— Товарищ капитан второго ранга, разрешите обратиться?
...Он вырастает из темноты совершенно неожиданно: мужчина лет пятидесяти, судя по выправке, бывший военный моряк. Вскинув руку к виску, он смотрит на моего спутника — замначальника отделения воспитательной работы Краснознаменной Кольской флотилии разнородных сил Северного флота Евгения Бражникова. Ветер, снежная буря, полярная ночь. И город тоже Полярный — база флотилии. Автобусы после 22.00 здесь музейная редкость. Мы идем пешком, вернее, закрываясь воротником, практически ползем к гостинице...
— Разрешите обратиться?
— Да, конечно, — отвечает Бражников.
— Товарищ, извините, — мужчина на секунду замолкает, но все же решается. — Не будет ли у вас двух рублей?
— Да-да, — торопливо говорит капитан и достает из кармана деньги.
Вместе с моей мелочью получается около червонца. Мужчина благодарит и исчезает в полярной ночи.
— Нет, вы не думайте, — вдруг говорит Бражников, словно прочитав мои мысли, — на самом деле среди моряков очень мало нищих и бомжей.
А я и не думаю...
Укол шила — смерть для английских летчиков
— Так вот, дали мне задание покрасить гальюн (на флотском жаргоне — место общего пользования. — С.М.), а на следующий день должен был приехать начштаба...
Мы сидим в кабинете замов по воспитательной работе, изо всех сил греемся чаем и коньяком в развеселой компании командиров подлодок. Со знаменитого “гальюна” начинаются все североморские байки. Как заметил один из подводников, тема дерьма на флоте неисчерпаема.
Флотский юмор — явление особого порядка: грубый, непритязательный, часто рождающийся прямо на построениях. Мне довелось услышать непревзойденное по смыслу: “Вы просто мертворожденный об кафельный пол!”.
Байки хорошо идут под “шило” — фирменный напиток североморцев. Готовится “шило” так: в емкость с техническим спиртом осторожно наливают воду, при этом постукивая по стенке карандашом. Начнет звенеть — значит, готов.
— С нашими доходами — самый тот коктейль! — приговаривает командир подлодки, разливая всем “огненную воду”...
Офицерская зарплата на Северном флоте — 7—12 тысяч рублей. Цены не уступают московским. А коммунальные услуги просто бросают в дрожь: за “двушку” приходится ежемесячно выкладывать по 2500 рублей. Кстати, платить деньги вовремя морякам стали лишь в последний год. До этого задержки зарплаты порой составляли 3 месяца. Офицеры вспоминают, как тратили последние копейки на курево — поесть можно было и на корабле.
Зато подводники с гордостью рассказывают, как в 2001 году подлодка “Вологда” принимала участие в праздновании 100-летия королевских сил Великобритании. На борт нашей “Вологды” поднялись чинные английские летчики: два стакана “шила” — и на берег они не вернулись...
— Здоровье у них, конечно, слабоватое, — в один голос говорят офицеры, разливая по третьей.
Третий тост по традиции — за тех, кто в море.
— Раньше за это пили не чокаясь. После “Курска” традиция изменилась, — говорит Евгений Бражников, — пьем как за живых, чтобы вернулись живыми.
По словам офицеров-североморцев, после трагедии “Курска” кое-что изменилось к лучшему. Топлива стало больше, и корабли чаще выходят на задания. Но это капля в море. Ведь корабли стареют, их списывают, а моряков увольняют.
— Если бы нам сказали: “Товарищи, мы вам не будем платить зарплату три месяца, но на эти деньги построим новый корабль”, — согласились бы все, я уверен, — говорит Евгений Бражников.
Но корабли не строят.
Силы нет, ума не надо
— Когда я начинал службу в Кольской флотилии, здесь было 100 кораблей и самостоятельная 4-я бригада подводных лодок, — говорит капитан первого ранга замкомандующего Кольской флотилией Василий Костюков. — Кораблей стало меньше на треть, людей осталось 5 тысяч.
В середине ХХ века ЗАТО (закрытый административно-территориальный округ) Полярный, где, собственно, мы и “шилились”, был первой столицей Северного флота. Тем самым городом, что вырастил элиту Северного флота России. 1 июля 1982 года здесь была создана Краснознаменная Кольская флотилия.
Сегодня об этом стараются не вспоминать. Слишком разителен контраст между прошлым и настоящим. В последние десять лет руководство страны с упоением “сжигало корабли” — и в прямом, и в переносном смысле.
— Раньше на базу ежегодно приходило по 3—4 новых корабля и две подлодки, — говорят офицеры. — А с 1990 года, за все 12 лет, пришло 3 новых корабля.
Один за другим вымирают гарнизонные поселки вокруг Мурманска. За последние годы “сокращены” шесть, в том числе — порт Владимир, Гранитный (сокращена бригада ракетных кораблей), Лиинахамар (расформирована бригада военных кораблей). А знаменитый Рыбачий (“А волны и стонут, и плачут...”) и правда растаял в тумане.
Похоже, интерес к Северному флоту России сегодня проявляют разве что западные спецслужбы. Только за 6 месяцев 2002 года зафиксировано 24 попытки получить информацию, связанную с Северным флотом. Проникнуть на закрытые территории пытались военные разведчики Великобритании, США, Франции, Норвегии.
Но дело даже не в том, что “враг” ходит под боком. Натовцев беспокоит вовсе не наша огневая мощь, а наш... радиоактивный мусор. Поскольку российские власти намерены создать на Кольском полуострове береговые хранилища для реакторных отсеков атомных подводных лодок.
В остальном “противнику” глубоко плевать на нынешний российский флот.
Флот самоубийц
Об этом человеке мне рассказал Бражников. Николай, один из лучших офицеров-североморцев, к 37 годам дослужился до капитана второго ранга, а дальнейшего “погонного” роста не предвиделось. На его зарплату семья из трех человек едва сводила концы с концами.
Корабль Николая не выходил в море очень долго — не было топлива. А потом от офицера ушла жена.
Нет, он не спился и не уволился. Он заперся у себя дома и тупо смотрел телевизор. Друзья пытались помочь, “прикрывали” на службе, приходили к Николаю домой, уговаривали взять себя в руки и вернуться на службу. Потом приехал старый знакомый из Подмосковья и увез офицера с собой. Но удалось ли вернуть его к нормальной жизни, неизвестно.
— Уволенные в запас и те, кто вот-вот будет уволен, — группа риска, — говорит Василий Костюков. — Сбережений никаких, пенсия не очень, перспектив устроиться на нормальную работу почти нет. Нередко они заканчивают либо в местном психдиспансере, либо охотой на “белочку”.
Из сообщений информагентств: “9 ноября 2002 года командир одной из подводных лодок Северного флота покончил жизнь самоубийством, застрелившись в своей каюте. Подлодка стояла на заводе в Полярном, близ Мурманска. Как сообщил представитель штаба Северного флота, причиной самоубийства командира подлодки стали семейные неурядицы”.
Это единственный случай, просочившийся в печать. Самоубийств на Северном флоте не просто много — катастрофически много. Командиры говорили мне о 6 моряках-самоубийцах. Офицеры в неформальных беседах называли цифру 9. Замредактора газеты “Полярный вестник” Лариса Головина рассказала о страшном месяце, когда на каждую неделю приходилось по два самоубийства.
Самый большой процент покончивших жизнь самоубийством военнослужащих зарегистрирован именно на СФ. Далее следуют Тихоокеанский и Балтийский, на четвертом месте Черноморский флот.
Чаще всего в причинах фигурируют семейные проблемы. Но в то, что североморец может нажать на курок только потому, что его не понимает жена, не верит никто.
— Тот человек, что два рубля просил на улице, — говорит Бражников, — скорее всего бывший моряк. Но попрошайничество у нас — исключение. Если моряк опускается до такого, значит, флот на грани вымирания...
Тяжелую паузу прерывает подводник Сергей — самым испытанным способом:
— Так вот, покрасил я гальюн, — наполняя стаканы, вспоминает он свою матросскую юность, — а фановая система (система смыва. — С.М.) на подлодке выглядит так: очко закрывается, открывается специальный клапан, и под давлением все содержимое баллона гальюна выдувается в море. Я, значит, этот унитаз закрыл крышкой, сверху надо ставить распор — чтоб, значит, держало — и только потом открывать клапан. А распора нет — куда-то дели. Нашел я молодого, поставил его на крышку, чтобы он как бы вместо распорки был. Ну и открыл клапан. Все бы ничего, — Сергей выдерживает драматическую паузу, — только молодой больно хилым оказался. Давление пошло — и как его подымет!.. Ну и все это содержимое, само собой, во все стороны!
Хохот не смолкает несколько минут. Гвозди бы делать из этих людей.
Торпеду съели дети полярников
Вот лишь несколько цифр из жизни матросов Северного флота.
127 человек последнего призыва — из неполных семей. 37 призывников прошлого года уволены “по линии психиатрии”. В учебной роте у 18 человек из 30 недостаток веса. И только 2 (!) человека из 30 молодых матросов годны к воинской службе на надводных кораблях.
Внимание, вопрос: как сюда попали остальные 28?
Но, по правде говоря, им повезло. В Сухопутных войсках на проблемы призывника вряд ли кто обратит внимание. А на корабле все зависят друг от друга, так что ни один матрос не выйдет в море неподготовленным. “Маловесным” оформляют дополнительное питание. Пару лет назад у флотилии было свое подсобное хозяйство: 100 коров. Буренок звали морскими именами, особенным успехом пользовались Мина и Торпеда. Но поступило указание командования: скот убрать. Коров передали детским садам Полярного.
Нынешний контингент срочников заставляет старых морских волков с тоской вспоминать доперестроечные времена.
— У трети наших призывников даже нет среднего образования! — говорит Костюков. — То, что мы сейчас имеем, — в чистом виде рабоче-крестьянские войска. Им лапти раздать — и получится Красная Армия образца 1917 года.
…Этот документ называется “Руководство по борьбе за живучесть”. Живучесть — специфический морской термин — означает способность корабля в случае затопления одного отсека выполнить боевую задачу. Если отойти от уставной абстракции и назвать вещи своими именами — каждый отсек корабля сам борется за жизнь в случае ЧП. Согласно “руководству”, если, к примеру, в одном из отсеков подлодки начался пожар, то в числе первых действий по тревоге — задраить переборки. А товарищи из соседних отсеков обязаны заглушить переборочные двери специальными болтами снаружи — чтобы те, кто внутри, не смогли их открыть. Каждый из моряков знает об этом. Каждый из тех офицеров, с кем мне довелось встречаться, не задумываясь, выполнит указания “руководства”. И будет задыхаться от дыма или захлебываться водой в своем отсеке ради того, чтобы корабль не погиб и — выполнил боевую задачу.
Российские главкомы ценят эту особенность моряков. И, обеспечивая собственную “живучесть”, не просто не слышат слабых сигналов беды, но усердно “навешивают болты” снаружи.
—...Так вот, покрасил я гальюн...
Жаль, что никто из руководства страны не ввел в обиход фразу “мочить в гальюне”. На Северном флоте очень бы посмеялись.
