Валерий Сергеевич Кочетов — член-корреспондент Российской академии сельскохозяйственных наук. Как он сам себя называет, представитель конструктивной оппозиции академическому начальству. По долгу службы часто бывая за границей и зная организацию тамошней науки, имеет свой взгляд на реформирование науки нашей. Этим взглядом он делится с читателями “МК”.
— Валерий Сергеевич, как вам новость: государство в несколько раз повысило выплаты за звания действительным членам и членкорам Академий наук. В одной из газет этот факт преподнесли как отрадный: вот видите, мол, положение в науке исправляется, ученых стали больше ценить. Есть ли повод для ликования в том, что “начальники от науки” стали богаче?
— Пикантность заключается в том, что вы обратились к человеку, который как раз сам выиграл от недавнего повышения довольствия: мне как члену-корреспонденту РАСХН ежемесячно платят по семь тысяч рублей. А месячное пособие академика Российской Академии наук (РАН) составляет уже 25 тысяч рублей — это свыше 800 долларов. Столько денег человек получает и будет получать пожизненно только за то, что он избран действительным членом РАН. При этом он зачастую получает зарплату директора института или высокопоставленного чиновника, которая, как вы догадываетесь, не меньше.
Конечно, недавнее повышение ничего общего с материальной поддержкой нашей хиреющей науки не имеет. Оно лишь в несколько раз увеличило пропасть между теми, кто способен творчески работать за сущие гроши, и теми, кто далек от творчества. Эта мера лишь усугубляет кастовость в нашей науке, ее внутренние противоречия и усиливает отток перспективных исследователей в другие страны.
— Выходит, руководство страны ничего не поняло из углубляющегося кризиса: наконец-то выросший бюджет науки оно направило отнюдь не на развитие приоритетных направлений, а на улучшение материального положения “генералов от науки”. Совсем уж какой-то партийно-советский подход.
— А что же вы хотите: наша наука и остается бюрократизированной системой советского типа. Пока за ученые степени и академические звания будут платить, неизбежны кастовость и коррумпированность в верхних этажах науки. В отличие от общества, которое неузнаваемо преобразилось за полтора десятилетия, научная верхушка до сих пор организована по-старому.
— Что же вы предлагаете — перестать платить “бессмертным” за их статус?
— Это бы стало революцией, со всеми неизбежными страстями, войнами и жертвами. Считаю разумным путь постепенных изменений. Тем более что среди академиков немало действительно выдающихся ученых и заслуженных людей, много сделавших для нашей науки и для страны в целом. Но если в СССР оплата высокого звания была справедлива, то сегодня это анахронизм. Пусть тем, кто получает академическое довольствие, его оставят, а вот вновь избираемым членам академий придется научиться жить без этих доплат.
— Однако несправедливость! Вы-то, сидящий в тепле, конечно, можете кричать штурмующим двери: трамвай не резиновый, всем местов не хватит...
— Понимаю, что легче всего заподозрить меня в стремлении защитить свои мизерные привилегии. Но моя логика состоит в другом. Хватит нам — “до основанья, а затем”. Средний возраст академиков — 75 лет. Их привилегии долго не продлятся — по причинам биологического характера. Пусть себе получают свое до конца за заслуги перед родиной. А молодые академики станут получать в другой форме: гранты на исследования, средства на стажировки за рубежом... Тогда и избираться в наши академии станут те, кто реально способен получить грант и отчитаться за него: ведь за прошлые заслуги грант не получишь — надо представить достойный проект.
На Западе ученая степень и звание не являются товаром. В Америке ни одному политику или бизнесмену не придет в голову купить себе докторский диплом. Потому что он не дает никаких преимуществ. У нас же это неплохое вложение средств.
— Недавно мне рассказали про одного кандидата наук, который никак не мог заработать себе на квартиру. Наконец он нашел решение: написал докторскую диссертацию. Только не себе. А человеку, заплатившему за нее 30 тысяч долларов. И кто-то теперь посмеет говорить, что у нас наука в упадке! Где еще в мире вы найдете такие цены на рынке услуг по подготовке диссертаций?..
— Пока в стране за звания и степени платят — они останутся товаром. А Высшая аттестационная комиссия, присуждающая эти степени, — рассадником коррупции.
Посмотрите: в развитых странах нет никаких ВАКов. Там ученые степени присуждают университеты. И только уровень университета определяет качество этой степени.
— Но попробуйте у нас ввести такую систему — взятки потекут по другим адресам, только и всего.
— Ну и прекрасно! Пусть университеты, если хотят, торгуют степенями. Это принесет им “короткую” прибыль. Вскоре докторские дипломы такого университета перестанут цениться, и никто не захочет там не только защищаться, но даже покупать товар потерявшего престиж учебного заведения. Рынок сам все отрегулирует. Обязательно найдутся университеты, которые не торгуют своим брэндом. И способные ученые будут стремиться получать докторскую степень именно таких заведений.
Ведь и сегодня за границей прекрасно различают дипломы, допустим, Московского физико-технического института и Бурятского педагогического университета... Так же будет с кандидатскими и докторскими дипломами.
Когда звания и степени перестанут приносить деньги — вся обстановка в нашей науке оздоровится. Академии наук, как и в развитых странах, будут всего лишь профессиональными клубами ученых, а не квазиминистерствами, где распределяются деньги.
Кроме того, нам необходимо четко разделить фундаментальную науку и прикладную, которая должна заниматься только внедрением инноваций. Как, например, в Германии.
Там роль нашей РАН играет Общество имени Макса Планка, объединяющее около 50 институтов. Они финансируются государством, их задача — добывать новые знания, а вовсе не получать прибыль. Бывают исключения, когда в фундаментальной науке тоже что-то внедряют, но это редкие государственные заказы, как правило, оборонного характера. Оценивают деятельность ученых Общества Макса Планка не по денежному критерию, а по количеству международных научных премий и индексу цитирования.
Во главе прикладной немецкой науки находится Общество Фраунгофера. Здесь сосредоточен малый бизнес, ориентированный на внедрение инноваций, причем не только созданных в Германии, но любых, из всех уголков мира. Там, где критерий — выгода, неважно, в какой стране сделано изобретение. Государство поддерживает прикладную науку, но не на 100%, а на 20—30%, в зависимости от ожидаемой выгоды.
Вот и нам, по моему убеждению, следует провести инвентаризацию всего отечественного научного хозяйства, сосредоточиться на тех направлениях фундаментальной науки, в которых сохранилась основа — научные школы и техническая база — и в которых мы можем ожидать достижений мирового уровня. А во всех остальных областях перестать гоняться за мировым приоритетом и заняться исключительно внедрением, открыв двери малому бизнесу.
— Но у нас большинство институтов превратились в коммерческие комплексы, в которых ученые могут занимать одну-две комнаты, все же остальное сдается в аренду турфирмам, фитнес-клубам, колбасно-сосисочным цехам — хорошо еще, если не массажным кабинетам...
— С такой арендой, обогащающей исключительно директорский корпус и оставляющей ученых в нищете, необходимо покончить. Аренда научных помещений — это ненормальная мутация, приводящая науку к смерти. Надо обязать институты сдавать свои помещения только профильным фирмам, связанным с внедрением. Решать в каждом конкретном случае должен ученый совет института…
— А его членам что, нельзя заплатить за “нужное” решение?
— Если институт — государственный, именно государство должно контролировать его деятельность. И участвовать лишь в тех коммерческих проектах института, которые стимулируют внедрение новых технологий. Это элемент научной политики, развивающей, с одной стороны, прикладную науку, с другой — малый бизнес.
— Скажите, а разве еще не поздно? При массовом отъезде деятельных ученых за рубеж (масштаб этого явления оценивается примерно в миллион человек, а выраженный в деньгах ущерб России — в 300 миллиардов долларов) многие наши научные направления обезлюдели…
— Потому-то я и говорю, что начинать необходимо с инвентаризации научного хозяйства, все еще огромного и богатого, и его разделения между фундаментальными и прикладными направлениями. Для успеха в любом из них нужны две вещи: мозги и оборудование. Где еще осталось и то и другое — там высока вероятность достижения успеха. На это и следует делать ставку.
— По-моему, можно заранее предсказать, что в этом случае у нас останутся вооружение, космос, авиация, атомная энергетика, ну, может, все еще физика. От остальных наук, видимо, придется отказаться?
— Это не такой простой вопрос. Но даже если перечень наших научных направлений изрядно похудеет, не следует по этому поводу сокрушаться.
Япония, давно ставшая одним из мировых лидеров в науке, начинала с того, что стимулировала развитие именно прикладной науки. А уже потом, когда страна разбогатела на научном бизнесе, она смогла себе позволить заняться фундаментальными исследованиями.
— Если наши ученые продолжат уезжать прежними темпами, о какой отечественной науке можно говорить? Может, пора государству получать за отъезжающих специалистов деньги, чтобы их инвестировать в науку?
— Но во всех странах высшее образование для способных граждан своей страны бесплатно. Если после получения диплома они не могут найти себе в своей стране места — виновато в этом государство, которое неправильно организовало экономику, ошиблось в планировании. Этому государству ни сам человек ничего не должен за свое высшее образование, ни другая страна, пригласившая его на работу.
Отъезд специалистов за рубеж прекратится сам собой, как только структура науки придет в соответствие с возможностями государства и готовить специалистов будут в требуемых областях, а значит, выпускники смогут устраиваться и получать достойное вознаграждение за свою работу.
— Но не гнушается же Индия откровенной продажей своих специалистов за рубеж, а получаемые от таких контрактов деньги идут на поддержание высшей школы. Вопреки нашему тезису о неразрывной связи науки и образования уровень высшей школы в Индии существенно превосходит уровень развития науки в стране. Может, и нам ориентировать свои вузы на роль “международного инкубатора” для подготовки кадров? Фактически делать то, что у нас и без того делают, только за деньги. Кстати, подобный опыт у Советского Союза уже был: мы ведь успешно продавали услуги советских врачей, нефтяников, геологов, металлургов, строителей многим развивающимся странам.
— Что ж, никто ведь не исключает подготовку специалистов по межправительственным соглашениям. Я уверен, что многие страны, особенно европейские, охотно будут инвестировать деньги в наше высшее образование. С Европой проще договориться, чем, допустим, с Америкой: европейцы заинтересованы в продвижении своих фирм на наш рынок и испытывают большую потребность в мозгах. Нашей науке вообще перспективней ориентироваться на сотрудничество с европейской, в частности германской наукой, нежели с американской.
— Неожиданное утверждение! Ведь уезжают ученые с большей охотой в США, и американскую науку принято считать “столичной”, а европейская представляется “провинциальной”.
— Это не совсем так. Американская экономика — сильнейшая в мире, потому и внедряют Штаты успешней других. Вот у них и лучшая в мире прикладная наука. А новые знания по-прежнему, как и на протяжении всего ХХ века, больше всего добываются в Германии. И половина Нобелевских премий так или иначе связана с германской наукой. Поэтому я и полагаю немецкую модель организации науки наиболее приемлемым для нас ориентиром.
