Это было одно из самых громких уголовных дел последних лет, в одном ряду с убийствами Холодова, Листьева, Старовойтовой. 14 погибших, около 50 потерпевших. И отношение к нему сразу определилось подобающее: лучшие сыщики и следователи, личный контроль президента, неустанное внимание прессы. Следствие длилось больше двух лет. Генпрокуратура рапортовала с удивительной регулярностью: преступление раскрыто, подозреваемые задержаны, они во всем сознались, следствие подходит к концу, дело передано в суд. И все непременные атрибуты, указывающие на добросовестную работу, присутствовали: почти 40 томов дела, более 60 опрошенных свидетелей и потерпевших... А потом — девять месяцев суда. И приговор: подсудимые невиновны. А кто виновен? Я не хочу пересказывать всю историю этого преступления. Мне кажется, нет человека, по крайней мере среди наших читателей, кто о нем не слышал. Гораздо интереснее попытаться проанализировать те обстоятельства, которые более трех лет крутили вхолостую огромную правоохранительную машину, сожрали прорву наших денег, свели на нет титанические усилия полутора сотен людей. Вы только вдумайтесь: над этим делом бились 110 оперативников, 5 следователей плюс 60 привлеченных слушателей Академии МВД. Им бы по динамо-машине — сколько лишних лампочек зажглось бы на улицах!.. Первое, на чем ловятся все неюристы, то есть люди, не знакомые до тонкостей с нашим судопроизводством: суд устанавливает не абсолютную истину, а всего лишь оценивает работу следствия. И хоть в приговоре звучат слова "виновен" или "невиновен", их следует читать как "сумели доказать вину" или "не сумели". И все. И это очень грустно, и убивает надежду, но это непреложный факт, против которого не попрешь. Даже то, что называется "судебным следствием", — всего лишь проверка на вшивость ранее представленных доказательств. Дело бывшего полковника ГРУ и руководителя "афганских" фондов Валерия Радчикова проверку на вшивость не прошло. Один из оперативников, участвовавший в раскрытии, бросил мне в сердцах после приговора: "Это дело загубили следователи". Он прав, но только отчасти. Почему задержанных бьют в милиции? Вовсе не по злобе, хотя и такое бывает. Просто милиция разучилась работать. Зачем бегать, что-то искать, анализировать, убеждать неотразимой логикой, когда можно вдарить пару раз злодея по почкам — и выброшенный нож покажет, и "явку с повинной" подпишет, и следов не останется. А главное, по милицейской логике, — "вор будет сидеть в тюрьме". Такая вот "жегловщина"... Но Жеглов, хоть и вершил свой самосуд, был все-таки честным, идейным сыщиком, а суды тогда исповедовали принцип социалистической законности, которая с демократической не имеет ничего общего. Похоже, Анохин — подозреваемый в исполнении теракта — не врал, когда говорил, что его обработали "психотропными препаратами". Скорее всего, ему сделали инъекцию так называемой "растормозки", или "сыворотки правды". Такие препараты, заставляющие человека выкладывать всю свою подноготную, реально существуют в медицине и применяются при дознании — но только с высокой санкции, разумеется, неофициальной. Иначе как бы нашли тот чемодан с остатками взрывного механизма, который Анохин, по его первым признательным показаниям, утопил в реке? А как, скажите, следователям оформить потом такие доказательства, полученные с грубейшим нарушением закона и в отсутствие адвоката? Вот и крутились как могли. Ведь сейчас судят не по Вышинскому, и само по себе признание — невеликий аргумент. Мало найти чемодан — надо еще "привязать" его чем-то к обвиняемому. Не получилось. Только непонятно: если это были действительно лучшие российские следователи во главе с "важняком" Даниловым, то чего же стоят остальные? Мне кажется, следственная бригада понадеялась на громкий резонанс дела, на гаранта-президента, на то, что все пройдет по инерции. Просто не учли, что времена меняются. Нестыковок в деле столько, что их видно даже постороннему наблюдателю. Эксперты не установили, что волосок, прилипший к изоленте на взрывателе, идентичен волоскам меховой шапки, найденной дома у Смурова. Зато сказали твердо: ни отпечатки пальцев на той же изоленте, ни три человеческих волоса никому из обвиняемых не принадлежат. При чем же здесь Смуров? Сильно разнятся показания Анохина и Смурова и о времени закладки взрывного устройства, и о месте, где они нашли лопату. Адвокаты не упустили возможности поиздеваться: "А может, они вообще в разных местах копали?" Марки видеокассет, представленных суду, не совпадали с теми, что назывались при съемке. Понятыми почему-то оказывались милиционеры, а телеоператором, снимавшим репортаж из зала суда, вообще "засланный казачок" — сотрудник штаба, ранее производивший оперативную съемку. Совершенно "нераскрученными" остались важнейшие эпизоды дела о хищениях из фонда Радчикова 2,5 млн. долларов. Ведь очевидно, что именно деньги были всему причиной — значит, искать надо было прежде всего денежный след. А следствие построило все на жалкой ксерокопии поручения перевести деньги за границу, подписанного якобы Радчиковым. Правда, на суде обнаружился подлинник, но и его оказалось явно недостаточно. Ведь даже при пустяшной взятке, пока пальчики не "засветятся", взяточника не арестуют. А тут 2,5 миллиона бесхозных баксов! Железные нужны доказательства... И самое главное — ни один из 17 допрошенных судом потерпевших не смог внятно объяснить, кому же все-таки был выгоден теракт. Никто не убедил суд в прямой выгоде Радчикова. А нет мотива преступления — не найдешь и преступника. Грустный итог: двое обвиняемых напрочь отказались от своих показаний — и мотивированно; третий, Радчиков, и так рта не раскрывал. Все грозился назвать на суде настоящих заказчиков и исполнителей взрыва, а потом передумал. Явных улик нет, алиби не проверены. Как поступить? Все завершила повторная комплексная экспертиза, назначенная судом и проводившаяся целых четыре месяца. Она выявила массу расхождений в показаниях Анохина и Смурова с истинными техническими параметрами взрывного устройства. Обвинение вяло сопротивлялось: мол, они в темноте могли и перепутать длину шнура. Но это уже был конец. Почему же так "промахнулась" первая, следственная, экспертиза? Экспертов "подкупили"? Несерьезно: они ведь не колдуны и не способны темным глазом отменить физические и химические законы, на которых строится исследование. Но параметры, исходные материалы-то эксперту предоставляет следствие. А здесь — возможны варианты. Об этом процессе не напишешь: "Стороны бились за приговор до последнего". Адвокаты — да, бились: их ноги кормят, это их реноме, их будущие клиенты. А обвинение... Многие наблюдатели отметили странную пассивность государственного обвинителя Сергея Палшкова. Он практически не участвовал в процессе, а сразу после его окончания подал в отставку. Говорят, давно хотел уйти из прокуратуры. Неужели же не смогли найти другого, поживее и поазартнее? Хотя бы для поддержания того же реноме? Показательно, что Генпрокуратура наотрез отказалась комментировать произошедшее, хотя раньше разных интервью раздавалось немерено. Нечем крыть? Военный судья Владимир Сердюков, председательствующий на процессе, — особая песня. Следить за работой профессионала — наслаждение, даже когда он сердится: "Прекратите хлопать, здесь вам не театр". Страшно боявшийся сначала признаться, что он сам бывший "афганец", Сердюков случайно проговорился об этом в ходе суда. А чего бояться-то: "афганцы" сидели по обе стороны скамьи, и уличить судью в особой симпатии к кому-то из них было бы невозможно. Его беспристрастность и потрясающий профессионализм отметили даже адвокаты — задолго до приговора. А он и не мог, следуя канонам юриспруденции, вынести обвинительный приговор. Это расценили бы как одно из двух: либо как сговор со следствием, либо как профнепригодность. Но он мог бы, неудовлетворенный работой следователей, направить дело на доследование? Тоже не мог. Судья не имеет права самостоятельно принимать такое решение. О нем должны попросить защита или обвинение. Защите, понятно, это было совсем ни к чему. А обвинитель досиживал в зале свои последние прокурорские дни. В общем, о доследовании никто не попросил. Приговор еще не вступил в законную силу. 26 января ГВП направила в Верховный суд свой протест. Теперь будет принимать решение Военная коллегия. Варианта два: утвердить приговор или его отменить. Во втором случае опять альтернатива: все-таки отправить дело на доследование или заново его рассмотреть другим составом суда. Что решат, поживем — увидим. Вот только как объяснить родственникам 14 погибших и еще 50 пострадавшим (гражданских исков по компенсации ущерба было предъявлено на 6 млн. руб.), что спросить за них и за их близких по-прежнему не с кого, что громкое дело государственной важности превратилось в мыльный пузырь, что и в стране, и в Генпрокуратуре сменились начальники, и, стало быть, такого понятия, как "честь мундира" — и раньше-то хиленького — больше не существует...
