Мир в Чечне — это легенда. Красивая, желанная, но — легенда. Если в нее всерьез поверить — она может страшно обмануть.
В ординаторской подмосковного военного госпиталя тихо. На столе — медицинские инструменты и разбросанные фотографии: люди в военной форме и белых халатах, забинтованные мальчишки и старики, а чуть поодаль — снимки военного госпиталя №1458 в Моздоке. На них утопающие в листве здания еще целы и невредимы. Сегодня их больше нет...
Перед очередным выпуском новостей к телевизору в ординаторской собираются все, кто не занят с тяжелобольными пациентами. Они напряженно ждут сообщений из Моздока, ищут знакомые лица и вглядываются в списки с фамилиями погибших и пострадавших: слишком мелкий шрифт, фамилий столько, что не умещаются на экране...
— Вроде промелькнуло — Алек Дзуцев? Помните, он — начальник хирургического отделения?
— Но ведь он не Алек, а Александр?..
— Господи, хоть бы не он...
Подполковник Александр Ковалевский — старший ординатор кардиологического отделения — вернулся из Моздока меньше года назад. На листе бумаги, рассказывая, он рисует схему: вот прямоугольный забор из стандартных двухметровых бетонных плит (примерно 200 на 100 метров), которым обнесена территория моздокского госпиталя.
Он был расположен на территории картонажной фабрики; главный 4-этажный корпус — это приспособленное для стационара здание, раньше там находилось управление фабрики, теперь фабричные цеха остались за забором. В стационаре на 1-м этаже располагались приемное диагностическое отделение и администрация, на 2-м — рентгенкабинеты и часть хирургических палат, на 3-м — операционное отделение хирургии и палаты для самых тяжелых больных, на 4-м этаже — терапия. За корпусом — столовая и аптека.
Слева от главного корпуса стояло несколько палаток. Они были установлены капитально и напоминали скорее небольшие бараки для отделений дерматологии, психиатрии и неврологии. Здесь же, чуть ближе к воротам, пару лет назад выстроили одноэтажное здание инфекционного центра. Для этого, говорят, начальник Главного военно-медицинского управления Минобороны генерал-полковник Иван Чиж заставил раскошелиться кое-кого из московских толстосумов и начальников военных санаториев: “Вы там жируете, — сказал он, — а они тут жизни спасают, им условия нужны”. В результате новый корпус был построен по евростандарту: с оборудованными изоляторами, палатами, смотровыми...
Направо от центрального въезда в госпиталь стояли палатки для легкораненых — тех, кто мог самостоятельно передвигаться. Теперь на этом месте — завалы из раздробленных бревен и кирпичной крошки. Передвигаться никому больше не нужно...
Госпиталь охранялся, как любой военный объект: на проходной у стандартной железной двери дежурили два солдата с автоматами. Перед козырьком подъезда приемного отделения из бетонных блоков соорудили дзот. Правда, там снайпер находился только во время усиления режима охраны. В этом случае стрелки дежурили еще и на крыше главного корпуса, и на пулеметных точках возле забора.
Перед проходной всегда стояла перегородка с “ежами”, обмотанными колючей проволокой, которая преграждала путь машинам, чтобы они не могли влететь на территорию госпиталя с большой скоростью. Перегородка была довольно легкая, и, когда машины подъезжали к воротам, часовые руками отодвигали ее в сторону.
Рисуя схему, подполковник Александр Ковалевский все время пытался найти ответ на вопрос: как могло случиться такое, что автомобиль прорвался на скорости на территорию госпиталя? “Скорее всего, — считает он, — в этот момент из ворот кто-то выезжал, и часовые могли отодвинуть перегородку с “ежами”. А “КамАЗ” — машина большая, протаранить железные ворота ей ничего не стоит. Меры по усилению охраны госпиталей принимаются давно, но где та грань, за которой лечебное учреждение превращается в подобие крепости — тюрьмы?..”
Госпиталь развернули на окраине Моздока с тем, чтобы вдали от городских строений легко можно было разместить вертолетную площадку. Ее оборудовали метрах в двухстах от основной территории. На верхнем этаже главного корпуса постоянно дежурил санинструктор. Услышав шум вертолета, он сразу отправлял к нему две санитарные машины. В них быстро перегружали раненых и больных, привозили в приемное отделение, где уже сортировали: кого — в операционную, кого — в терапию...
Бывало, что “вертушка” привозила и чеченцев со стреляными ранами. Врачам объясняли, что это чеченские милиционеры, которые получили ранения при спецоперациях. Правда, они иногда так загадочно молчали о своем милицейском прошлом, что оно у врачей вызывало большие сомнения. Но их все равно лечили. Помогали всем, и местным жителям тоже. Ведь у женщины с ребенком не написано в паспорте, что она жена бандита. Да и не предполагает профессия врача отказывать больному в помощи — даже врагу. Так что догадывались, знали, но лечили. Может быть, поэтому и чувствовали себя в некоторой безопасности?..
“Однажды ко мне подошел солдат и обратил мое внимание на медсестру-чеченку, — рассказал подполковник Эдем Бектемиров — начальник приемно-диагностического отделения инфекционного Центра военного госпиталя (он вернулся из Моздока больше года назад): “Узнайте, пожалуйста, проверяли ли ее, прежде чем взять на работу. Эта девушка смотрит на меня словно через прицел автомата... Мне понятны ее обиды: ведь у меня в военном билете наград записано больше, чем у нее золотых зубов во рту, — но все равно неприятно”.
Подполковник Бектемиров тогда доложил руководству — и выяснил, что для работы в госпитале все местные жители проходят довольно строгий отбор. И своей работой очень дорожат: в городе, где повальная безработица, попасть в госпиталь на высокооплачиваемую (по местным меркам) должность — большая удача.
Хирургическое отделение в госпитале было всегда забито до отказа. Раз в два дня, даже когда не проводилось никаких крупных боевых операций, прилетала “вертушка” с примерно десятком раненых и больных. Их доставляли, оперировали, возвращали к жизни и отправляли долечиваться на “большую землю” — во Владикавказ, Самару, Москву... Бывало, что хирурги сутки напролет проводили в операционной, поэтому “вахтовым методом” сюда приезжали врачи из всех госпиталей России. Тем более что военные медики обязаны побывать в “горячих точках” и получить опыт боевой работы. Зимой прикомандированные специалисты жили в терапевтическом отделении, а летом — в палатках. Врачи постоянного состава все имеют квартиры в городе, поэтому, когда вечером прогремел взрыв, пострадали в основном те, кто оставался на территории госпиталя.
А оставались многие. Здесь вообще было не принято смотреть на часы: дежурили столько, сколько требовалось больному. Пытались выхаживать даже самых безнадежных. Однажды в дежурство анестезиолога-реаниматолога Алексея Скакова привезли парнишку-контрактника. После пожара в танке на его теле живая кожа осталась только на поясе под ремнем и под сапогом — на пятке. Дома остались мать, которая потеряла старшего сына в первую чеченскую войну, и жена. Шесть дней доктор Скаков не уходил из реанимации, хотя понимал, что с такими повреждениями не выживают. Он сумел привести его в сознание, чтобы тот попрощался с женой. Когда она подошла к мужу, ей разрешили дотронуться только до его пятки, но он узнал ее, простился, а через два часа — умер...
Сумеет ли наша власть когда-нибудь отдать свои долги этим людям? Для этого нужно, наверное, ответить: почему они погибли, ранены, попали в беду, где это случилось — на войне или просто “на работе”?.. Ведь буквально несколько дней назад руководители ФСБ и МВД говорили, что в Чечне крупные бандформирования уничтожены. Но война с помощью террористов-одиночек — это тоже война, которая уносит десятки и сотни жизней.
Так что мир в Чечне — это легенда. Красивая, желанная, но — легенда. Если в нее всерьез поверить — она может страшно обмануть. Легенду создать нетрудно, еще легче в ней разувериться. Но тогда в душе человека обязательно поселится недоверие к тем, кто его обманул...
В Моздоке существует легенда о Моздокской Божьей Матери, хранящей город от беды.
В начале прошлого века, когда на Кавказе с кровью устанавливали советскую власть, житель Моздока выловил из воды православную икону с ликом Девы Марии. Обнаружил он ее среди обломков домашней утвари, хлама и трупов, которые несли воды Терека из уничтоженного отрядом Красной Армии горного аула. Он отнес икону в городской храм. Ее назвали иконой Моздокской Божьей Матери — потому что вскоре после этого события на Кавказе установился мир.
Уже в наши дни, после начала первой чеченской войны, местные жители прошли с этой иконой крестным ходом вокруг Моздока. Во время войны здесь стреляли, над городом летали самолеты и вертолеты с полным боезапасом, было выпущено множество ракет... Но ни одна ракета, ни один самолет не упали на город. До недавнего времени, когда шахидка взорвала военный автобус на подъезде к аэродрому, не было даже ни одного кровавого теракта. “Нас бережет икона Моздокской Божьей матери”, — уверяли жители.
Видно, даже у Бога иногда опускаются руки...
ЧТО ИЗВЕСТНО НА ДАННЫЙ МОМЕНТ:
В моздокском госпитале на момент взрыва находилось 125 человек.
По последним данным, из-под завалов в Моздоке извлечены тела 50 погибших. Опознаны 38 тел, личности 12 погибших пока остаются неустановленными.
Взрывное устройство, приведенное в действие террористом-смертником при совершении теракта в Моздоке, по последним данным, имело мощность 1,5 тонны в тротиловом эквиваленте.
Министр обороны С.Иванов на время проведения следственных действий отстранил от должности начальника Моздокского гарнизона, командира 429-го мотострелкового полка. Вопреки всем существующим приказам, Моздокский гарнизонный военный госпиталь на момент совершения теракта не был оборудован никакими средствами принудительной остановки автомобильного транспорта.
В клинику Военно-медицинской академии Петербурга доставлены шесть раненных в Моздоке врачей — сотрудников Военно-медицинской академии, в течение двух месяцев находившихся в служебной командировке.
Военная прокуратура Северо-Кавказского военного округа задержала начальника военного госпиталя Моздока подполковника медицинской службы Артура Аракеляна. Он подозревается в совершении преступлений, предусмотренных статьями УК РФ “Неисполнение приказа” (статья 332) и “Преступная халатность” (статья 293).
В воинских частях, лечебных учреждениях и военных санаториях, дислоцированных на территории Северо-Кавказского военного округа (СКВО), усилены меры по предупреждению диверсионно-террористических актов со стороны экстремистов.
В воинских частях, дислоцированных на территории Северо-Кавказского военного округа (СКВО), 4 августа объявлено днем траура.
По предварительной информации, заказчиком теракта в Моздокском военном госпитале был известный чеченский террорист Шамиль Басаев. Правоохранительные органы задержали продавца автомашины “КамАЗ”, которую использовал террорист-смертник при взрыве моздокского госпиталя.
