Во всех модных журналах ее лицо, ее комментарии и ее коллекции. Она востребована на конкурсах (как член жюри) и на показах (как модный дизайнер). К ее творчеству, поговаривают, неровно дышит Юрий Михалыч Лужков. А ей — трын-трава. Алексей Учитель предложил ей сделать костюмы к своему фильму "Дневник его жены", а она Буниным просто бредит. Ну, фильм возьми да и оторви Гран-при. Елену Супрун я ставлю в один ряд с Мюглером, Гальяно, Готье и Лагерфельдом. Потому что столько секса и женственности нет больше ни у кого. — Да ты что! Ты чего это все в одну кучу свалила: и Мюглера, и меня? В России и модельного бизнеса-то, по большому счету, нет. — Ты хочешь сказать, что в России как бы и нет молодых да талантливых... — Не так. Я могу назвать не более десятка молодых да талантливых. Не больше. Понимаешь, я очень много изучала европейскую моду — она сильно отличается от русской. Последняя, в связи с разными хорошо известными историческими событиями, давно остановилась в своем развитии. Люди долгое время были слишком многого лишены, и в первую очередь своей культуры. А уж о том, что никто не мог делать то, что хочется, думаю, говорить и не нужно. Поэтому у русской моды совершенно особенное развитие. Настоящее советское. Особенно это видно с той поры, когда СССР начал готовить своих советских художников-модельеров. — Если в России фешн-биза нет, в таком случае почему все рассказывают о своем прорыве на Запад? Почему в Москве устраивают Недели Высокой моды? Почему по России проходят конкурсы молодых дизайнеров? Почему чуть не каждую неделю альтернативщики перформируют по дансингам и клубам? — Мода в России существует только за счет художников-самородков. Их не более десяти, они имеют дар, и не думаю, что их кто-нибудь этому учил. Ну, может быть, Шаров, который был театральным художником. Нет-нет, все равно, даже вот Далакян, любящая все темное, едет в Италию и вдруг вышивает джинсы, словно она не Юля Далакян. А просто она прекрасно понимает, что она делает "тренды" для России и "тренды" для Европы. И это совершенно нормально: нам нужно одно, а в Италии "русские" вещи абсолютно никого не интересуют. — А ты? — А что я? Я вот открывала неделю Русской моды — сделала, считай, две коллекции. Первая ее часть была в том стиле, в каком я всегда делаю коллекции. Эта часть понравилась всем редакторам модных журналов. А вторая часть разбирающимся в моде людям совершенно не понравилась, зато она раскупилась подчистую. Это были модные муслиновые рубашки с жабо (см. фото, на Ладу Дэнс. — В.С.), расклешенные брючки в обтяжку из натурального шелка, джинсы, расшитые антикварными вышивками. И эту часть коллекции купили! А ведь самое стоящее, самое интересное было в первой части: коллекция была в стиле нео-романтик, очень сложная по крою, но она у меня осталась дома. — Потому что у публики такой плохой вкус? — Потому что вещи такие, интеллектуальные. Я такие вещи обычно раздариваю друзьям. Я однажды подумала: "А что они тут висят-то, собственно? Пусть уж лучше их мои друзья носят". Ямомото как-то сказал, что те вещи, которые у него никто не покупает и которые не хотят носить его друзья, он просто-напросто сжигает. Ну вот, теперь мои подружки, которые могут влезть в размеры манекенщиц, и носят мои вещи. А часть коллекции я отдала в музей частных коллекций. — Специалисты способны разглядеть будущее уже сегодня. Вон, говорят, твои "интеллектуальные" вещицы жуть как понравились Инесс Састр (лицо "Ланком. — В.С.), кажется, она в них для "Вога" снималась, и одной заезжей профессорше итальянского Университета моды. — Не говорят, а так оно и есть. Парадокс получается — одежда будущего по выкройкам прошлого. Всю свою жизнь я собираю старинные выкройки. Берлин. Париж. Австрия. XIX век, XX век — все интересно. Мои друзья знают, что мне нужно, дарят, продают в рассрочку, привозят. У меня нет возможности, как у европейских дизайнеров, прийти в библиотеку и попросить выкройки Мадлен Вионе 30-го года, и чтобы еще эти выкройки на компьютере разложены были. Нет. Я смотрю на какую-нибудь старинную фотографию и думаю — как же это сделано? Сразу начинает работать голова. Сидишь день, два, неделю. Блин, ничего не получается! И так и сяк на манекен прикалываешь. И для меня такой кайф дойти до всего самой! Ведь тот, кто делал вещь с этой фотографии, тоже сам до всего дошел, у него же не было возможности пойти в библиотеку и попросить разложить все на компьютере. Кто такая Вионе? Значит, была такая тетенька, которая работала во всех известных Домах моды. У нее была самая дорогая мастерская, Лиля Брик только у нее одевалась — Маяковский подписывал счета Мадлен Вионе. У нее были свои духи, своя обувь, лучшие зубные кабинеты, она была гениальной портнихой. Суперзвездой. Так больше никто и никогда не шил. И не будет, наверное. Теперь в музеях Моды хранятся ее выкройки и коллекции. После нее был только один гений — Кристиан Диор. Все. Для меня это два гения. А все, что после них, — это уже копии. Она — любимый дизайнер Гальяно, и то, что он сейчас делает, — это все Мадлен Вионе. Все в моде уже придумано. Не дав опомниться, хватает за руки и тащит в комнату, где развешаны на вешалках ее коллекции. "Вот смотри, вот старинные кружева, антиквариат, смотри, какое платьице!" — лихо встряхивает челкой Супрун. За платьем на меня летят блузы из материи 30-х годов на пуговицах начала века, корсеты по крою XV века из натурального шелка и на китовом (кажется) усе. Остановить ее уже невозможно. "И ты всегда будешь офигительно выглядеть, в любое время, в любые года". — А как ты к Учителю попала? — Как? Меня спросили: "Ты любишь Бунина?" Да я его не просто люблю, я брежу им. Так и попала. А сам фильм я впервые увидела только на "Кинотавре". Я даже не представляла, что из всего этого могло получиться. И никто не знал. Кроме, наверное, самого режиссера. Я с ужасом сидела в зале, а наро-о-о-о-оду вокруг! Но все равно я так и не смогла оценить фильм, потому что следила только за тем, где актриса шляпу не так надвинула, где герой не так повернулся и где морщит костюм. А когда я услышала "Браво!", я поняла, что фильм, наверное, удался. Что ты думаешь, на следующий день я снова посмотрела фильм. И опять ничего не поняла: опять смотрела, где чего сборит, где чего морщит. Учитель делал фильм, растянутый во времени. А года-то: с 28-го по 63-й. Да еще за полгода меняется три актрисы: делаешь костюм на одну, а снимается уже другая. Фигуры-то разные. Мне хотелось его убить, режиссера Алексея Учителя. Просто за-ду-шить. (Смеется.) В процессе работы проклинаешь тот день, когда согласилась вообще работать: все, никогда в жизни и ни за какие деньги! С 9 утра до 9 вечера, у меня болит спина, нет горячей воды, все, ни-ког-да, не хо-чу. А потом, когда ты видишь на экране свою работу, испытываешь такое счастье, что все забываешь. А недавно Митта пригласил консультантом на свой фильм — там про 70-е годы. Честно говоря, я их плохо помню, потому что почти не изучала. Но пришлось поднять всех своих подружек, достать литературу. Я очень профессионально и честно отношусь к своей работе. Так что теперь ты мне можешь сказать: "Лена, такой юбки и такой длины не могло быть в 70-е", я тебе отвечу: "Вика, ни хрена. У меня есть документальное тому подтверждение". — Было — не было, а все равно, например, топ на веревочке Гуччи будет отличаться от топа на веревочках Версаче. — Слушай, я долго думала над феноменом покойного Версаче, которого, конечно, не сможет уже догнать Донателла. Он мог делать такие вещи, в которых женщина становилась tres-секси (очень сексуальна. — В.С.). Конечно, можно придумать классную стильную вещь и показать ее какой-нибудь ну суперпрофессиональной редакторше (имеется в виду редактору дорогого глянцевого журнала моды, именно этих тетенек во всем мире боятся самые известные дизайнеры. — В.С.), конечно, она будет охать и ахать. Но ты думаешь, наденет она такую интеллектуальную вещицу, если пойдет на свидание к мужику? Никогда! Никогда она не наденет платье от какого-нибудь японского дизайнера. И это понял Версаче. В этом его секрет. Я это открытие сделала поздно. До старости лет тоже носила "японцев" и все пыталась делать сама. Когда меня мужчина спрашивал: "Может быть, тебе чем-нибудь помочь?", я говорила: "Да я сама все могу!" А потом сидела и думала — куда это он делся-то? Не звонит, не пишет. А он, оказывается, ушел к той, которой нужна была его помощь. Потому я никому и не нужна была. А на старости лет (это она так кокетничает. — В.С.) поняла, что мне нужна помощь! Сейчас вот надеваю длинную юбку-годэ или мини — на улице пробки образуются. А все мои подружки думают, что у меня в каждом городе по любовнику.
