"... сегодняшнюю нашу власть я обличаю во многих и пороках, и ошибках, а порой и преступлениях. И говорю, что как проведена приватизация — это колоссальное государственное преступление". /А.И. Солженицын./ Я давно убедился, что писатели и поэты в России гораздо раньше, значительно глубже и существенно четче и яснее, чем ученые-специалисты, и выявляют, и ставят перед обществом наиболее фундаментальные проблемы народа, страны и государства. Так было при Пушкине, Достоевском, Толстом. Так было в нашем веке — Булгаков, Высоцкий. И сейчас в книгах Пелевина, Маканина, Кабакова я нахожу нередко гораздо больше, чем в работах моих коллег. Вот почему я с таким глубоким уважением и исключительным вниманием отношусь ко всему, что и пишет, и говорит Александр Исаевич Солженицын. Когда-то В.О.Ключевский высказал глубокую мысль о том, что интеллигенция не лекарь народа, а диагност. Народ сам вылечит свою рану, если только вовремя ему указать на нее. В способности ставить диагноз Александр Исаевич — в первых рядах российской общественной мысли. Но порой Александр Исаевич — в силу глубокой боли за свою страну — не может удержаться и дает практические рекомендации на известную тему "Что делать?". Одна из его рекомендаций — по приватизации: "Вернуть народу награбленное". Если с такой идеей выступает сторонник коммунистической идеологии — то это вполне понятно и никаких комментариев не требуется. Но, учитывая авторитет А.И.Солженицына среди и всех нас, и в Кремле, его позиция по приватизации не может остаться без внимания. 1. Приватизация в России Кризис советского государственного социализма в своей основе связан с попыткой тотального огосударствления всего и вся. А база самого этого огосударствления — всеобщая собственность государства. Если она оказалась недостаточно эффективной, то дело не в идеологии, вождях и партиях, а в чем-то объективном. Главная причина: производительные силы не достигли той степени развития, когда они — по "Манифесту Коммунистической партии" — не могут "жить" без всеобщего обобществления. Значит, мы забежали вперед, значит, надо отступать от "переобобществления". Ясно, и куда и насколько: по опыту оказавшихся более эффективными стран. Во-первых, надо выделить и оставить государству то, что оно или делает лучше, или что без него вообще трудно делать. Скажем, атомную энергетику. Во-вторых, все остальное надо приватизировать, передав или в коллективную собственность, или в частную. При этом надо обеспечить решение таких задач. После приватизации государственной собственности должен появиться частный хозяин: рачительный, активный, инициативный. Приватизация должна создать прежде всего малую и среднюю собственность, базу среднего класса как главной опоры демократии в стране. Далее, после приватизации должна появиться конкуренция, так как без нее частная собственность своих преимуществ не реализует. Именно конкуренция должна заставить частных владельцев "крутиться" и при этом весьма энергично. И, наконец, при приватизации надо компенсировать те потери, которые несут граждане страны в сферах бесплатного здравоохранения, образования, пенсий, жилищ в результате сокращения "поля" государственной собственности. Если имеет место приватизация двух третей государственной собственности, то на две трети сокращаются возможности государства производить социальные расходы. И граждане, лишающиеся этих выплат, должны получить компенсацию. И как раз за счет приватизации. Такова теория вопроса. О ней писали специалисты еще перед приватизацией. Писал и я в книге "Что делать?". Но после августа 1991 года новая власть, состоявшая в основном из выходцев из бывшей партийно-государственной номенклатуры, рекрутировавших в свои ряды выдвиженцев народной революции 1989—1991 годов, не была готова к той приватизации, которую требовал переход к постиндустриальному обществу. Я не буду рассматривать механизмы российской приватизации. Хотя это и очень интересная тема о том, как обеспечивали свои интересы в ходе приватизации и бывшие номенклатурщики КПСС, и новые олигархи. Я остановлюсь на итогах российской приватизации. Вместо выделения только тех участков, на которых государство оказалось неэффективным, был осуществлен беспардонный набег на всю государственную собственность с приватизацией наиболее лакомых кусков. Не сфера обслуживания, не малый и средний бизнес, не торговля, общественное питание, сервис, а прежде всего нефть, газ, алюминий и т.п. стали первыми объектами приватизации. Вместо приватизации только тех участков государственной собственности, в которых после приватизации возникают условия для полноценной конкуренции, приватизация осуществлялась там, где после нее появлялись собственники-монополисты, очень быстро развившиеся в олигархов. А монополизм частных собственников хуже монополизма государственной собственности. Сделаю отступление. В Москве аптеки вроде бы приватизированы. Но вот я, диабетик, уже много лет не могу купить в них глюкофаг. Почему? Не завозят. Почему? Кто-то решил, что можно обойтись без глюкофага. Кто? Кто-то наверху. Но ведь есть я, больной, есть рекомендации врачей, есть спрос — значит, надо на него реагировать — это азбука и логика рынка. И если в рыночном механизме главным оказывается волевое решение некого бюрократа — то ли по медицинской неграмотности, то ли из-за взятки от фирм, производящих конкурирующие с глюкофагом лекарства, — значит, у нас монополизм, а не рынок. В итоге я трачу деньги за рубежом: там глюкофаг продается везде. Ну а мелкий и средний бизнес вообще отдали на откуп или местной бюрократии, или, чаще, рэкету, выросшему под сенью этой бюрократии. Компенсация же гражданам стала форменным издевательством и обманом — и по линии ваучеров, и по другим каналам. Главный итог российской приватизации — отсутствие эффективного роста экономики, рост тягот небюрократического большинства народа и одновременно рост богатств у симбиоза олигархического слоя собственников с верхними слоями бюрократии. Поэтому я полностью согласен с оценкой Александром Исаевичем ельцинской приватизации. Его пафос напоминает мне ярость Александра Радищева: "Звери алчныя, пиявицы ненасытныя...!" А теперь пора перейти к возражениям. 2. Передел собственности Александр Исаевич выступает за возврат приватизированной собственности народу. Возникает сразу несколько вопросов. Что собираемся вернуть? Кому? Для чего? Что? Ответ — все награбленное. Но кто будет решать, объявить ли "награбленной" приватизированную квартиру или нет? Частную парикмахерскую? Алюминиевый комбинат? Далее, кто укажет, какую цену за приватизированное считать грабительской, а какую — нормальной? Ответ, если не тешить себя иллюзиями, один. Все это решать будет бюрократия. Та самая, которая уже провела первую приватизацию и которой эта приватизация обязана всеми своими прелестями. Но что было до приватизации? Разве эта собственность принадлежала народу? Народ владел собственностью на бумаге. А реально все принадлежало советскому государству. Но и этот ответ не полон. Госсобственностью распоряжалась бюрократия. Еще точнее — партийно-государственная номенклатура, командное звено бюрократии. А откуда номенклатура взяла собственность? Во-первых, в результате грабежа собственности помещиков и капиталистов России, включая, возможно, и родственников самого Александра Исаевича. Во-вторых, в результате грабежа крестьянства. И раскулачиваемого. И загоняемого в колхозы (как моих дедушек). И, наконец, в-третьих. Госсобственность десятилетиями образовывалась из невыплаченных зарплат трудящимся. За счет миллионов зэков — опять-таки самого Александра Исаевича. За счет всех нас, граждан. По самой скромной оценке, не менее 50% произведенного работниками шло государству. Подводя итог, надо сказать: возвращать предлагают не народное достояние, а награбленное советской бюрократией достояние тоталитарного государства. На вопрос — кому возвращать — только совершенно наивные люди могут думать: народу. На деле народ не имеет иного "приемщика", чем государство. Оно-то и будет принимать награбленное у частников. И, опять-таки, не некое умозрительное, а реальное нынешнее государство. Точнее — бюрократия. Точнее — его номенклатура. Народ ничего от государства и номенклатуры в результате деприватизации не получит. Он, как и раньше, окажется на бобах. Не приходится сомневаться, что для пересмотра итогов всей нашей приватизации предлоги найдутся. Законодательство о приватизации было столь неполным и нечетким, что в любом конкретном случае приватизации можно будет найти беззакония. Никто из получивших собственность в ходе приватизации поэтому не застрахован от деприватизации. При соответствующей "раскрутке" будет деприватизировано все. А что будет делать бюрократия с возвращенной ей собственностью? До сих пор российское государство отличалось еще большим неумением распоряжаться собственностью, чем даже его советский предшественник. До сих пор оно отличалось умением разбазаривать собственность по двум критериям: кто в целом больше платит и кто больше платит "откатов", т.е. взяток. Итак: или плохое хозяйствование или новый дележ. Нет никаких оснований для предположения, что с возвращенной ему собственностью нынешнее государство поступит иначе. Напротив, есть все основания предположить, что все будет не как лучше, а как всегда. Далее, новый дележ вызовет новый тур коррупции. В дележ при этом будет вовлечен весь новый слой бюрократии, который пришел в аппарат власти после ухода Б.Н.Ельцина и с которым мы связываем, возможно наивно, наши надежды на лучшее (и, судя по всему, эта же надежда есть у самого Александра Исаевича). Но если этот новый слой аппаратчиков вместо забот о производстве опять "потонет" в дележах, если начнет на них "делать карьеру", то не сумеет сохранить "чистые руки", и еще один цикл нашей демократической истории не даст ожидаемых результатов. Опять будет повод не приступать к работе. Как говорилось в "Золотом теленке", "Геркулес" не работал годами — "какая работа, если не знаешь, останешься ли в этом здании". Что нас ждет в случае переделов? Гадать не приходится. Мы уже в основном все видим. На примере московского "Кристалла". На примере екатеринбургского "Химмаша". На примере алюминиевого комбината в Красноярске. Драки. Избиения. Отряды штурмовиков. Мечущаяся между бездействием и вмешательством милиция. Аресты и убийства руководителей. Втягивание в конфликт "шишек" рядовых рабочих и использование их в качестве "пушечного мяса". Остался шаг, может быть, полшага до стрельбы, до взрывов и т.д. Передел собственности резко ослабит доверие и к государству, и к российскому бизнесу. И в стране, и за рубежом. Действительно, если возникает один передел, то почему не будет второго? Опять-таки, из истории мы знаем: если появился первый самозванец, то потом вполне возможны и второй, и третий. В такой обстановке тяга к вывозу богатств за рубеж только усилится. Знают ли руководители постельцинской России о всех этих проблемах? Разумеется, о большинстве проблем они знают. И если все же разговоры о деприватизации никак не утихают, то, значит, Кремль не реагирует на них однозначно отрицательно и жестко. Почему? Видимо, есть какие-то выгоды от деприватизации, которые "туманят взор" руководству. Эти выгоды: наказать противников и поощрить сторонников. Передел собственности создаст у новой власти соблазн "отблагодарить" тех, кто помогал ей победить на выборах. Когда ничего нет, то и спроса нет. А вот если у тебя что-то появилось — появятся и претенденты. В сказке Пушкина скопец обратился с просьбой к царю только после появления у Додона Шемаханской царицы. Передел — это поток жалоб со стороны потерпевших. Жалоб в суд. При неопределенности нашего законодательства и пустотах в нем, при контроле бюрократии над судами неизбежно решение споров силовым путем, властью авторитета. Деприватизация тем самым создает и стимулы, и основу к усилению авторитаризма в стране. По старому русскому рецепту: в споре обращаться к царю или барину как высшей инстанции ("вот приедет барин, барин нас рассудит"). Значит ли все сказанное, что я предлагаю ничего не менять, никого не трогать, мирно жить в том болоте, в которое нас завели номенклатурщики, используя нашу же пассивность? Нет. Я так не считаю. Я отвергаю вариант пересмотра итогов приватизации по схеме "вернуть народу награбленное", но в самой идее "не будем терпеть" я с А.И.Солженицыным согласен. Весь вопрос — как? Продолжение следует.
