Трагедия, случившаяся 15 августа в центре Москвы, потрясла наших читателей. Тем более что информация неделю назад еще была крайне скудной. Какая-то старушка-уборщица вздумала помыть памятник Энгельсу и сорвалась с верхотуры в 6 метров...
Возмущенные москвичи начали обрывать телефоны “МК”. Что заставило женщину преклонного возраста выполнять столь экстремальную работу? Существует ли при этом элементарная техника безопасности? Наконец, кто виноват в этой нелепой смерти?
Наш корреспондент провел собственное расследование.
61-летняя Лидия Коршунова, которая трагически погибла у памятника, была никакой не “старушкой-уборщицей”. Она — мастер спорта, альпинистка с 30-летним стажем. И реставрация памятников была ее профессией. Любимой профессией — ведь “лучше гор могут быть только горы...”
Борис Степанович Коршунов, муж Лидии Никитичны, очень старается говорить сдержанно. Но видно, что его душат слезы.
За день до несчастья супруги просидели за разговорами до поздней ночи. Борис Степанович делился с женой своей радостью: завтра он пойдет на работу уже в новой должности. Его повысили — и, стало быть, зарплата будет больше. Хотя ненамного, конечно, — все знают, как теперь платят в “оборонке”.
И Лидия Никитична размечталась: им наконец-то удастся хоть немножко поправить свои дела. Все чаще в последнее время она заговаривала о том, что с альпинизмом пора кончать (а альпинисты в этой семье все — и муж, и дочь тоже). Что она смертельно устала — не только сама лазить по верхотурам, но даже просто ждать, когда родные вернутся с гор.
— Первое, что я ей подарил, как только мы познакомились, — путевку в альпинистский лагерь, — вспоминает Борис Степанович. — И началось... Лидочка заболела высотой.
Когда Лидия Никитична в 1961 году познакомилась с будущим мужем, она уже работала в “Росреставрации”. Но в качестве химика — ведь без точного химического анализа веществ, использованных при изготовлении памятника, реставраторам не обойтись.
Позже, уже серьезно влюбившись в горы, Лидия Коршунова стала инструктором-проводником в Международном альпинистском лагере “Памир”. А потом снова вернулась к реставрации, только уже на высоте. Последние пять лет она проработала в маленькой фирме “ВИОЛе-М”.
Промышленный альпинизм стал сейчас довольно выгодным бизнесом. Наемные верхолазы устанавливают пластиковые окна на высоких этажах и моют их, красят крыши, вешают рекламные щиты. Однако фирм, которые официально занимаются всем этим, в Москве немного. В основном на высотные работы подряжаются сборные бригады, которые, выходя на объект, даже не расписываются в инструкции по технике безопасности.
Между тем промышленный альпинизм — занятие весьма опасное. Ежегодно в Москве гибнет до десятка верхолазов. Чаще, конечно, дилетанты, никогда не ходившие в горы. Бывшие же спортсмены, висящие на стенах зданий, стараются учесть все особенности городского альпинизма и как следует подстраховаться. Однако и они попадают в число жертв.
В прошлом году, например, в Зеленограде с высоты пятого этажа сорвался опытный альпинист, латавший швы в жилом доме. Мужчина не заметил, как веревка, на которой он висел, перетерлась на крыше острым металлом.
Фирма, в которой работала Лидия Коршунова, по заказу мэрии реставрировала столичные монументы. И Лидия Никитична была единственной в ней, кто занимался верхолазными работами. Коллеги говорят: таких спецов, как она, — по пальцам пересчитать. Почему же произошла трагедия?
...Ремонт бронзового Энгельса уже подходил к концу. Постамент и туловище “основоположника коммунизма” отдраили целиком. Оставался самый верх — плечи и голова.
Напарники Лидии Никитичны передвинули туру (своеобразная тренога с площадкой наверху) на другую сторону монумента. Для надежности туру всегда накрепко привязывают к памятнику. И в этот раз привязали — но плохо. Только когда Коршунова поднялась на площадку, она заметила, что вторая веревка свободно валяется на земле.
Ей бы сразу спуститься! Но она махнула рабочим рукой: “Идите домой, я сама привяжу”. И тут треугольная железная конструкция потеряла равновесие...
Рабочие услышали страшный грохот и крик женщины. С четырехметровой высоты Лидия Никитична упала на груду покореженного металла.
Все, что произошло дальше, вообще не укладывается в голове Бориса Степановича. Рабочие тут же по мобильнику вызвали “скорую”. Прошло 20 минут, а врачей все не было. Зато из расположенного напротив ОВД “Хамовники” выбежал какой-то сотрудник и... запретил всем подходить к месту трагедии. То есть даже оказать женщине первую помощь никто не смог.
В соседнем переулке одному из рабочих удалось остановить ведомственную (МИДовскую) “скорую помощь”, которая уже везла “своего” больного. Тем не менее медики согласились помочь — вынули свои чемоданчики и сделали какие-то уколы. А вызванная городская бригада приехала только через 40 минут (!). Но не “реанимация”, а обычный автомобиль без специального оборудования. В нем через несколько минут и скончалась Лидия Никитична.
— Я все никак не могу понять, — голос Бориса Степановича дрожит, — как в центре столицы, в 7 минутах езды от 1-го мединститута, могло случиться, что человек лежал без помощи почти час. Когда в горах кому-то нужна помощь, мы несемся туда, забывая об опасности.
...Когда мы прощались с Борисом Степановичем у метро, он крепко сжал мою руку и сказал: “Сейчас поеду к фотографу. Завтра — 9 дней, и мы с дочерью решили все стены в квартире заклеить фотографиями Лидочки. Чтобы не только внутри нас была, но и вокруг...”
Последней вершиной Лидии Коршуновой стал африканский Килиманджаро. Она спустилась с него в феврале этого года.
Сразу после трагедии Хамовническая прокуратура начала проверку по факту гибели Коршуновой.
— Никакого решения пока нет, — сказала помощник прокурора Ольга Козлова. — Все материалы мы передали в Государственную инспекцию труда Москвы. Если они решат, что там действительно была нарушена техника безопасности, будем думать: возбуждать дело или нет.
В госинспекции свято блюли тайну собственного расследования. Безымянный инспектор почти слово в слово пересказал ответ прокуратуры.
— Специальной статистики несчастных случаев в фирмах, занимающихся верхолазными работами, мы не ведем, — добавил он. — Могу только сказать, что такие трагедии случаются очень редко.
