Без макак я никак

Маленькую двухкомнатную квартиру в блочной московской пятиэтажке населяют шестнадцать жильцов. Леня и Таня с тремя сыновьями да Ваня с двумя женами, Надей и Маней, и с двумя же дочерьми от той и другой жены. Есть еще Катя — хмурая старая дева, и еще многодетная мать с четырьмя взрослыми детьми… Все они — одна большая семья, на тесноту не жалуются и разъезжаться не собираются.

И это несмотря на то, что в семействе ожидается очередное прибавление — Маня снова на сносях. Вообще-то Ваня по-настоящему всегда любил только Надю, но Маня активно домогалась сексуальной близости, постоянно хватала его за причинные места, вот и совратила. Никто и не заметил, как это произошло.

У старшей жены только-только родилась дочка, Ваня с нее пылинки сдувал, а Маня завистливо поглядывала на молодую мать. А однажды утром глядь — Маня сидит гордая и счастливая, на руках новорожденного качает. Обманутая жена сцены ревности устраивать не стала, только подошла посмотреть, какого пола ребеночек. Маня ножки младенцу раздвинула, показала: видишь, у меня тоже девочка!

А вот Катя — беда всей семьи. Нервная, постоянно со всеми ссорится. У нее ужасный характер, и это неудивительно, ведь Катя — бывшая наркоманка. Еще в ранней молодости придурки-коммерсанты посадили ее на иглу.

Катя — обезьяна породы макак-резус. Как и Ваня, Маня и Надя.

Всех их, а также пять собак-дворняжек (мамашу и четырех ее дочек) держат у себя дома супруги Леонид Пухов и Таня Виноградова. Вместе со своими сыновьями, семиклассником Костей и третьеклассниками Леней и Темой, они принадлежат к особой породе людей — они клоуны. Потому что только клоуны могут организовать для себя такой большой сумасшедший дом, жить в нем и быть счастливыми.

— Люди в массе своей — одноразовые существа, — считает Леонид Пухов. — То есть проживают одну-единственную жизнь — одна профессия, одна жена, потом пенсия, коммунистические митинги — и все, погост. Я больше всего на свете всегда боялся такой одноразовости.

...Стал актером он именно для того, чтобы прожить не одну, а множество жизней. Театральный период в жизни Пухова длился почти десять лет. Но, несмотря на определенный успех, на такие завидные свои роли, как Раскольников, Мефистофель, Звездич в “Маскараде”, однажды он решил, что исчерпал себя в театре. Леониду уже не хватало сценических перевоплощений, хотелось опробовать новое жизненное амплуа.

Цирк давно привлекал его внимание. Сразу после приобретения первой в жизни собственной квартиры Пухов впервые купил обезьян. Осваивать азы дрессуры, учиться общаться с этими хитрыми тварями приходилось самостоятельно: если большинство цирковых артистов передают опыт из поколения в поколение, то уделом Леонида стал метод проб и ошибок.

Однажды злобные макаки чуть не разорвали его — Пухов посмотрел в глаза самцу, тот воспринял прямой взгляд как вызов и бросился на хозяина. Примеру вожака тут же последовала вся стая — “корпоративная солидарность” у обезьян очень развита, каждый руководитель может только мечтать о таких подчиненных.

— Тогда я понял: нужно, чтобы в тебе признали главного самца. Не хозяина-инородца, не наделенного властью чужака, а более сильного, более умного, более способного соплеменника.

Да простит меня Леонид, но сегодня, в свои шестьдесят два года, он и впрямь похож на своих питомцев — энергичных, подвижных, неутомимых. И если сейчас он смотрит Ване в глаза, тот смущенно отводит взгляд. Знает, кто в доме хозяин!

Вместе со своими обезьянами по линии Москонцерта Пухов объездил всю страну. Делал огромные сборы — когда в провинциальную глухомань приезжали дрессированные макаки, посмотреть на них сбегались все — от мала до велика.

— Аншлаги у меня были почище, чем у Пугачевой. Вернее, не у меня, конечно, а у моих обезьян, сам-то я даром никому не нужен был. А при макаках стал звездой!

Так прошло еще десять лет. В 80-м году Пухова приняли в московскую труппу “Цирк на сцене”, серьезную и престижную организацию. Его собственный “трудовой коллектив” к тому времени насчитывал восемь догов и двенадцать обезьян. Но… Неугомонная душа Леонида опять начала рваться к новой жизни. Не тот он человек, чтобы долго и целенаправленно идти на покорение одной вершины. Их ведь вокруг столько, самых разных вершин!

…Рисовать он любил и раньше, увлекался живописью, одно время, еще в 60-е, на пару с другом снимал мастерскую в Луковом переулке — запойное место интеллектуальной московской элиты того времени. Там частыми гостями были Оскар Рабин, Эрнст Неизвестный, Эдичка Лимонов. Теперь же Пухов решил заняться живописью профессионально. Распродал обезьян и собак, купил краски и холсты… Он еще не знал, что вырваться из магического круга арены не так-то просто, не мог даже предположить, каким страшным способом цирк вернет его назад. Но об этом чуть позже.

К моменту встречи с Ней за плечами у Леонида Пухова было пять браков и пятеро же детей.

— Я был веселый, сильно пьющий. Другой поллитру принял и готов, а мне надо вторую! Все уже под столами лежат, а я поехал за третьей — к таксистам, на вокзал, в аэропорт — у меня все схвачено было. Женщин почему-то тянет к таким...

Женщин так же, как и профессий, ему хотелось познать как можно больше. Женился же он всякий раз после одного и того же разговора:

— Я должна тебе сказать одну очень важную вещь…

— Ты ждешь от меня ребенка?

— Как ты догадался?!

— Все женщины сообщают об этом с одним и тем же выражением лица — злобно-виноватым. Ну не суть. Значит так, завтра идем в загс подавать заявление…

Выросший безотцовщиной (отец погиб на фронте вскоре после рождения сына), он всегда трепетно относился к детям и считал, что у каждого человека должен быть полный комплект родителей. Вот только совместная жизнь с женами не складывалась — в его безумную гонку по жизни не вписывалась семейная размеренность. Да и женщины попадались не те, не те, не те...

К сорока годам пристрастие к выпивке привело Пухова к тяжелой стадии алкоголизма. Он употреблял “БФ”, одеколон, познал прелести белой горячки. Кодирование, торпедирование — все было испробовано и ничто не помогало. Когда Пухов понял, что потребность больного организма стала сильнее разума, он набрал с полстакана таблеток — радедорм, люминал, что-то еще в этом роде, — проглотил и запил водкой. Убойная доза гарантировала смерть, но после семидневной реанимации в Склифе он все-таки выжил.

— Меня потом в больнице долго держали как подопытного, изучали, почему это я не помер. Здоровый был... Я полукровка, во мне чистая еврейская кровь смешана с чистой русской, такие выживают даже там, где выжить невозможно. Только вернувшись с того света, я понял, как хочу жить. И прекратил запои. Кроме собственного желания и собственной воли в этом деле ничто не поможет. Нет другого лекарства от алкоголизма — врачу, который изобретет его, должны дать Нобелевскую премию...

Ее, Таню Виноградову, он увидел холодным весенним днем на старой московской улице, у входа в художественный салон, куда направлялись они оба: она — со стороны Красной площади, он — со стороны Лубянки. Светлые волосы, светлые глаза, ясная светлая улыбка. И ему в тот же миг стало ясно — это Она, та девочка, которую он мечтал встретить все сорок восемь лет своей жизни. Скажете, так не бывает? Оказывается, бывает.

— Ищете акварель? — он склонился над прилавком рядом с ней.

— Да, и еще темперу… — светлый взгляд из-под золотистой челки солнечным лучом озарил все вокруг. — И кисти нужны, беличьи и колонковые, не знаете, где можно достать?

— Не знаю. Но мы найдем, обязательно. Вы художница?

— Да… То есть не совсем. Готовлюсь поступать в училище…

Тогда, в конце восьмидесятых, краски, кисти, подрамники были в большом дефиците. Вместе с Таней они отправились по Москве — в поисках нужного товара кочевали по художественным салонам, потом обменялись телефонами, чтобы звонить друг другу, если удастся что-нибудь найти… Леонид постепенно приучал Таню к себе — так кот осторожно прикасается лапой к заинтересовавшему его предмету и тут же отскакивает, смотрит: какой будет ответ? Но он уже знал, что Таня станет его женой, что они родят троих детей… Они поженились год спустя, еще через год родился Костя, потом Леня, сразу за ним — Тема…

— Оказалось, — улыбается Леонид, — до Тани я при всем своем опыте понятия не имел, что такое женщина, что такое любовь... Все эти годы каждый наш день — а нам иногда приходится вставать в три, четыре часа утра — начинается с чашки кофе, которую я подаю Танечке в постель. Исключений не бывает!

— Таня, — удивляюсь я, — а у вас не было сомнений? Все-таки человек старше почти на тридцать лет, да пять браков за плечами, да какой-то сомнительный жизненный путь — бывший актер, бывший клоун, почему-то ставший художником...

Танин смех напоминает звон серебряного колокольчика:

— Сначала он не сказал мне о возрасте — я думала: ну может, старше меня лет на десять, не больше. И про пять жен не сразу узнала. Ну а когда все это выяснилось, сомневаться было поздно — я уже любила его так, что меня ничто не могло остановить…

В роль художника он вошел так же легко и беспроблемно, как и во все предыдущие роли. Вместе с Таней они выставлялись в престижных галереях, их картины покупали владельцы частных коллекций и фирмы для украшения своих офисов. Пухов проиллюстрировал несколько книг…

Их успех и прилагаемое к нему относительное материальное благополучие схлынули вместе с перестроечной волной всеобщего интереса к искусству. К середине 90-х Леонид “докатился” до продажи своих картин в переходе возле Дома художника на Крымском Валу. Однако торговля шла из рук вон плохо. Прохожие подолгу любовались полотнами, прищелкивали языками и… уходили.

— Есть! — потирая руки, восклицал счастливчик, продавший картину. — Живем, ребята! Расперчаемся!

Гонец немедленно отправлялся за бутылкой, замерзшие художники-продавцы разливали водку по пластиковым стаканчикам. За день удавалось продать по нескольку картин, так что Леонид часто возвращался домой на рогах. Опасаясь последствий, Таня стала стоять “на точке” сама.

— Один раз так тошно стало! Стемнело уже, а я с утра на ногах, устала, закоченела. Думаю: неужели теперь всю жизнь будет так — валенки, пуховик, нищета? — заливисто хохочет она, вспоминая об одном из самых тяжких периодов своей жизни…

Денег тогда им не хватало даже на еду. Кормились в основном за счет детской молочной кухни. Но самое страшное ждало их впереди.

Однажды им как многодетной семье выделили билеты в цирк. Они отправились все впятером. Во время представления дети восторженно визжали, Таня сияла тихой радостью, Леонид молчал, не сводя глаз с арены. Возвращаясь домой, он тоже не проронил ни слова. А вечером выпил водки, закрылся в ванной и вскрыл себе вены. Жена кричала, стучала в дверь, но он не слышал ее.

— Как ты мог? — спросила она его позже, когда дверь в ванную была взломана, когда уехала бригада “скорой”, когда жизни мужа опасность уже не угрожала. — А как же я? А мальчики?

— Это было предательство, — ответил он. — Пожалуйста, прости. Я забыл и о тебе, и о детях. Просто понял вдруг, что совершил ужасную ошибку, что делаю совсем не то...

Три дня после этого случая он ходил по дому как невменяемый, ни о чем не говорил, ничего не слушал.

— Я очень боялась: а вернется ли он к нормальному состоянию? — говорит Таня. — Ничего, вернулся!

Ее смех-колокольчик снова разливается серебряными трелями. Как может она смеяться, вспоминая этот кошмар? Другая не смогла бы, а Таня — может. Потому что все это — уже в прошлом. Стоит ли страдать по поводу прошлых бед?

— Видно, есть во мне какая-то склонность к самоубийству, — пытается анализировать Леонид. — Но главное — в тот день я понял, что без цирка мне не жить, что цирк не отпускает меня.

У родных-знакомых они заняли деньги и купили обезьянку — это была тогда еще совсем маленькая Маня. Леонид научил ее держать стойку на руках, есть ложкой манную кашу, играть на электрогитаре, стал выступать с нею по школам и детским садикам... Поначалу Татьяна и не помышляла о том, чтобы подключаться к этому делу. Но как останешься в стороне, когда дома такое творится?

…Сегодня у них есть самостоятельный полноценный спектакль “Макак-рок”, в котором заняты все шестнадцать членов семьи. Обязанности распределены четко: Леня и Таня — клоуны, обезьяны играют на клавишных, ударных, саксофоне, у мальчишек в программе свой номер с собаками. Реквизит — а это огромный пятнадцатиметровый шатер, музыкальные инструменты для обезьян, гигантский робот-шпрехшталмейстер, куча прочих причиндалов — конструирует и изготавливает Леонид. В той же квартире кроме шестнадцати жителей есть также металлообрабатывающий и слесарный станки...

— Удивительно, у вас чисто и довольно-таки просторно…

— Это называется рациональная организация пространства. Девиз — ничего лишнего. То, что не очень нужно, но жалко выбросить, немедленно вывозится к бабушке. Остальное, то есть необходимое, грамотно распределяется по имеющейся жилплощади: клетки с обезьянами — в кухне, мы с Таней и реквизитом — в маленькой комнате (штабеля ящиков, чемоданов и кофров занимают добрую ее половину. — И.Ф.), дети со станками — в большой, собаки — повсеместно. Ну а что касается чистоты, то тут рецепт один — убираться надо почаще, и все!

— Детям нравится такая жизнь?

— Дети — полноправные участники наших представлений. Между прочим, у каждого из них в 1999 году появилась своя трудовая книжка. Мы все числимся в московском театре “Каскадер”. Теме всего восемь, а его официальный трудовой стаж — три года! Помимо обычной они учатся еще в музыкальной школе. Устают иногда — работать с животными надо каждый день. Перед представлением у нас подъем в пять утра — ведь на монтаж реквизита уходит 4—5 часов. Мы все это вместе делаем, у каждого свои обязанности.

— Вам их не жалко?

— Они мужчины. Была б у нас девочка, мы б ее холили и лелеяли...

— Для вас будет ударом, если они, когда подрастут, выберут себе другие профессии?

— Они не выберут!

Действительно, на мои провокационные вопросы о профессиях, хороших и разных, мальчики дружно отвечали: только артистами!

— Неужели вы не устаете друг от друга? Чтобы не нести домой производственные проблемы, обычно придумывают разные уловки — например, не говорят дома о работе...

— Ну у нас не говорить о работе не получится, наша семья — это и есть наша работа. Даже в отпуск, в деревню, едем с нашей “работой”, все вместе, с собаками, с обезьянами... Куда же их денешь? А ссоры... Без них невозможно, потому что в жизни не бывает все хорошо. Главное — не выяснять отношения, иначе можно далеко зайти. Мы обычно в такие моменты отмалчиваемся, а потом и сами не можем вспомнить, из-за чего поссорились!