"Уж если дрессировать — то Царя зверей", — решила много-много лет назад Ирина Бугримова. При всей мужественности, которую потребовал этот выбор, Ирина Николаевна осталась потрясающей Женщиной. Однажды во время выступления лев когтями разорвал сухожилия на ее руке. Только женщина могла придумать такое: Бугримова разрезала бигуди, чтобы использовать их в качестве лубка для пальцев. Прикрыла сверху перчаткой и на второй день после операции снова была на манеже. А когда выяснилось, что палец на правой руке уже никогда не сможет сгибаться, надела на безымянный и мизинец два кольца, спаянных между собой. И украшение стало "приводным механизмом"! -Ирина Николаевна, мне посчастливилось видеть вас на манеже. Как вы добивались, что львы не просто исполняли потрясающие по сложности трюки, а словно артисты драмы, "разыгрывали" настоящий спектакль, исполняя закрепленные за ними образы: главного героя, комика, лентяя, злодея? — Лев — как шах персидский. Он один, а жен у него много. И все они у него в клане уживаются — настоящая семья, с женами, с детьми. И уж никто в львиный прайд не суйся — ни другой лев, ни другой зверь — никого не потерпит! А меня терпели, слушались... Когда я только еще мечтала о львином аттракционе, прочитала все, что было написано о львах, исподволь выспрашивала "тигриных" и других дрессировщиков. Мне говорили: "Не женское это дело!". Но у меня был очень умный папа, профессор, ветврач. Он меня поддержал. Теперь у меня целая своя школа дрессировки львов, которая не на бумаге, а в голове, ее не опишешь в книге, потому что дрессировать льва — это значит перевоплотиться в него самому. Даже у Брема я нашла очень много ошибочного, с моей точки зрения, хотя, возможно, это поведение животных изменилось, потому что изменилась сама жизнь. Человек теснит природу, и вместе с нею меняется животный мир. — Скажите честно: вам не было страшно наедине с хищниками? — Нет! И львы прекрасно чувствовали, что я их не боюсь, потому и были в моей власти. Животное, которое только бьют, подавляют силой, подчинится на время. Оно найдет свой час для мести. Но и заласканный лев не менее опасен — от него не знаешь, чего ждать. Когда-то я писала Берберовым, пыталась предотвратить трагедию, они меня не послушали, к сожалению... — Вы не считали, сколько животных прошло через ваши руки? — Свыше 70 львов, 8 лошадей, 12 собак. Я и сейчас не одна — со мной мой котик, Нерон. Он такой преданный, умница. У меня был лев Нерон — царственный, но злой, как сатана, это он мне руку испортил, я его после очередной львиной драки, которую он затеял, отдала в зверинец. — А с кем проще для вас лично войти в контакт — с человеком или хищником? — Видишь ли, задачи разные... Природа дала человеку такое множество качеств — лучше бы она немножко пожадничала, а то уж слишком в последнее время люди озверели... — Наверное, своих мужей вы тоже дрессировали? — Мужей я не дрессировала, а выставляла за дверь! Почти всю жизнь была холостая. — На манеже вы выступали в образе волевой, бесстрашной и в то же время несколько романтичной женщины. Ирина Бугримова на манеже и в жизни — это одно и то же? — Вообще-то одно. Но направления, за которые Бугримова бралась, — разные, соответственно менялся и образ. В сороковых годах я выступала с аттракционом "Круг смелости", продолжая демонстрировать параллельно номер "Высшая школа верховой езды". Зритель, к моей радости, гадал, та ли это артистка, что в первом отделении гарцевала в амазонке и цилиндре, а теперь, надев шлем, мчится на мотоцикле по стенкам клетки среди львов. Помню, в Ленинграде известные люди искусства даже заключили пари по этому поводу. Проигравшего утешили тем, что познакомили со мной. Галантный ленинградец, целуя мне руку, заявил, что кто-кто, а уж он сегодня в большом выигрыше... — Говорят, у вас были замечательные ухажеры... — Да, ухажеров я умела выбирать, но на эту тему я никогда не высказываюсь, это мое, я ни с кем не делюсь. И вообще у меня на первом месте всегда была работа, все остальное только прилагалось! — А как же личная жизнь? — На личную жизнь времени не оставалось. Всю жизнь искала и не нашла ни одного достойного мужика, хотя требования у меня были очень небольшие... — Вы верите в судьбу? — Что заранее мне написано? Нет, не верю. От самого человека зависит очень многое. Поймал свою способность, развил ее — вот тебе академик, артист, не важно, какая профессия. А бывает, что природа отпустила человеку сполна, а он шляпа шляпой... Самое главное, человек должен быть достаточно умным, чтобы правильно построить свою жизнь. А очень умные — это те, кто может вести других за собой, создавать что-то для человечества. Хорошо бы, чтоб умных было побольше! — Ирина Николаевна, в вашей квартире помимо львов во всех видах — еще и лошади... — Лошади — моя любовь на всю жизнь. В детстве у меня был собственный пони. А вообще я выросла у папы на бегах, он часто лечил лошадей на ипподроме. С папой у меня были особые отношения. Я родилась в семье, где уже было три девочки, четвертая умерла, а я была пятая и видела, как переживает папа, что у него нет сына. Родители стали "играть" в мальчика, мама одевала меня в штанишки, курточки, а папа и воспитывал меня не так, как сестер, поддерживал все мои спортивные увлечения. Впоследствии я создала из себя такую женщину, которая с лихвой заменила ему сына и по характеру. И лошадей всегда выбирала горячих, с норовом — так мне интереснее было. Как-то пришли на представление Буденный с Ворошиловым, посмотрели мою "высшую школу", и Буденный сказал: "Завтра всех своих офицеров заставлю прийти посмотреть, как надо сидеть на лошади!". — Не скучаете по работе? — Все ушло... Раньше все праздники, субботы, воскресенья — по два-три представления в день, бесконечные ночные репетиции... Львы ведь живут недолго, лет по 12—15, постоянно приходилось готовить молодняк на замену старичкам. Вообще самое тяжелое в жизни дрессировщика — это терять любимых животных. Но об этом, пожалуйста, не будем... — Говорят, вы здорово водили машину. — Это не то слово! Все началось с мотоциклов, гоняла по родному Харькову. — Тогда девушек на мотоцикле, наверное, кроме вас, не было? — В Харькове, во всяком случае, я одна фр-р, фр-р по городу. Три марки сменила, потом купила "Фордик" двухместный. Позже, в цирке, купила "Эмку". Прошло какое-то время, появились "Волги". Что появлялось нового из машин — все мое. Даже "ЗИМ" — ох и неудобный был для женщины: громоздкий, тормозить трудно. Помню, намаялась я с ним на Кавказе, пропади он пропадом! Но мне почему нравилось? После гастролей сажаю в машину тех артистов, кто мне был симпатичен, мы едем в другой город, по дороге устраиваем пикники. Так я меняла-меняла машины, пока не дошла до последнего выпуска "Волги", с которой и ушла на пенсию в 67 лет. Так сложилось, что потом я три года дома не была... Вернулась, села за руль, поехала на рынок за продуктами. А в Москве люди так бессовестно ходят, что я нанервничалась, пока по бульварам домой пробиралась. Поставила машинку в гараж, погладила и сказала ей: "Спасибо! Ты хорошо служила, но в Москве у меня будет более удобный транспорт — такси и метро". — Какой стиль одежды вы предпочитаете? — Я считаю, что во всем нужно иметь чувство меры, без этого чувства ничего не выйдет не только в одежде, вообще в жизни. Я всегда и гримировалась в меру, и любовников у меня было в меру, и желания какие-то умела обуздывать. А каким-то давала волю: думать нужно, тогда и проживешь хорошо. А одеваюсь я в зависимости от времени, обстоятельств, моды, хотя всегда иду от нее на шаг в стороне. Если не нравится то, что в журнале, ну и пусть себе будет трижды модно — мне это не нужно. Всегда носила только то, что хотела, что мне по вкусу. Я люблю женщин в шляпах, сама носила шляпы и большие, и маленькие. А вообще я парички ношу, мне удобство нужно. У меня парики были самых разных причесок, разного цвета, а потом я остановилась на каре. Стригусь сама, так, на чувство: чик-чик-чик! Вообще всю жизнь все делаю сама, на меня ведь никто не угодит! — У вас были ученики? — Мой ученик Борис Бирюков — уже пенсионер, сейчас он директор Воронежского цирка. Из дрессировщиков обожаю Колю Павленко, Таечку Корнилову. Вообще талантливой молодежи много, но, к сожалению, я не вижу в нашей смене той одержимости цирком, которая была у моего поколения. А ведь цирка не может быть без полной отдачи этому искусству. Он берет человека целиком. Цирк — это жизнь.
