный уровень, как начнут бить со всех сторон. Однако может попасть в ситуацию, когда ему просто прикажут стать президентом те, кому уже не хватает доходных процентов от прокрутки бюджета Москвы". Это не Доренко, не "Независимая газета" и не "Новые известия". Статья опубликована в "Российской газете", издании федерального правительства, осенью 1994 года. Короткая картинка с натуры. Работа над очередным номером газеты уже шла к концу, когда мне, работавшему в ту пору заместителем главного редактора "Российской газеты", позвонил редактор текущего выпуска. "В номер ставят бомбу. Под Лужкова". В дежурной комнате я прочитал гранки с повестью о том, как Лужков и его окружение готовят заговор. Цель — свержение действующего президента и воцарение на освободившемся престоле. Известные стране люди были названы зачинщиками переворота. Причем поражало то, что ни малейшего признака лужковской опалы в ту пору не было. Мы с редактором номера гадали, что все это значит. То, что материал заказной, — видно слепому. У статьи не было подписи — значит, редакционная, отражает позицию издания. И пока не было заголовка. За окном посыпались белые хлопья – такие же липкие и противные, как статья, – и вскоре от главной редактрисы пришло название: "Падает снег". И ниже: "Упадут ли президент и правительство?" Наша редактриса, конечно, понимала, что назавтра проснется знаменитой, но то, что придуманный ею заголовок войдет в антологию отечественного доноса, не предполагала наверняка. Бомба сработала, взрывная волна оказалась сильнейшей. "Российская газета" продолжала изобличать Лужкова, это дело в редакции всячески поощрялось, ругать можно было за что ни попадя — все "с колес" шло в номер. Никаких возражений редактриса не принимала и имя заказчика акции держала в тайне даже от своих замов. Мы просчитывали разные варианты, но причастность Службы безопасности президента открылась нам поздно. Версии не поднимались до уровня Коржакова, пока СБП не провела у здания мэрии операцию "Мордой в снег" – потоптала охрану группы "Мост". Минуло пять лет, снова "падает снег". И я, вспоминая кампанию 94-го, пытаюсь сопоставить ее с нынешней. Эти акции объединяет государственный патронаж. В прошлый раз, говорят, Лужков обращался к премьеру Черномырдину с логичным вопросом: выражает ли правительственный орган печати мнение Правительства России? Сегодня мэр подобных вопросов не задает, открыто называя организаторами пресс-террора Березовского, Волошина и иже с ними. Но ведь не Березовский, а государство российское владеет контрольным пакетом акций ОРТ. Значит, позиция канала устраивает высшую власть, чего уж тут мудрить. Что касается официального РТР, с ним тем более все ясно. Тогда, в 94-м, поведение Лужкова было оптимальным — без трусости и суеты. Вкусив все прелести гонений и опалы, лица он не потерял. Успех или неуспех нынешней противолужковской акции очень во многом зависит от реакций мэра. Приходится слышать и читать, что он чрезмерно эмоционален и тем себе вредит, что, отвечая на каждый удар, несказанно радует организаторов атаки, и они, изматывая противника, подбрасывают дровишки в костер — то покупку немецких жеребцов, то личное состояние в 300—400 миллионов долларов, то однофамильцев жены... Вроде бы логично Юрию Михайловичу молвить: "Граждане хорошие, вы же видите, идет грандиозный "слив". Давайте дождемся его окончания или хотя бы паузы — и я отвечу, как полагается. А пока не будем ребятам мешать". Дальнейшее — молчанье. Но Лужков — невольник собственных принципов. Все СМИ растиражировали его тираду о том, что семья президента должна открыто ответить на обвинения в незаконном обогащении, так что деваться мэру некуда — все аналогичные обвинения в свой адрес он встречает публичными отрицаниями и судебными исками. Лужков видней на расстоянии Ровно год назад, находясь в Лондоне, мэр Москвы (еще не лидер движения "Отечество", коего в ту пору не было в природе) произнес буквально следующее: — Если я буду видеть, что претенденты на пост президента не несут необходимых государственных позиций, которые обеспечат России стабильность и процветание, я вступлю в борьбу. Если я увижу, что на этом поле все спокойно и есть достойные претенденты, я выберу одного из них и буду его поддерживать активно и агрессивно. Сказанное поняли однозначно: Лужков открыл собственную президентскую кампанию. А вернувшись в Москву, начал строить партию и защищать столицу от последствий августовского кризиса. И, как вскоре заявили аналитики, понаделал кучу ошибок. Слишком рано заявил о начале своей президентской кампании. Зачем-то начал создавать движение, будучи вполне самодостаточным политиком. Проявил невнятность политических взглядов и идеологии. Пошел на сближение с коммунистами и тем испугал свой электорат. И прочая, и прочая. Все это можно было бы обсуждать, если бы не одно обстоятельство: действия Лужкова надо оценивать, так сказать, на расстоянии, с временной дистанции. Абсолютное большинство политиков ярче проявляют себя "вблизи", они работают на ситуацию, а не на перспективу. Московский мэр — иной. Так где они, ошибки Лужкова? Покажите. Думали, он прочит в президенты себя, — а он нашел-таки на нашем безрыбье того, кто "не угробит страну". И готов уступить. Считали, что он рано стартовал, — а он просто набирал обороты. Называли путаником — а это была широта взглядов, позволившая привлечь в союзники различные группы и людей, которых только Лужков и мог объединить. Пугали близостью к коммунистам — а близости-то и нет. Есть готовность к диалогу, но есть и ясно очерченная граница. Кричали, что зря создал партию, — а он прагматично, по-хозяйски точно изготовил востребованный политпродукт. Нравится вам Лужков или нет, а он добивается результата. Не случайно мэр так любит трудное слово: "результирующая". А аналитики снова ищут у него ошибки. Говорят, что он собственными руками угробил свой статус лидера, высокий рейтинг и загнал себя во "вторые", откуда исхода нет. Говорят, что он испугался Кремля и потому освободил первое место на политической сковороде. Говорят, что он понял бесперспективность "Отечества" и укрылся за спиной экс-премьера. Говорят, что он решил двигаться к президентству, став сперва председателем правительства или вице-президентом. Говорят, что новый блок "Отечество — Вся Россия" развалится еще до выборов. Пусть говорят. Пока же получается так, что Лужков никого не обманул. Можете смеяться, но он оказался тем, кого принято именовать "искренний политик". А если так, то его политические цели ограничиваются избранием мэром Москвы на новый срок. Подарочный набор претензий Избирательная кампания в этом году идет с принципиально иными вводными, нежели в прошлый раз. К лету 1996-го Лужков предъявил электорату преображенную, неузнаваемую Москву. Сверкающий центр, Поклонная гора, храм Христа Спасителя, жилищная программа, обновленные автотрассы... Уровень жизни, социальные дотации и объемы иностранных инвестиций — все было на столь высоком уровне, что никто даже не посмел упрекнуть Лужкова за строительство на деньги Москвы больницы в Буденновске, жилья в Севастополе и крейсера в Северодвинске. Мэру не было ни малейшей необходимости тратиться на избирательную кампанию. Наверняка не будет он тратить деньги на рекламу и теперь. Но что предъявит он москвичам за три с половиной года своего правления? Полностью законченную МКАД — да, это жирный плюс. Реконструированные Лужники вкупе с Всемирными юношескими играми и финалом кубка УЕФА. Эффектный праздник 850-летия Москвы. Что еще? Неужели больше нечего? И тут слышу голос оппонентов: как это нечего? А скандальный сюжет с памятником Петра? А разрекламированную и теперь буксующую ипотеку? А более чем сомнительные успехи ЗИЛа и АЗЛК, поглотивших тьму бюджетных денег? И вообще, набирает силу голос: не пора ли разобраться, что творится с московской экономикой?! Тут, мы помним, на сцене возник Сергей Кириенко: "Я разберусь, будьте благонадежны". Смысл экономических обвинений (по мнению экс-премьера, неотбиваемых) сведен к тому, что правительство Москвы провалило социальную программу. Которой гордилось, которой хвалилось. Теперь хвалиться нечем, плачьте, врачи, учителя и старушки, источники доходов у города иссякли. Муниципальная собственность и аренда ничего не приносят, ссуды не возвращаются, оставшиеся в казне деньги уходят на оплату долгов... Здесь нужно остановиться и разобраться. Потратим немного времени и газетного места для прояснения ситуации, так сказать, попунктно. Ведь абсолютно ясно, что приготовлен подарочный набор претензий, эдакая библиотечка московских злоключений, в которую волен заглянуть и бесплатно попользоваться всяк желающий. Нет сомнения, что перед выборами мэра желающих воспользоваться этой библиотечкой будет достаточно. Поэтому имеет смысл обнародовать контрдоводы столичных властей по основным пунктам обвинения. Предмет особой гордости столичного градоначальника — сбереженная от разорения муниципальная собственность. Ну сберегли — и что проку? Ведь доходов от нее — ломаный грош. Так утверждают оппоненты Лужкова. Мэрия не согласна, но чтобы понять ее логику, нужно прорисовать общий финансовый фон. Недоимка по налоговым платежам Москвы в начале 1998 года составляла около 3 миллиардов рублей, а после августовского кризиса зашкалила за 6 миллиардов. Откуда двукратный рост? Все просто: федеральные ведомства оказались не в состоянии рассчитаться с городскими предприятиями, выполнившими государственные заказы. Акции муниципальных предприятий принесли казне минимум дивидендов. Но — только в первый посткризисный период. Политика московского руководства предполагает вместо поспешного выдергивания прибыли, причитающейся городу, реинвестирование ее в развитие важных производств, обеспечение их рентабельности и, соответственно, способности полно и вовремя платить текущие налоги. И мэрия, затянув пояс, помогла своим предприятиям. Для демонстрации результатов экономического гуманизма достаточно одной лишь цифры: за шесть месяцев текущего года в доход городского бюджета поступило дивидендов на 25 миллиардов рублей — вдвое больше, чем в 1998 году. Далее. Чрезвычайно низки, по мнению обвиняющей стороны, доходы от аренды городской недвижимости. Это в Москве-то, где арендные ставки огромны! Вот он, колоссальный резерв для финансирования социалки. Резерв в самом деле нешуточный, вот только после 17 августа интерес к московской недвижимости упал. Доходов от аренды действительно стало меньше. Но что взамен? Сущий пустяк: сохранение экономического потенциала столицы. Главный принцип управления московским имущественным комплексом таков: все платежи городу должны быть по силам арендаторам и не ухудшать их финансового состояния. Ради этого введены дифференцированные ставки оплаты занимаемой площади, они зависят от приоритетности видов деятельности арендаторов. Что именно, спросите вы, считают приоритетным? Пример очевиден. Правительство столицы положило многие годы на развитие малого и среднего бизнеса, широко известно, что он дает половину городской казны. Задавить предпринимателя непосильной арендой — плевое дело, вот только бюджет развалишь на долгие годы вперед. Как Наполеон перед битвой кричал: "Ученых и ослов на середину!", так Лужков при всех стихиях первым делом спасает малый бизнес. Город живет на свои Наиболее эффектный, по мнению оппонентов мэрии, аргумент таков: Москва набрала с мира денег на разные немыслимые проекты и теперь четверть бюджета вынуждена тратить на проценты по долгам. И если раньше москвичи наивно полагали, что разные там Сити и Манежные площади возводят на деньги иноземных и наших инвесторов, то теперь горожане на собственном кошельке почувствуют, кому платить за "архитектурные излишества". Город действительно пользовался западными кредитами, ибо все внутренние финансовые ресурсы были откачаны через ГКО-ОФЗ. Причем условия займов были абсолютно обычными. Если бы не действия российского правительства, решившего в период августовского кризиса компенсировать федеральные убытки за счет обвала рубля, Москва безо всякого напряжения рассчиталась бы со своими партнерами и кредиторами. Теперь напрягается – но все равно рассчитывается и одновременно развивает свое хозяйство. Спросите, почему? Да потому, что займы пошли в дело, а не на проедание. Сегодня все заемные ресурсы тратят лишь на развитие инженерной инфраструктуры и строительство социальных объектов. Остальное — под запретом. Муниципальные же деньги идут исключительно на то, без чего немыслима организованная жизнь мегаполиса. Мэрия особо подчеркивает, что расходование заемных средств четко соответствует городским законам, контролируется Московской городской Думой и Контрольно-счетной палатой. Информацию представляют и кредиторы, и рейтинговые агентства. Вопрос лишь в том, какие выводы из этой информации делают заинтересованные лица. Тот же Кириенко, к примеру, повторяет как заклинание: "Московское экономическое чудо лопнуло", "Красивая жизнь в столице кончилась". Однако, нам сейчас важнее не сентенции, а экономика. Итоги исполнения бюджета за первое полугодие 99-го позволили самым требовательным экспертам оценить положение столицы как стабильное. С цифрами в руках (которые легко получить и проверить) мэрия доказывает, что разговоры о сокращении социальных расходов не имеют почвы. За счет стабильного наполнения городской казны в полном объеме профинансированы все запланированные на первое полугодие социальные расходы: зарплата бюджетникам, доплата к пенсиям, льготы для инвалидов и детей, субсидии малообеспеченным гражданам и т.д. Так все же: чем отчитаться Лужкову за три с половиной года своей работы мэром? А вот как раз тем, что в крайне неблагоприятной ситуации, сбиваемый с ног кризисами, дефолтами и федеральными недоплатами, вверенный ему город устоял. Значит, запас прочности оказался достаточным. Сохранение в столице стабильности и порядка — разве этого так уж мало, чтобы одобрить работу мэра и его команды? И разве этот показатель, достигнутый в пору финансовых цунами, менее ценен, чем возведение уникальных сооружений и благоустройство города в момент экономической оттепели? Менее зрим, менее эффектен — это да. Но по серьезному, глубинному счету очень значителен. К тому же объемы строительства жилья, дорог, инженерных сетей непрерывно растут. И москвичам надо это знать. Дан приказ ему. И ладно Если бы имиджмейкером Лужкова был я (хотя эта идея пуста, поскольку московский мэр обходится без специалистов такого профиля), то ко времени выборов издал бы за недорого и разбросал бы с аэроплана брошюру Юрия Михайловича "О российской версии законов Паркинсона". Вообще-то данный текст был опубликован в двух газетах в качестве лекции, прочитанной Лужковым в Международном университете, где выучивают на управленцев. Жанр лекции, конечно же, скромно-условен — речь идет о публицистически обдуманном и литературно отшлифованном сочинении, после прочтения которого с ходу появляется мысль: да, он действительно понимает эту страну. Понимает, как мало кто. Так вот, господам аналитикам, разбирающим поведенческие мотивации Лужкова, я бы настоятельно рекомендовал прочесть его труд. Книга, где о самом авторе почти ничего нет, тем не менее автобиографична — в том смысле, что открывает нам личность человека, которого на мякине не проведешь. Не выйдет. Он все просекает. Итак, Юрий Михайлович Лужков известен как крепкий хозяйственник. А это значит, что его Бог — конечный результат. В условиях России — вот что важно! Отдавая приказ, он рассчитывает на его исполнение, прекрасно понимая, что (дальше цитаты): "каждый отдельный приказ исполняется плохо, зато вся система в целом более устойчива, потому что приспособилась к выживанию в условиях дурного управления"; "если поставлена задача, надо найти мотивы, чтобы не решить ее. "Невозможно" — самое сладкое слово в отечественном деловом лексиконе"; "глобализовать проблему и тем ее угробить — первая и, главное, почти бессознательная реакция российского человека. Навык, культура, ритуал"; "мы не любим продумывать последствия. "Русский на трех сваях крепок: авось, небось да как-нибудь"; "у нас обожают начала, но совершенно невозможно добиться, чтобы что-то было доведено до конца". Все это Лужков понимает — но добивается результата, в чем не могут отказать ему даже злейшие оппоненты. Он постоянно "результирует". В том числе — в чрезвычайных обстоятельствах. На грузовике — как на танке ...Район Печатники, второй день после взрыва дома. В военной палатке напротив еще дымящихся руин мэр проводит оперативку. Ему очень хочется поставить на месте взорванного и подлежащего демонтажу здания четыре башни — это представляется наиболее выгодным и по объему вводимой жилплощади, и по градостроительным параметрам, и по деньгам. Лужкову важен и моральный аспект: пусть на месте трагедии появится классная застройка. Но вариант никак не проходит: стоящий рядом дом номер 17 мешает обеспечить нужный уровень инсоляции. Об этом здании в первый день трагедии специалисты сказали, что за него можно не опасаться: конструкции не пострадали и даже лифты ходят. Уже утром следующего дня диагноз изменился: лифты, оказалось, не ходят, а в панелях обнаружены трещины. Так что делать: оставить дом или разобрать? И как вести новое строительство? Лужков перебирает не меньше пяти вариантов, проектировщики еле успевают чертить и клеить макеты. Известие о серьезных "травмах", нанесенных зданию, может открыть желаемую перспективу: снос дома снимет все препятствия для строительства четырех башен. Но, с другой стороны, разваливать постройку, которую можно сохранить, расточительно и абсолютно не по-лужковски. Мэр слушает спецов, запрашивает поэтажные планы 17-го дома (фыркнув на строителей, попытавшихся дать пояснения: "Что я, по-вашему, чертежи разучился читать?"), потом долго пишет цифры и, наконец, потребовав фонарь (дело к ночи), отправляется в подъезд, матом отгоняя желающих идти с ним. А во дворе бушует народ, взвинченный за два безумных дня. Если с жильцами взорванного дома 19 все уже ясно, им приготовлены квартиры, то люди из 17-го дома нервно ждут решения своей участи. В черном подъезде мелькнул луч фонаря, выходит Лужков, толпа мигом обступает его с криками: "Ну что? Ну как?.." Мэра подсаживают на высокий капот грузовика, он отталкивает протянутый мегафон и в мигом наступившей тишине объявляет решение: дом для жизни непригоден, его снесут, а жильцам предоставят квартиры. Овация. Это же чистейший популизм, воскликнет читатель. Вполне верю, что рассказ очевидца может произвести такое впечатление. Еще бы: блуждание по черному подъезду, речь на грузовике, похожем на ленинский броневик и ельцинский танк одновременно, — чем не зарабатывание предвыборных очков? Но вот когда кто-то из обрадованной публики крикнул: "Наши голоса — за вас!", Лужков зло сморщился и отмахнулся. "Неужели вы держите меня за политическую дешевку?" — мог бы он спросить в этот миг. Но жест был сильнее слов. Вскоре в Интернете появилась заметка: еще не похоронили погибших, еще льются слезы, а московский мэр уже объявил о вступлении в избирательную кампанию. "Стыдно, Юрий Михайлович. Бессовестно, бесчеловечно. Дайте похоронить и оплакать наших погибших". Сказано сильно. Но справедливо?.. Вы как хотите, а я не вижу тут святотатства. И даже наоборот. В том, что Лужков, начав избирательную кампанию, акцентировал свое намерение стать мэром — и только мэром! — есть явный след пережитого у гигантских братских могил.
