Внешне Таня больше всего смахивает на Мальвину. Наивный взгляд, на щеках ямочки, детский голос. Есть в ее безупречной красоте нечто кукольное, неподвластное возрасту. При взгляде на нее и в голову не придет, что человек разменял уже четвертый десяток. А уж наличие двоих детей и вовсе кажется абсурдным: откуда?! — Так и напиши, — смеется она, — двое детей и ни одного мужа... Да нет, ну какое "непорочное зачатие"! Все как у людей... во всяком случае, начиналось. Таня из тех тактичных людей, которые даже про собаку не станут плохо говорить, щадя ее собачьи нервы. Поэтому разговаривать с ней чертовски трудно. Все у нее хорошие, включая соседку, которая прибегает долбить в дверь ногами и материться, когда Таня на полную катушку слушает своего любимого Моцарта. — В последний раз она уже не так грубо выражалась, — сияя, сообщает Таня. — Все-таки музыка облагораживает. Таня — профессиональная танцовщица. Но это, пожалуй, слишком узкое определение ее таланта. Она танцует по жизни. Даже тогда, когда обрывается музыка... Первую любовь Тани звали Валентин. О нем она сохранила самые яркие воспоминания. Тане тогда было восемнадцать — самый возраст, чтобы с головой окунуться в любовный роман. Только вот подходящих кандидатур Таня не видела. Вокруг толпились приветливые, всегда причесанные, благополучные мальчики из приличных семей. Скромное обаяние буржуазии. А девичьей душе хотелось чего-то оригинального. И она это получила. Валентин на фоне веселых и всем довольных ухажеров выгодно выделялся своим неизменно пасмурным настроением. Стоило ему появиться в компании, как все шутники разом замолкали, словно в комнату внесли покойника. Вдобавок ко всему Валентин обладал довольно нестандартным чувством юмора. Чем и купил. Когда на очередной вечеринке сразу после тоста за именинницу он с похоронным выражением лица завел беседу о гуманности эвтаназии, Таня впервые ощутила в районе сердца неясное беспокойство. А когда Валентин, глядя на вытянувшиеся лица присутствующих, чрезвычайно довольный произведенным эффектом, перешел к проблеме смертной казни, Таня окончательно поняла: она влюблена. Стоит ли говорить, что никто из друзей и родственников ее выбора не одобрил. Благодаря своей манере портить любое веселье Валентин в компаниях особенной популярностью не пользовался. Его приглашали из вежливости — как Таниного спутника, что сильно ранило мужское самолюбие. Валя острил с двойным усердием, вплоть до хамства. Круг общения пришлось на время поменять. Вернее, полностью от него отказаться. И все-таки они были счастливы. Для обоих этот роман был пропуском во взрослую жизнь. На Танины деньги, которые она зарабатывала, разъезжая по городам и весям с гастролями, они сняли чудесную маленькую квартирку с видом на помойку. Купили торшер. Завели кота. Таня хотела назвать его Мурзиком, но Валентин, потакая своей творческой натуре, настоял, чтобы кота назвали Босхом. Таня не перечила. Наоборот, ей нравилось, что Валентин не ищет проторенных путей и во всем, включая кошачьи клички, не терпит банальности. Они прожили вместе год. Валентин продолжал ее радовать своей нестандартностью. Мог подать кофе в постель. В тарелке. О свадьбе не заговаривали: им было хорошо и так. Таня тихо млела от свалившегося на нее счастья. А потом она забеременела. И вот тут всю оригинальность Валентина как корова языком слизала. Известие, что он станет отцом, будущий папаша воспринял банально пошло: резко погрустнел и осторожно поинтересовался, а его ли это ребенок. Таня была так удивлена подобному вопросу, что даже забыла отвесить Валентину положенную в таких случаях пощечину. Далее все развивалось по стандартному сценарию. Валентин сказал, что не готов быть отцом. От ребенка надо избавиться. То же самое сказала Танина мама, когда дочка обратилась к ней за советом. "Вот выйдешь замуж, тогда и рожай себе на здоровье! — сурово отчеканила мать. — Нечего в подоле приносить!" И Таня сделала аборт. — Я ждала чего угодно. Но не было даже боли. Наркоз. Синие плюшевые стены, тебя куда-то несут. Кто-то плачет. А потом ты просыпаешься, и все уже позади. Это оказалось так просто: убить собственного ребенка... Слишком просто. Но жить почему-то после этого совершенно не хочется. К Валентину она уже не вернулась. Забрала кота, вещи и переехала к родителям. Мама приветствовала дочь нравоучительным "нагулялась?". Таня покачала головой и уехала на очередные гастроли. В Египет. На два года. Солнце, пальмы, пирамиды — более подходящей атмосферы для борьбы с депрессией не придумаешь. Но лучшим лекарством для разбитого сердца стал Пьер — тридцатилетний француз, один из совладельцев бара, где Таня выступала. Как он признался позднее, первое, что бросилось ему в глаза, была Танина грусть. — Это так по-русски, — восхитился он. — Таньюша, что вас гнетет? Таня не стала ломаться и рассказала все как есть. Ее страдания легли на плодородную почву. Пьер тут же проникся ситуацией и приложил все усилия, чтобы Таня как можно быстрее позабыла о своих горестях и на ее лице вновь заиграла обезоруживающая детская улыбка. В отличие от Валентина Пьер не страдал болезненной тягой к оригинальности. Ухаживал он по старинке: дарил цветы, целовал руки, угощал шампанским. И при этом был так по-мудрому ненавязчив, что у Тани временами случались приступы раздражения: "Сколько можно ходить вокруг да около?" "Ты уверена, что у вас все серьезно?" — театральным шепотом интересовались подружки. Как выяснилось, они были не единственные, кто внимательно наблюдал за развитием Таниного романа. Пьер, как иностранец, дорожащий своей репутацией, да еще человек при деньгах, представлял большой интерес для местных властей. Поэтому стоило отношениям между Таней и Пьером перейти за ту грань, когда мужчину и женщину уже вряд ли можно назвать просто друзьями, в дело вмешалась полиция. Пьера сурово осудили за связь с русской танцовщицей и намекнули, что, если он будет продолжать в том же духе, не составит труда сфабриковать на него дельце о сутенерстве. Для улаживания конфликта пришлось внести некоторую сумму. И она грозила быть не последней. Приносить карьеру в жертву любви Пьер не стал. Они расстались с Таней как взрослые люди: без истерик и слез. Таня вернулась в Россию, где, на радость маме, в полной мере дала волю чувствам, прорыдав несколько дней подряд. Впрочем, во всем есть свои положительные стороны. Общение с французским бизнесменом не прошло для Тани даром. Она научилась не только грамотно потреблять шампанское, чтобы прочувствовать весь букет, но и укрепилась во мнении, что пора начинать по-настоящему взрослую жизнь. — Таньюша, — твердил ей Пьер перед отъездом, — зарабатывать на жизнь ногами могут только глупые девушки. Умные должны уметь работать головой. Так Таня решила податься в бизнес. Заручившись финансовой поддержкой состоятельных и добрых друзей, она открыла туристическую фирму. За месяц удалось выяснить, что танцы у Тани получаются гораздо лучше, чем руководство фирмой. Магната из нее не вышло — денег едва хватило, чтобы расплатиться с долгами. Зато среди тех немногих клиентов, кого угораздило приобрести путевку в Таниной фирме, оказался Анатолий. Ни первый неудачный роман, ни второй не отбили у Тани охоту иметь дело с противоположным полом. Вот только она никак не хотела мириться с тем, что мужчины ценят в ней исключительно любовницу. И искренне надеялась, что рано или поздно найдется человек, который захочет увидеть ее женой и матерью своих детей... Анатолий был Таниным ровесником, но вел себя не в пример взрослее. С первого взгляда становилось понятно, что жизнь для этого человека — сплошная полоса препятствий, соревнование, в котором он непременно должен прийти первым. К своим двадцати пяти годам Анатолий скопил три красных диплома. На горизонте светила аспирантура. Стены его крохотной комнаты в коммуналке украшали многочисленные грамоты и медали. Все в его жизни было подвергнуто строжайшему порядку. Даже парфюмерные тюбики в ванной были выстроены по росту. Таня стала чуть ли не первым "нарушением режима", которое Анатолий позволил себе на долгом и тернистом пути к успеху. Она вторглась на его территорию со всей своей женской непосредственностью. Сняла со стен медали и повесила на их место ковер. Развела на подоконниках цветы. Привезла ожиревшего на родительских харчах Босха. Анатолий наблюдал за этими переменами с философским спокойствием. Только однажды он вышел из себя: когда Таня сказала, что беременна. — Но этого не может быть! — растерянно пробормотал он. — Мы же предохранялись... — и, следуя логическим законам, пришел к заключению: — Это не мой ребенок. К тому же давно собирался тебе сказать, я уже женат... В тот же вечер Таня собрала вещи, пришедшего в спортивную форму Босха и отправилась обратно к родителям. На этот раз никакие мамины уговоры и угрозы не подействовали. Строптивая дочь заявила, что намерена родить во что бы то ни стало. — Никто на свете не вправе решать за меня, будет жить мой ребенок или нет. Мама с папой отнеслись к ее решению со всем непониманием, на которое были способны. Ближайшие девять месяцев Таня провела под перекрестным огнем и вспоминает об этом времени крайне неохотно. Незадолго до рождения Егора Таню почтил своим визитом Анатолий. Будущий отец выказал свое душевное благородство и заявил, что готов вступить с Таней в брак — в обмен на московскую прописку и автомобиль, который Танин отец должен подарить Анатолию в знак своей признательности. Таня осталась не замужем... На жизнь по-прежнему приходилось зарабатывать ногами. Днем Таня давала частные уроки танца неповоротливым дочкам новых русских. Ночью танцевала в клубе. Спала по выходным. Но зато денег хватало и на квартиру, и на няню. Когда Егору исполнилось пять лет, Таня опять влюбилась. И как оно водится, забеременела. Узнав, что эта миниатюрная девушка с кукольной внешностью, такая веселая и беззаботная, носит в себе его ребенка, Алексей опешил. Прямо так и сказал: — Ну уж от тебя я этого не ожидал... — словно речь шла о некой пакости, которую женщины любят устраивать мужчинам. И такая беспроблемная на первый взгляд, удобная во всех отношениях Таня вдруг пошла по их стопам... Нехорошо... Алексей был недоволен. — А ты уверена, что это мой ребенок? — Нет, Алеша, — покачала головой Таня. — Это не твой ребенок. Это мой ребенок. Мой. И больше ничей. Все дальнейшие разговоры родных и близких на тему, зачем незамужней женщине так много детей и почему бы ей не исправить возникшую проблему при помощи несложной операции, Таня выслушала молча. А потом так же молча сложила вещи Алексея в чемодан и выставила его за дверь. Алексей явился через девять месяцев. Поглядел на новорожденного Данилу и торжественно кивнул, признав в нем родную кровь. Примерно в это же время на горизонте стал появляться Анатолий, теперь разведенный и свободный. Оба они попеременно начали захаживать к Тане, попивать чаек, заводить беседы о будущем. Алексей любил восклицать: "Я же все-таки отец!" И доверительно добавлял: "Ты такая сильная! Я тобой горжусь!" Анатолий на дифирамбы не разменивался. Для начала пожалел как мать-одиночку, а потом во второй раз сделал Тане предложение — теперь уже, так сказать, бескорыстно, без всяких условий. Таня ему отказала. — Знаешь, что я подумала... — говорит Таня. — А оно мне надо, это замужество? По-моему, все, что нужно для семейного счастья, у меня уже есть. Этим летом Таня с семьей эмигрирует в Канаду. Ее семья — это она и двое ее сыновей — шестилетний Егор и годовалый Данила. Папы мальчиков на отъезд сыновей отреагировали на удивление дружно. Каждый из них дал понять, на что надеется: как только Таня обустроится на месте, она тут же пришлет ему вызов. — Меня давно преследует странное чувство, — замечает Таня, — очень странное. Мне кажется, что у меня не двое сыновей, а четверо...
