"В Москву завезены, зарыты и ждут своего часа несколько контейнеров, начиненных ураном. Они снабжены взрывными устройствами. Когда мы сочтем нужным, в Москве прогремят взрывы", — не раз публично хвастались известные чеченские полевые командиры. Если верить их словам, контейнеры со смертоносной начинкой были захоронены в московской земле еще в 1996 году, в конце первой войны на Северном Кавказе. Война закончилась, но контейнеры, если верить террористам, остались... Возможно ли, что вот уже три года под кустами в столичных парках закопано чеченское "ядерное оружие", и мы узнаем о нем только в назначенный Басаевым или Хаттабом "час икс"? Или подобные страшилки — всего лишь блеф чеченских моджахедов? Эти вопросы корреспондент "МК" задал специалистам службы радиоэкологического мониторинга МосНПО "Радон", которые круглосуточно следят за уровнем радиационного фона в городе. n n n Огромная карта Москвы, как новогодняя иллюминация, вспыхивает красными огоньками. Лампочки показывают те места, где установлены датчики, измеряющие радиационный фон. Рядом на столе — главный компьютер. Каждый час он связывается с датчиками, запрашивая, что они там намерили. Экран монитора расчерчен на прямоугольнички с цифрами. Если они мерцают зеленым цветом — значит, все в пределах нормы, желтым — допустимое значение радиационного фона превышено, красным — критически превышено. Сейчас весь экран светится спокойным зеленым светом. — Таких стационарных постов в Москве — 50. В том числе на некоторых постах ГАИ на въездах в Москву, — представляет свое хозяйство начальник отдела автоматизированных систем контроля радиационной обстановки Александр Денисов. — Если источник радиоактивного излучения попытаются ввезти в город, приборы его тут же засекут? — спрашиваю у Денисова. — Нет, чтобы ловить провоз радиоактивных веществ по магистрали, нужны приборы другого класса — чувствительные транспортные мониторы. Транспортному монитору нужно всего четверть секунды, чтобы "сообразить", что мимо него проехало что-то "фонящее". Если установить такие "скорострельные" приборы — в столицу не проскочит ни один мало-мальски радиоактивный источник. Комплект оборудования такого уровня стоит около 7 тысяч долларов, а нужно несколько десятков. Безопасность стоит дорого. n n n Кроме неподвижных пунктов контроля радиационного фона у службы радиоэкологического мониторинга "Радона" есть еще две специальные машины, разъезжающие по Москве и "вынюхивающие" радиацию. ...В "Газели" с фирменной эмблемой и желтой мигалкой, как у бензовоза, мы плетемся по шоссе со скоростью 20 км/ч. Быстрее ехать нельзя: прибор меряет гамма-фон через каждые три секунды. Точки-замеры отмечаются на карте через каждые 10 метров. Радиус обзора прибора — до 20 метров от машины. Сердце подвижной лаборатории — кристалл, который ловит гамма-кванты, — обитает в салоне, в невзрачной на вид тумбочке. Впереди, перед штурманским местом справа от водителя, установлен блок-анализатор. Его маленький экран усеян непонятной постороннему глазу цифирью. Они непрерывно меняются, показывая результат очередного замера. Рассматривая умный ящичек с экраном, на котором цифра радиоактивности окружающей среды стабильно показывает 11 мкР/ч, вдруг замечаю, что она подскакивает до 16! — Проезжаем перекресток, — объясняет оператор-дозиметрист Геннадий Соколов. — На перекрестках асфальтовое покрытие всегда делают толще, поэтому и фон повышенный — от самих материалов дорожного полотна. Ехал недавно по подмосковному Железнодорожному — везде 8—9 мкР/ч. И вдруг — сразу 21. Оказалось, гранитную крошку в асфальт закатали. Но это в пределах нормы: для дорог нормальным считается фон до 30 мкР/ч. После взрывов жилых домов в Москве машины "Радона" с особой тщательностью патрулируют наиболее многолюдные места в столице — вокзалы, автостанции, крупные рынки возле станций метро. Заботиться о безопасности москвичей — дело нелегкое. Даже со спецпропуском московского правительства, который дает право проезжать по всем открытым территориям: "Сейчас везде столько охраны! Всем надо объяснять, кто ты такой и что тебе здесь надо..." "Радиоактивная" цифра на экране в очередной раз делает скачок — 23 мкР/ч. Но и на этот раз ничего интересного. Просто мы проезжаем под мостом, и во всем "виноваты" бетонные плиты. — Бывают случаи, когда едешь в потоке машин, и вдруг уровень фона резко подскакивает. Я сразу останавливаюсь, но по прибору вижу, что всплеск "уходит" — величина быстро уменьшается, спадая до первоначального уровня. Значит, одна из машин повезла какой-то источник радиации. Но мы не имеем права ни останавливать машины, ни преследовать. Оперативной связи с ближайшими постами ГАИ тоже нет... — сетует дозиметрист Соколов. Для Геннадия Михайловича такие поездки — рутинная работа. В этом подразделении находкам не рады и предпочитают, чтобы их не было вовсе. Последний раз радиоактивный сюрприз в столице нашли в сентябре этого года на пересечении улиц Новаторов и Обручева: нехорошее место зашкалило за 60 мкР/ч. — Я вышел тогда из машины с поисковым прибором — определить размеры "грязного" пятна. (Издали процесс напоминает уборку с пылесосом. Дозиметрист утыкает толстую трубку в землю и медленно проходит метр за метром. — Авт.) В двух метрах от стены дома прибор показал уже 73 мкР/ч. Позже выяснилось, что Соколов нашел остатки старой свалки, которую ликвидировали несколько лет назад. n n n На карте Москвы, которую я изучаю в штаб-квартире службы мониторинга, дороги, где недавно проехали машины "Радона", заштрихованы желтым цветом. Что делается внутри клеточек, прочерченных этими желтыми нитками, не знает никто. — На практике объехать все дворы и подворотни невозможно, — утверждает начальник Службы радиоэкологического мониторинга Олег Чапкович. — Мы ездим в основном по крупным магистралям, мимо вокзалов, рынков, станций метро — там, где возможно переоблучение большого числа людей в случае подброса радиоактивного источника. Крупные городские магистрали и МКАД проверяем раз в три месяца. Полностью всю Москву, включая дворы и проулки, где не может проехать машина, проверяем за два года. С 1996 года радоновцы не находили ничего, что хотя бы отдаленно походило на "клады" чеченцев, ничего, что свидетельствовало бы о попытке диверсии. Сразу после взрывов в Печатниках и на Каширке они скрупулезно обследовали и сами руины, и прилегающую территорию. "Разговоры о том, что к взрывчатке были примешаны радиоактивные вещества, — пустой вымысел", — уверяют специалисты. — У нас есть специально разработанная методика поиска подброшенных источников, — говорит Чапкович. — Рассказывать о ней в деталях мы, разумеется, не можем. Но с вероятностью в 95 процентов гарантируем, что в общественном месте мы такой источник выявим уже через несколько дней. А не в общественном? Если Басаев не блефует, вряд ли он зарыл свою "мину замедленного действия" под памятником Пушкину. Скорее — в укромном уголке какого-нибудь лесопарка. В этом случае мощный источник, если он лежит без свинцового контейнера, "светит" настолько сильно, что приборы "Радона" обнаружат его за несколько сотен метров. Такой источник, где бы он ни находился, хорошо "виден" с вертолета, который ведет аэрогаммасъемку. Если же это "что-то" упаковано в защитный контейнер и ничего не излучает, значит, и никакой опасности не представляет. Чтобы действительно мощный источник не "светил" и не выдал себя раньше времени, толщина свинцовых стенок контейнера должна измеряться метрами, а вес такой "конуры" соответственно — тоннами. А значит, везти такой "подарок" надо было на грузовике, сгружать — не иначе как краном, а закапывать — и вовсе бульдозером.
