Подростки с дотошностью вырисовывают в тетрадях сегодняшнее число. Дальше — повторение зазубренных накануне фраз: “спасибо — пожалуйста”, “здравствуйте — до свидания”, “извините”.
Вдруг рюкзак опускается на голову соседки по парте. Летят ручки, карандаши, тетради... И так же мгновенно все заканчивается. “Вася, что должен говорить каждый культурный человек?” — спрашивает учительница. “Спасибо... ой, нет, забыл...”
Так начинается день в Ногинской специальной школе-интернате №7.
— Эти дети особенные, — говорит Наталья Арсеньевна Карэ, директор школы. — То, что обычный ребенок впитывает с молоком матери, им приходится объяснять по тысяче раз на дню.
Трехэтажное розоватое здание школы — дом для тех, кому врачи поставили диагноз “олигофрения”. Идем по коридору. Старшеклассники парочками ходят вдоль стен, механически кивая в знак приветствия. Малыши дичатся — прячутся за спину директорши.
— Я сама инвалид, — кивает на свой протез руки Наталья Арсеньевна, — поэтому хорошо их понимаю... А они, считай, или сироты, или дети алкоголиков. Мы с ними — одно целое, одна большая семья в 450 человек. К нам попадают дети с явным слабоумием, засидевшиеся в классах обычной школы, то есть уже сравнительно большие.
— Сегодня показываю им картинки животных: у козы — козленок, а у овцы кто? Говорят: “Овценок”, — смеется учительница. — “Это что?” — показываю на вымя. Илюшка хихикает в ладошку, а сказать стесняется.
— У нас 8 классов — это как начальное образование в обычной школе, — объясняет директор. — Девятый — профессиональный. Чтобы прокормиться в большой жизни, надо уметь хоть что-то делать.
Настоящая кухня: плита, буфет, стол и стулья. За партами мальчишки пишут новый рецепт, потом повторяют технику “кулинарной безопасности”, чтобы ненароком чего не вышло... “Вот вырасту, — мечтает 14-летний Саша, — поваром стану. Как Танька! Она сейчас у нас в столовой работает”.
“Голова не работает, зато руки есть”, — показывает кабинеты труда Наталья Арсеньевна. Стучат молотки, жужжат швейные машинки. В Ногинске изделия детей пользуются спросом. Сделать ли мебель в прихожую бабушке-пенсионерке, сшить ли недорогой халатик — все деньги. А на изготовление садового инвентаря даже приходят заказы.
— Каждый получает четверть от стоимости своего изделия. Это такая зарплата. К концу месяца прилично получается. Деньги, правда, они не тратят — берегут на подарок маме. Если что-то уж очень нужно, я иду вместе с ними покупать.
Бывает, что доверчивые ребята сбиваются с правильного пути.
— Они как роботы: воспринимают все, что им говорят, — рассказывает Наталья Арсеньевна. — Вот и попадают в плохие компании. А потом новые дружки решают: раз он такой, — крутит директор пальцем у виска, — можно его подставить. А они этого не понимают. Ведь для них друзья — всегда хорошие люди.
Дни рождения отмечают все вместе в конце месяца. Иной раз на них приходят мамы: “Чаще приходится заранее предупреждать о том, что у ее ребенка праздник. А некоторых и силком сюда не затащишь — отнекиваются, мол, подарить нечего. Приходится покупать подарки и говорить, что от мамы, что она сама прийти не смогла, потому что болеет”.
— Их будущее — моя забота, — говорит директор. — С полученным у нас образованием они могут пойти в шестой класс вечерней школы, но таких очень мало. Руками работать у них лучше получается. Но некоторые все же становятся “большими людьми” — устраиваются на рынки и получают, между прочим, даже больше, чем их учителя.
