(Окончание. Начало в номере за 20 октября.) Я думаю, что совершенно неприемлем лозунг: "пересмотр приватизации". В приватизации, особенно в таких сферах, как квартиры, земельные участки граждан, розничная торговля, сфера обслуживания, фермеры, имеются в общем-то более или менее позитивные результаты, которые ощутили на себе миллионы людей. Немало и нормально начавших новую жизнь частных фабрик и заводов. Поэтому надо говорить не о пересмотре, а о "корректировках" приватизации. В чем же они должны состоять? Строго говоря, необходимо реализовать ту теоретически правильную программу, о которой речь шла в начале статьи. Говоря обобщенно, корректировка итогов приватизации должна включать четыре блока: создание государственного сектора нового типа; меры по преодолению монополизма, возникшего после приватизации; корректировки в отношении частного сектора; "развод" государственного и частного. Формирование эффективного государственного сектора. Я думаю, что в отраслях добывающих и перерабатывающих, а также экспортирующих сырье, где главный фактор — природный, в России необходимо полностью воссоздать государственную собственность. Ренту за природные ресурсы должно получать и распределять государство. Другая область корректировок — значительная часть военно-промышленного комплекса, особенно та, где необходимы значительные теоретические и прикладные исследования долговременного характера. Третья — энергетика и транспорт. Я уже не раз писал, почему в России эти отрасли надо оставить в руках государства — из-за необходимости проводить политику низких цен. Когда я говорю — сохранить собственность в руках государства, я не имею в виду возврат к директивному централизованному плановому руководству, к полной опеке сверху. Государственная собственность может иметь самые разнообразные формы управления. Когда-то, размышляя о предстоящем в книге "Эффективное управление" (которая была закончена еще в 1980-м, но увидела свет только в 1985-м), систему управления государственным сектором, противоположную директивному планированию, я назвал сочетанием "экономического расчета центра" и "хозяйственного расчета предприятий". Преодоление монополизма. Гораздо сложнее обстоит дело с приватизацией там, где в принципе она и возможна, и необходима, но в российских условиях, в силу наследства советского монополизма, после приватизации возникает не рыночная конкуренция, а частные монополии. В этом случае возможны два решения: или вновь национализировать некоторые приватизированные предприятия, оказавшиеся монополистами, или оставить предприятие приватизированным, но официально объявить его монополией и соответственно ввести особую систему контроля государства над ним. Главная мера: монополия не может получать прибыль выше минимальной нормы. Чтобы у нее не было стимула оставаться монополистом. Но раз данный участок экономически эффективен при частном ведении дел — надо выйти на этот режим, преодолевая монополизм и создавая свободную рыночную конкуренцию. Известны три пути преодоления монополизма: допуск на рынок иностранных конкурентов; разукрупнение монополий на конкурирующие небольшие предприятия; ускоренное строительство новых, дублирующих предприятий — чтобы опять-таки появились конкуренты. Доступный метод — разукрупнение монополий. В послевоенной Японии США насильственно внедряли конкуренцию, разукрупняя знаменитые "дзайбацу". А в самих США сейчас идет спор вокруг разрушения империи Билла Гейтса. И у нас разукрупнение ЗИЛа или ВАЗа вполне возможно. Допуск иностранных конкурентов тоже надо использовать по максимуму, сделав его инструментом давления на наших монополистов, отбивающим у них охоту вздувать цены и оставаться монополистами. Но самое главное — поощрение антимонопольных инвестиций. И государственных, и частных. В итоге приватизация будет продолжаться — но только параллельно с созданием условий для свободной конкуренции. Корректировка частного сектора. И, наконец, есть сфера, где итоги приватизации необходимо полностью сохранить. Забота государства о частном секторе — это доказательство понимания государством своей подлинной роли в постиндустриальном обществе. А когда я обнаруживаю, что мой частный университет постоянно становится объектом дискриминации — скажем, отказ московских властей давать нашим студентам льготные билеты, предоставляемые студентам государственных вузов, — я понимаю, что наша бюрократия все еще не дозрела до того, чтобы поднимать Россию. И только тогда, когда государство будет радоваться тому, что частные конкуренты "обошли" по эффективности его хлебозавод, его школу, его больницу и тем самым страна в целом выиграла, — только тогда наше государство будет нормальным. Главный инструмент корректировки итогов приватизации в частном секторе — создание всех условий для жесткой и беспощадной конкуренции. Устранение всех барьеров для нее. Через этот фильтр должно проходить все, что уже приватизировано. Выживание в условиях рыночной конкуренции — главное свидетельство "благонадежности" приватизации. Государство, сознающее предел своих возможностей и в части масштабов государственной собственности, и в части своих способностей организовать всю экономическую жизнь общества, обязано прибегнуть к развитию механизмов, работающих вместо него, — механизмов рынка и конкуренции. Поэтому забота государства о стране и экономике обязательно включает стимулирование конкуренции. Ну а если исходная приватизация была несправедливой? Без конкурса? За бесценок? С использованием взяток? В таком случае есть три варианта. Первый — отменить итоги приватизации и провести новую приватизацию, чтобы у частной собственности появился новый хозяин. Второй — оставить прежнего хозяина, но наказать его: штрафом, налогом и т.д. Третье: ничего не делать. Я думаю, что выбор среди этих трех вариантов определяется главным критерием — как идут дела. К прошлой вине надо относиться так, как делалось на войне: добился успеха в бою, пролил кровь за Родину — прощали прошлое. И у нас должен быть такой подход: если после приватизации дело пошло, есть прибыль, есть работа, рабочие зарабатывают, платят все налоги государству, есть инвестиции — можно простить все безобразия в ходе приватизации. И только в исключительных случаях можно применять наказания — налоги, штрафы и т.п. Почему я склонен к такому "либерализму"? Да потому, что нет никаких оснований считать, что при нынешних бюрократах в государственной машине удастся найти нового хозяина, более успешного, чем тот, кто стал собственником с нарушениями. Учесть надо и потерю времени на суды с теми, у кого отбирают, на новые конкурсные торги и т.п. Далее, надо учесть, сколько лет успешно работает это приватизированное с нарушениями предприятие. Тут есть такой довод из "Капитала" К.Маркса. Предположим, писал Маркс, что первоначальный капитал хозяина — итог его собственного труда. При 10% ежегодной прибыли, присваиваемой капиталистом, первичные 100 единиц через 10 лет покрываются этой прибылью. За 10 лет "природа" исходного капитала полностью изменилась: из трудового стала эксплуататорской. Если "перевернуть" доводы Маркса, то каждые 100 единиц первоначально "награбленного" в ходе приватизации капитала при честной работе на благо общества и 10% ежегодной прибыли через 10 лет полностью обновят и природу исходного капитала: из "нахапанного" он становится итогом десятилетнего добросовестного хозяйствования... Иногда в качестве "греха" приватизации выдвигается довод: продажная цена была слишком низкой. Нередко все именно так и обстоит. Но предлагаемое "лечение" ошибки или злоупотребления — отобрать и выставить на продажу по реальной цене — не столь уж действенное, как кажется на первый взгляд. Во-первых, реальную цену определить трудно в условиях нашего рынка с отсутствием на нем действенной конкуренции. Значит, реальную цену будет определять бюрократия. Со всеми следствиями, вплоть до занижения цены при "приемлемом" покупателе и завышения при "чужом". Во-вторых, реальная цена обычно столь велика, что для потенциальных отечественных покупателей она неподъемна. Итог? Собственность, возвращенная государству — после безуспешных попыток продать ее уже по настоящей цене, — остается у него же. В этом случае бюрократия как бы возвращает себе то, чем она несколько лет назад была готова поступиться. В этом же аспекте надо рассматривать еще одну проблему: как государству заработать на приватизации? В рассуждениях иных бюрократов на эту тему так и светится мысль, что одна из целей приватизации — обогатить государство, т.е. опять-таки бюрократию. На самом деле цель приватизации — уменьшить объем государственной собственности. Ради чего? Ради того, чтобы собственность начала использоваться более эффективно, чем это было при хозяине-государстве. Этот вопрос — главный. Ну а денежная выручка государства при приватизации — дело десятое. Главный его "заработок" — эффективно работающий частный сектор. Правительство Чехии при переходе к рыночной экономике стало продавать "бесхозные" средневековые замки, вместе с земельными угодьями, за 1 доллар. Любому покупателю. Но с условием, что новый владелец восстановит, реставрирует этот архитектурный ансамбль (без права перестройки) — т.е. вложит свои немалые средства. В результате при явной огромной потере при "продаже" не только сохранены исторические реликвии, но и появляется прибыль от туризма, занятость населения "глубинки" и т.д. "Развод" государственного и частного. Одна из исключительно опасных болезней российской приватизации — участие государства в собственности частных организаций и участие частных — в собственности государства. Когда-то, на заре кооперативного движения, в годы Горбачева, именно сращивание кооперативов с государственными производителями стало подлинной бедой: директора заводов получали от кооперативов доход, втрое, впятеро превышающий государственную зарплату, и перекачивали в "свои" кооперативы все дефицитное. И вот теперь опять сращивание. Участие государства в частном бизнесе искажает рыночную конкуренцию, выхолащивает ее. Как могут конкурировать друг с другом контрагенты, если у каждого из конкурентов есть государственный пакет и у государства есть возможность помочь "любимым" детям. Сращивание государственного и частного стало бедой и в государственных вузах, и в государственных медицинских учреждениях, и в государственной культуре. Как и в случаях с кооперативами, частные сектора в этих государственных учреждениях живут за счет государства, а деньги с "коммерческих" центров идут в карманы. Теперь об обратном явлении: участии частного в государственном. Я уже писал об этом в "МК". Это, условно говоря, феномен Березовского. Имея всего менее 50% собственности в государственных структурах, частник — в силу ума, изворотливости, пассивности бюрократов и, не исключено, "благодарности" — захватывает контроль над всей государственной собственностью. Поэтому в рамках корректировки приватизации надо полностью изгнать частное из любых государственных организаций — от заводов до школ. И одновременно полностью изгнать государственное участие из всех частных организаций. Не сделаем этого — частник будет кормиться за счет государства, а бюрократия — за счет частника. История дает нам впечатляющие примеры подходов к итогам приватизации. Первый пример — Франция. Великая французская революция осуществила раздел помещичьей собственности, прежде всего земли, среди крестьян. Потом был Наполеон. Потом реставрация власти Бурбонов. Они "ничего не забыли и ничему не научились". Они восстановили ритуалы, звания, ордена и т.д. Реставрировали все, что могли. Но одно они не трогали: итогов приватизации земли. И именно это сделало крестьянство резервом французской стабильности. Второй — Россия. Отмена крепостного права в 1861 году и наделение освобождаемых крестьян землей было полно несправедливостей. Был отвергнут и крестьянский (американский) путь, и помещичий (прусский). Был реализован вариант реформ, отвечающий интересам абсолютизма и его бюрократии. У крестьян отрезали десятки миллионов десятин. Борьба вокруг этих "отрезков" и оставшейся в собственности помещиков земли определила развитие России более чем на полвека. Демократические силы России выдвинули идею полной ревизии итогов земельной реформы. Одна из революционных групп даже называлась "Черный передел". А правящие силы, напротив, не хотели никаких корректировок. Эти два подхода — или полный передел, или ничего не трогать — предопределили развитие России в направлении трех революций и установления, как их итога, диктатуры пролетариата. Вот такие два подхода к итогам приватизации и два следствия этих подходов. Есть над чем думать. Стоило ли Александру Исаевичу, в силу всей сложности профессиональных аспектов приватизации, выдвигать эту проблему? Я убежден — стоило. Чтобы заставить в конце концов новую правящую группировку обратиться к проблеме корректировки итогов приватизации. Поэтому мое несогласие с конкретными рекомендациями А.И.Солженицына полностью перекрывается позитивной в целом оценкой его акции. Правда, я боюсь, что и его вмешательство не сдвинет дело с места — уж очень "слиплись" с этими итогами приватизации не только прежние, но и нынешние бюрократы. А ведь задержка корректировок итогов приватизации вредна и опасна для страны не меньше, чем идеи "Черного передела". n n n Я постоянно оперировал такими терминами, как "грабеж", "награбленное" и т.п. Это — категория трудовой теории стоимости Смита—Рикардо—Маркса с ее идеей о том, что труд — единственный источник стоимости. Но в экономической теории очень мало и других концепций, в которых то природные ресурсы, то "редкость", то "полезность" определяют стоимость. Особенно существенный удар трудовой стоимости наносит информационный этап развития, так как ценность информации мало связана с затратами труда: скажем, ценность двух статей, одинаковых по объему и по затратам труда авторов, совершенно неодинакова. Если я принял идею того, чтобы обсуждать проблемы приватизации в категориях трудовой теории стоимости, то только в целях удобства полемики с авторами, исходящими из этой теории. Кстати, по существу и рассуждения А.И.Солженицына — совершенно в духе К.Маркса. Впрочем, он и сам отмечал, что до своего заключения он в основном разделял марксистско-ленинское миропонимание. Думаю, что и сейчас он от него полностью не освободился. Мои предложения о корректировке итогов приватизации гораздо ближе не к идее Александра Исаевича о "возврате народу награбленного", а к его прежней программе обустройства России, когда он писал, что "надо дать простор здоровой частной инициативе и поддерживать и защищать все виды мелких предприятий, на них-то скорее всего и расцветут местности — однако твердо ограничивать законами возможности безудержной концентрации капитала, ни в какой отрасли не дать создаваться монополиям, контролю одних предприятий над другими". Слушая и читая рассуждения у иных растерявшихся при виде реальностей приватизации демократов, я не могу не вспомнить диалог Ипполита Матвеевича и отца Федора из "Двенадцати стульев". Вот он — в сокращении: "— Так это вы, святой отец, охотитесь за моим имуществом? — Это не ваше имущество. — А чье же? — Это национализированное имущество. — Кем национализированное? — Советской властью! Властью трудящихся! — Так, может, вы, святой отец, партийный?"
