На родине Че Гевары случилось то, что раньше называлось обострением классовой борьбы. Из-за краха реформ глава Аргентины Фернандо де ла Руа распрощался с президентским креслом. Перед уходом в отставку де ла Руа ввел чрезвычайное положение, распустил правительство и выгнал взашей министра экономики Доминго Кавальо.
Сейчас отечественные экономисты облегченно вздыхают: слава богу, хватило ума не пригласить сеньора Доминго на роль спасителя России. Прими правительство Примакова осенью 98-го рецепты доктора Кавальо — кто знает, может быть, сейчас у Белого дома ходили бы озлобленные голодные толпы...
В свое время аргентинский “молодой реформатор” кавалерийским наскоком реформировал финансовую систему страны, жестко привязав национальную валюту — песо — к доллару США: 1 песо = $1. Такая нехитрая схема ограничила пространство для маневра в кредитно-денежной политике, однако смогла побороть инфляцию, вызвала рост экономики (на поверку оказавшийся кратковременным) и создала Кавальо репутацию экономического кудесника. Если отвлечься от того, что побочным эффектом чудодейственной шоковой терапии стали 130 миллиардов долларов внешнего долга и миллионы безработных, то аргентинская ультралиберальная модель была образцово-показательной.
Но тут случился мировой финансовый кризис — тот самый, который подкосил Россию. Тогда и Аргентине досталось. Но вместо того чтобы заморозить выплаты по внешним долгам и направлять ресурсы на оздоровление внутренней экономики (к чему в конечном счете и пришло российское правительство образца 1998—1999 годов), правительство аргентинское с 1998 года занималось исключительно выпрашиванием траншей МВФ и в результате крепко “подсело” на кредитную иглу. Валютный фонд успокаивал Кавальо, обещая выплатить кредиты; правда, потребовал резко сократить расходы бюджета — а это означало свертывание всех социальных программ. В стране, где 18,5% активного населения — безработные, из которых 5 миллионов — просто нищие, такое решение равносильно смертному приговору. Однако команда Кавальо схватилась за предложение МВФ, как утопающий за соломинку. За неделю до дефолта Аргентина заявила о том, что ради очередного транша готова урезать расходы настолько, насколько потребует кредитор.
Чтобы начать выплаты по внешнему долгу, успевшему дорасти до $155 млрд. (причем шансов на его погашение у Аргентины нет), правительство заморозило большое количество банковских счетов, ограничило сумму наличных денег, которые вкладчики могли снять со счетов, одной тысячей долларов, и, что самое главное, аргентинцев призвали потуже затянуть пояса во имя будущего благосостояния. Вот тут-то и загремели пустые кастрюли, и полетели камни. “Низы” подняли бунт.
Вскоре мятеж докатился и до столицы: прорвав полицейские кордоны, манифестанты подожгли здание министерства экономики, где еще недавно заседали творцы аргентинского рыночного чуда... Полиция взяла под охрану квартиру Кавальо. Экс-министра предупредили: его жизнь в опасности, и на улице ему лучше не появляться. Ходят слухи, что главный виновник кризиса собирается бежать из страны.
Жертвы множатся. В ходе штурма магазинов в городах Розарио, Конкордия и Мендоса погибло пятеро человек. В Санта-Фе застрелен 15-летний подросток. В Буэнос-Айресе владелец китайского магазинчика зарезал кухонным ножом ворвавшегося к нему мародера, другой лавочник открыл огонь по обезумевшей толпе. Менее удачливого предпринимателя, пытавшегося защитить свой магазин, грабители забили до смерти. Всего же с начала беспорядков более 20 человек погибло, около 180 ранено.
На улицах часто можно увидеть людей, катящих тележки из супермаркета, до отказа набитые “трофеями”. Особым спросом среди мародеров пользуются почему-то растительное масло и туалетная бумага. И, само собой, в округе не осталось ни одного неразграбленного винного магазина. Подростки и даже дети упиваются из огромных бутылей с сидром, в то время как их родители сосредоточенно катят по улице бочки с дорогими винами. Полиции в радиусе нескольких миль и след простыл. Те же очевидцы утверждают, что каждый второй несет из разграбленного магазина... рождественскую елку. Революция — дело важное, но Рождество — это святое.
